Chapter Text
Хонки стоит на крыше. Он в одном худи, и этого маловато для начала весны, путь и на улице довольно тепло. Вообще он на вечеринке, но сегодня он успел пресытиться общением и решил сбежать на крышу, подальше ото всех.
Воздух невероятно сладкий. Он закрывает глаза и отключается от всех звуков, просто дышит, приводя свои мысли в порядок.
Чихо тоже здесь. Он вышел вслед за ним и стоит неподалеку, не подходя к нему. Может быть, в нем проснулась робость. Может, он не знает, что сказать.
Хонки тоже не знает. Он знает теперь, что чувствует, но все так же не уверен, что с этим делать и к чему это приведет.
В последние дни ему очень сильно хочется уехать отдохнуть. Его тянет к морю, туда, где потеплее, подальше ото съемок и записей. Просто ненадолго отключиться от всего и дышать. Но он не может никуда уехать сейчас. Не тогда, когда воздух между ним и Чихо такой плотный и сжатый, и между ними висит сотня нитей, но ни один из них не знает, какие нужно отрезать, а какие оставить. Сбегать тогда, когда ты кому-то нужен, совсем не в стиле Хонки.
Им нужно поговорить.
Хонки слышит звук шагов. Чихо подходит ближе.
— Ты снова заболеешь так, хен. — Говорит он негромко и накидывает на плечи Хонки плед.
Чихо перестал прятать свою заботу, понимает Хонки, оборачиваясь и смотря ему в глаза. Он не прячет от него больше ничего. Даже выражение лица никак не контролирует.
Сейчас Хонки понимает, как сильно Чихо себя сдерживал. Посмотри он на него так хоть раз раньше, он бы сразу все понял.
— Ну и хорошо. Хоть передохну немного, — криво улыбается в ответ Хонки.
Чихо стоит перед ним в шапке и расстегнутом пуховике. Он такой уютный и теплый даже на вид, что Хонки стоит усилий его не касаться.
— Я хочу поговорить с тобой.
Хонки переводит взгляд выше и смотрит Чихо в глаза.
— Хорошо.
Чихо кусает губы. Хонки хочется сказать ему перестать, потому что они и так все искусаны.
— Ты жалеешь о том, что произошло между нами?
Хонки не ожидал, что Чихо решится сказать это напрямую, но тому всегда удается его удивить.
— Нет.
— Это имеет для тебя значение?
Хонки улыбается.
— Да.
Чихо смотрит прямо на него, не прячась. В полумраке Хонки разглядывает его серьги, челку, губы. Вспоминает их вкус. Мысленно сам себе удивляется.
— Давай попробуем, хен. Я знаю, что это непросто. У меня такого никогда раньше не было. Но я не хочу отказываться от того, что чувствую, если ты тоже это чувствуешь.
Хонки чувствует, что не может больше просто стоять и позволять Чихо делать все за них двоих. Он вспоминает его беззащитное лицо той ночью и как пальцами собирал соленые капли, и берет Чихо за руку.
— Чихо, ты же понимаешь, что мы не в сказке. У таких отношений нет идеального продолжения и красивого конца. Это будет сложно и тяжело, и мы постоянно будем прятаться.
Чихо, конечно, все это знает. Но вопрос не в этом, а в том, готов ли он к этому.
Хонки не может заглянуть в чужую голову и сказать наверняка, что чувствует и думает Чихо, но он точно может говорить за себя. У него были разные отношения, он многое пробовал, и ему не нужны сейчас отношения с парнем, просто чтобы развлечься. Если пробовать, то по-настоящему и без путей отступления. Сейчас он буквально готов всего себя отдать. Чувствует ли Чихо то же самое?
Если бы все люди, связанные отношениями, чувствовали одно и то же, все было бы намного проще.
— Я не хочу оставлять все так, хен.
Чихо крепче сжимает его руку.
— Я задолжал тебе подарок на твои дни рождения. Поехали на Окинаву, хен. Давай поедем туда так, словно мы уже все для себя решили. А потом поговорим и подумаем, есть ли смысл пытаться быть вместе. Хорошо?
Хонки прикрывает глаза и улыбается. Чихо буквально прочел его мысли и желание вырваться к морю. Как он может отказать.
— Хорошо.
lord huron — the night we met
Они снимают на Окинаве домик и приезжают туда по очереди. Скорее всего, репортеры все равно об этом узнают, но почему бы не попытаться. Тем более Чихо выбрал совсем маленький остров, где живет меньше пятидесяти тысяч человек.
На Окинаве совсем тепло. Воздух влажный, вокруг солнечные улыбчивые люди и так спокойно. Именно то, чего Хонки не хватало.
Он приезжает первым и осматривает дом. Тот довольно большой для двоих и напоминает цветами квартиру Чихо, но он намного живее — вокруг и внутри дома десятки растений, и из окон виднеется голубое пространство неба и моря.
Хонки так легко внутри. Он хочет отдохнуть и прожить три дня без мыслей о работе вообще, поэтому он поставил телефон на режим в самолете и не планирует его переключать, пока не вернется в Сеул. Менеджер его убьет, но это будет потом.
Сейчас он хочет панкейков, поэтому надевает маску и отправляется в магазин за продуктами. Местные, кажется, совсем его не узнают, и ему это на руку.
С запахом теста дом еще больше наполняется жизнью. Хонки нравится готовить, нравится своими руками превращать разрозненное в целое и прекрасное в своем единении, как он сейчас соединяет яйца, муку и молоко.
Фоном играет что-то легкое по радио, и Хонки слышит звуки подъезжающей машины. В дом входит Чихо. Он в толстовке, кепке и маске, весь сонный и мягкий, снимает наушники и тащит за собой чемодан. Хонки стоит перед ним в переднике и замешивает тесто для блинчиков. В этом нет ничего особенного, но Хонки это мгновение вдруг кажется очень домашним, и его накрывает чувство дежа вю.
Чихо подходит к нему, снимает маску и обнимает со спины.
— Привет, — хрипло говорит он.
Хонки накрывает запахом его туалетной воды, он оборачивается в объятиях и целует Чихо в щеку, потом чуть отстраняется и низко отвечает:
— Привет.
Глаза Чихо смешно расширяются, и он закусывает губу, пытаясь не улыбаться.
— Можно ты всегда будешь так меня встречать?
Хонки смеется.
— Я подумаю.
Он боялся того, что между ними безнадежно повиснет неловкость, и задумка Чихо вести себя так, будто они давно в отношениях, не сработает, но Чихо не дал этому случиться, и он ему очень благодарен.
— Я ужасно голодный, хен, — говорит Чихо, отнеся чемодан и сев за стол.
Он наклоняет голову набок и теперь сидит, подперев лицо рукой, и смотрит на Хонки. Хонки быстро накладывает ему панкейки, кладет рядом нарезанную клубнику и добавляет взбитые сливки. Глаза Чихо загораются, и он делает фото тарелки.
— Они у тебя как в той блинной в Апкучжоне. Отправлю друзьям, чтобы завидовали.
Хонки фыркает и продолжает готовить.
— Мм, как вкусно, — стонет Чихо.
Он хвалит Хонки весь завтрак и успокаивается только когда тот прерывает его вопросом, чем он хочет заняться.
— Здесь вроде бы неплохая торговая улочка есть, хочу сходить туда. Ты не против?
Хонки любит шопинг всей своей душой, как он может быть против.
Они надевают футболки, маски и кепки и выходят из дома. Воздух здесь очень теплый, настолько, что носить толстовку, чтобы сохранять анонимность, просто невозможно.
Чихо интересно все. Он готов заглянуть в каждую лавочку и поговорить со всеми продавцами, пусть и японский он, по его словам, почти совсем забыл. Он такой взбудораженный, что Хонки сразу становится ясно, как давно он не уезжал на отдых, и его сердце сжимается за бесконечно работающего Чихо.
Они находят сэконд-хэнд с совершенно необыкновенными самобытными вещами, многие из которых выглядят впечатляюще, и там они проводят уйму времени. Хонки вдохновляется и решает позаимствовать у вещей пару деталей для своей коллекции, а Чихо покупает себе несколько пар очков и рубашку и выглядит невероятно довольным.
Обедают они в небольшой семейной лапшичной, где Хонки знакомится с её хозяйкой и каким-то образом нравится ей настолько, что она весь их обед проводит с ними и развлекает их беседой, а потом еще и делает им большую скидку.
— Ты просто нравишься людям, — пожимает плечами Чихо, не видя в этом ничего такого.
Вечером они возвращаются к морю и садятся на песок рядом с ним, не жалея одежду. Сейчас не сезон, но Окинава все равно радует теплом и совсем летним на вид морем. За весь день небо ни разу не затянуло облаками. Пока им везет.
— Ты знаешь, хен, я так часто сомневаюсь в себе, — говорит вдруг Чихо, смотря вдаль, туда, где небо смыкается с морем. — Вокруг меня все эти легендарные люди, которые были супергероями в моем плеере, когда я был пацаном, и я не понимаю, чем я заслужил присутствовать рядом с ними, что я такое сделал? Имею ли я право звать их своими сонбэ? Я просто делаю то, что мне нравится.
Хонки улыбается, опираясь подбородком на скрещенные руки, обнимающие колени.
— Ты думаешь, что твоих сонбэ никогда не посещают такие мысли? Для каждого из нас есть свои такие супергерои, перед которыми у нас коленки трясутся и мы чувствуем себя зелеными мальчишками, даже если мы больше десяти лет на сцене. — Хонки переводит взгляд на Чихо. — И мы все просто делаем то, что нам нравится, Чихо, только по-разному.
Хонки время от времени слушает песни Чихо и думает о его музыке. Чихо смешивает хип-хоп и музыку, которая ему нравится, поэтому его музыку трудно отнести к какому-то жанру. Он добавляет к битам нотки из блюза и делает звучание совершенно особенным, делает музыку уникальной, такой, какой ее любит Хонки.
Чихо всегда всему учится, каждый момент создает и высчитывает сам. С ним хорошо работать — он четко знает, чего хочет. С ним тяжело работать — он никогда не останавливается и в будущем хочет сделать лучше.
— Из-за сомнений иногда, когда в глазах двоится от усталости, я думаю, что наверно с ума сойду в день релиза. Серьезно. Я просто сдохну, если им не понравится. Этот альбом не обо мне, но в нем столько меня, понимаешь? Я все комментарии прочту. Я даже на самые поганые сайты загляну, серьезно.
В этом они с Чихо отличаются.
— Если думать обо всех комментариях, можно с ума сойти, Чихо. Всегда будут те, кому не нравится, и это нужно принять. Музыка — свобода. Свобода выбирать, что тебе нравится, а что нет. Писать гневные комментарии — это часть чьей-то свободы и их выбор. Они никогда не должны быть для тебя важнее тех, кто тебя любит, потому что именно для них ты творишь.
— Но мне так… так важно нравится, хен. На концерте я смотрю на них и читаю по их лицам, нравится ли им. Мне нужно, чтобы им нравилось. Все, что я делаю. Иначе какой в этом всем смысл?
— А тебе самому?
Чихо переводит на него взгляд.
— Что? — непонимающе спрашивает он.
— Разве не важнее, чтобы нравилось тебе самому? Если ты любишь то, что делаешь, то и люди полюбят. Неважно, сколько их будет. Чарты и позиции на самом деле имеют так мало значения, Чихо. Пока ты любишь то, что делаешь — ты музыкант. Пока ты любишь свое творчество, будут люди, для которых ты будешь как вечный Вудсток. Музыка в их душах.
Последние фразы Хонки произносит, смотря Чихо в глаза. Он имеет за ними в виду нечто большее, чем озвучивает, и знает, что рано говорить такие слова, но, возможно, больше у него не будет шанса.
Кажется, Чихо это понимает — он смотрит на Хонки, не отводя глаз. Где-то слева шумят накрывающие песчаный берег волны. А здесь и сейчас между ними снова густеет воздух.
Они поели в закусочной рамена и вернулись домой неожиданно уставшие, поэтому в десять уже сидят на постелях. Хонки достает из сумки тканевую маску для лица и натыкается взглядом на бальзам для губ. В его голове мелькает вдруг шальная мысль, и он берет его и подходит к лежащему на кровати Чихо. Тот, переодетый в шорты и футболку, лежит на спине и лениво что-то разглядывает в телефоне. Хонки садится рядом с ним на кровать и снимает крышку с бальзама. Чихо так вопросительно смотрит на него, что это забавно.
Хонки осторожно оттягивает вниз пальцем нижнюю губу Чихо, заставляя его разомкнуть рот, и наносит ему на искусанные губы бальзам. Они немного красные от того, что Чихо постоянно их тревожит.
Хонки заканчивает и довольно улыбается, переводя взгляд выше, к глазам Чихо, и хочет сказать что-то о том, что ему стоит заботиться о своих губах, но слова застревают в горле от потемневшего взгляда Чихо. Хонки тут же понимает, что он вспомнил. Вечер воскресенья, он, пьяный, лежит на постели. Хонки рядом, сидит почти так же, как и сейчас. И накрывает ему глаза ладонью.
Хонки отводит волосы со лба Чихо и усилием воли заставляет себя встать и выключить свет.
— Спокойной ночи, Чихо.
the vane — round&round
Утром Хонки отправляется на прогулку, пока Чихо еще спит. Ему не хватает здесь его тренажера, поэтому он решил позаниматься по-другому.
Асфальт под ногами ровный и гладкий, идеально ложащийся под подошвы кроссовок. Солнце лениво поднимается в небе, свежий ветер обдувает лицо Хонки. Он чувствует себя очень правильно, чувствует себя вдруг невероятно свободным и запоминает это чувство, смакует его внутри, ищет его границы и оттенки.
Дома его ждет Чихо. Спящий уютный Чихо, уткнувшийся лицом в подушку, с торчащими из-под одеяла лодыжками и сбившейся футболкой. Хонки странно, но радостно об этом думать. Его очень давно дома никто не ждал.
Если совсем честно, Хонки терпеть не может жить один. Ему нужно, чтобы кто-то был рядом. Он не так давно смог наконец уехать от родителей и сделал это через боль и нежелание это делать, но теперь он немного свыкся. Иногда ему даже вдруг нравилось, что он один, но он всегда предпочитал быть с кем-то.
И вот сейчас вдруг происходит то, чего он не ждал и не мог ожидать, но ему так тепло и хорошо от этого. Так искренне хочется не думать ни о чем и отдаться эмоциям с головой, словно ему снова семнадцать и он живет каждый день, как последний.
Чихо встречает его сонный и чуть мятый, лежа проверяющий телефон.
— Доброе утро, — сипло отвечает он на его приветствие.
— Хочу суп. Пойдем поедим?
Он кивает, потягивается и наконец встает, и все эти действия он совершает как большой породистый кот.
Хонки хочет его погладить.
Они кушают все в том же месте с приветливой хозяйкой и едут на автобусе в старый район города с красивым парком. В автобусе жарко, люди тихо переговариваются по-японски и очевидно никуда не спешат. Хонки не видел других иностранцев здесь, и его это очень радует. Его накрывает чувством, что это место с его ящерками и песком, с солнцем и облаками, морем, доброжелательными людьми только их с Чихо и больше ничье.
На самом деле, в этом городе, кроме моря, нет ничего примечательного, потому здесь почти нет туристов, и в этом-то его прелесть.
Они гуляют по улочкам, убегающим то вверх, то вниз, разглядывают старые дома, построенные в одном неуловимо схожем стиле, арки, низенькие деревья, цветы и почти ни о чем не говорят, наслаждаясь обществом друг друга в тишине. Хонки делает фотографии всего без разбора и наконец делает с Чихо сэлфи. На этом фото они оба выходят неприлично счастливыми, настолько, что Хонки кажется неправильным кому-либо его показывать. Пусть оно останется только между ними.
От влаги у Чихо завиваются волосы. Хонки ерошит рукой каштановые волны и улыбается тому, как псевдонедовольно щурится Чихо.
На обратном пути небо стремительно наливается тучами, и капли начинают бить по стеклам автобуса, превращаясь в итоге в ливень, настоящий южный ливень, быстро перерастающий из мелких капелек в потоп, поэтому неудивительно, что домой они оба добираются промокшие до нитки, потому что не додумались взять зонт.
Пока Чихо в душе, Хонки проверяет прогноз погоды и понимает, что дождь будет идти до ночи. Он радуется, что предусмотрительно купил кое-что из продуктов утром, и готовит им ужин, который Чихо встречает с полным восторгом и говорит, что не ел ничего вкуснее. Хонки смеется, думая, что вряд ли, ведь это всего лишь рис с говядиной и панчанами, но ничего не говорит.
В доме полумрак из-за дождя на улице. Они размещаются на диване, Чихо ложится головой Хонки на колени. Тот перебирает левой рукой его влажные волосы, делая вид, что смотрит телевизор. На самом деле в нем и без фильма было достаточно своих эмоций, заполнявших его всего без остатка, и он просто смаковал их прогулку, этот вечер, Чихо сейчас в шортах и футболке у него на коленях.
Чихо чувствует его настроение и переводит на него взгляд. Они молча друг на друга смотрят, пока он не притягивает Хонки к себе за затылок и не чмокает его коротко в губы, чуть смазано из-за их позы.
Что-то внутри Хонки мягко тепло мурлычет.
elvis presley — love me tender
На следующий день дождь кончается, правда, небо еще чуть хмурится, но они все равно идут вместе к морю, и Хонки берет гитару. Температура немного опустилась, как раз так, чтобы в толстовке было крайне комфортно, поэтому Хонки надел одну из своих фирменных.
Море уютно негромко шуршит что-то свое, они же садятся на одеяло с гитарой. Хонки вдруг очень захотелось немного музыки — не пев пару дней, он ощутил себя не в своей тарелке и предложил Чихо это исправить.
Хонки настраивает гитару и нежно гладит пальцами ее гриф, начиная петь что-то душевное из семидесятых, а Чихо вдруг начинает его снимать и говорит потом, что это видео только для него.
— Ты поешь? — спрашивает Хонки, понимая, что никогда не интересовался.
— Немного. Меня учит этому мой друг Донук, профессионально я этим не занимаюсь. Мой голос… тяжело настроить на пение, но иногда мне хочется добавить чего-то такого в песню.
— Споешь мне что-нибудь?
Чихо постукивает пальцами по нижней губе.
— Надо подумать.
Хонки смотрит на море и говорит:
— Знаешь, когда я только начинал петь, я очень много занимался с учителями вокала. Они все время говорили мне, что я могу брать ноты выше, и я стоял согнувшись, упершись руками в колени, чтобы раскрыть горло, а они постоянно тыкали мне в живот, заставляя напрягать пресс. Я так верил им, что они все делают правильно, что я действительно могу, что едва не сорвал голос. Сейчас он у меня на порядок ниже из-за курения, я не могу взять кое-что из тех нот, что тогда давались мне без боя. Да и сейчас мне было бы страшно так пытаться работать над своим голосом. С возрастом вообще становится страшно делать то, что раньше делал, не задумываясь. Проводил время с не самыми надежными людьми в не самых лучших местах. Не хочется думать, что могло бы со мной случиться и чего мне чудом удалось избежать.
Чихо погладил его по колену вместо ответа, и Хонки улыбнулся ему.
— Придумал?
— Хочу попробовать Пресли. Сможешь его сыграть?
— Надо посмотреть аккорды, но думаю, что да. Что за песня?
— «Love me tender», — говорит вдруг чуть севшим голосом Чихо.
Хонки понимает его.
— Хорошо.
Хонки кивает ему, и Чихо начинает чуть неуверенно, но, видя, что Хонки не собирается его корить, он поет сильнее. Его голос подходит тексту идеально. Мягкий, по-своему родной. Хонки осторожно начинает петь тоже, чуть тише, чем Чихо, и они заканчивают вместе, вытягивая «я люблю тебя и всегда буду любить».
Хонки прикрывает глаза, понимая, что его переполнило песней, чужим голосом, пением, музыкой. Он чувствует, как Чихо осторожно забирает у него гитару, а через пару мгновений притягивает его к себе, и в ответ обнимает его.
cigarettes after sex — apocalypse
Они все же немного замерзают и возвращаются в дом. Хонки садится на диван, Чихо же уходит в спальню и возвращается с теплыми носками. Он садится перед Хонки на пол и осторожно одевает их на него, а потом берет в свои ладони его руки и греет их своим дыханием.
Это слишком. Песня, касания, забота, взгляд Чихо. Хонки заполняет до краев, и он уже едва ли может дышать.
— У меня ощущение, что я ждал тебя все это время. Делал все именно так, как делал, чтобы мы встретились. — Чихо на секунду замолкает. — Это, наверно, слишком, да?
Глупый.
Хонки тянет его к себе, наверх, и целует, забывая обо всем, не держа себя, гладит пальцами его короткие мягкие волосы на затылке, его нежную теплую шею, запускает пальцы под ворот футболки и гладит своим чувством его чувство, всем своим телом говоря ему, что все, что он чувствует, чувствует и сам Хонки.
Чихо притягивает его к себе и целует долго и жарко, выводя ладонями на его пояснице рисунки. Он чуть отстраняется и смотрит ему в глаза. Хонки надеется, что он не видит в них той жадности, что стала накрывать его по отношению к Чихо, той эгоистичной жажды быть с ним.
Он понимает, чего Чихо от него ждет, и кивает, разрешая ему все, чего бы он ни хотел. Сегодня Хонки не хочет ставить никаких границ. Не сейчас. Не с Чихо.
Тот целует его шею, и Хонки понимает, что это все. Он не сможет отпустить его. Не тогда, когда каждое его касание будит в нем такую волну нежности и эмоций, такое чувство родного. Не тогда, когда он искренне, всем собой проживает и понимает чувство Чихо, ведь ему тоже кажется, что неосознанно он ждал его всю жизнь.
Чихо бережно расстегивает верхние пуговицы его рубашки и создает на его ключицах рисунок своими губами. Хонки не большой ценитель, но его тело говорит ему, что это лучшая картина из всех, что он когда-либо видел.
Он отстраняется, и в его глазах темное, личное и горячее, а его губы… Хонки закрывает глаза и целует их, чтобы только не видеть, припухших и красных, наводящих на мысли, что никому не стоит знать.
Он и сам хочет попробовать Чихо на вкус. Только в отличие от него, он не прячет свои метки под ворот его футболки — он кусает его в шею так, чтобы наверняка было видно, и целует свои же укусы поверх, скользя руками по предплечьям Чихо и ощущая подушечками пальцев его мурашки.
Он утыкается лицом ему в плечо и рвано дышит, пытаясь прийти в себя.
Чихо гладит его по спине и говорит низким, выдающим его состояние голосом:
— Я не хочу от тебя отказываться, хен. Хочу быть с тобой. Не только сейчас.
Хонки выныривает из бархатной под веками темноты и чуть отстраняется, смотрит Чихо в глаза. Думает, что мог бы в них жить. Где-то между зрачком и радужкой уютно свернуться клубком и остаться смешной маленькой точкой.
— Не хочу терять то, что чувствую к тебе.
Хонки гладит щеку Чихо, чувствуя, что теряется и не может превратить свои мысли в слова.
— Когда я увидел тебя, мне показалось, что я слышу в тебе музыку. Это зацепило меня потому, что музыку я люблю больше всего на свете. Сейчас я слышу в тебе музыку еще громче. И вижу в тебе желтый. Самый яркий из всех.
Между ними еще сотни несказанных слов и миллионы моментов, ждущие их впереди. Им предстоит дарить друг другу заботу, свободу и свет. Они оба не знают, надолго ли это, и не хотят упираться в сказочное «навсегда», но одно они знают точно — между ними висят ноты и слова, ждущие свою мелодию, которую им только предстоит написать. Вместе.
8 ноября 2018 — 31 марта 2019