Образ Цезаря в культуре, искусстве и историографии

Современники по-разному оценивали Цезаря: политические оппоненты его высмеивали и обвиняли в безнравственности, сторонники всячески превозносили. Несколько резких выпадов против Цезаря содержится в сохранившихся стихотворениях Катулла^[1], Марк Туллий Цицерон восхвалял его в речах в годы диктатуры, но после мартовских ид как в публичных выступлениях, так и в различных трактатах сменил своё мнение на критическое^[2]. Кроме того, Цицерон поддержал и действия заговорщиков, хотя незадолго до смерти разочаровался в них^[3]. Соратник Цезаря в гражданскую войну Гай Саллюстий Крисп в письмах к нему (вероятно, подлинных) рассыпался в похвалах, но, по замечанию С. Л. Утченко, в более позднем письме Саллюстий осторожно выражает своё разочарование действиями диктатора^[4]. Характеризуя Цезаря в более позднем сочинении «О заговоре Катилины», Саллюстий наряду с положительными качествами — мягкосердечием, милосердием, готовностью прийти на помощь друзьям — указывает на его огромное честолюбие. Заметно ближе к политическому идеалу для историка находится морально безупречный Катон^[5][6].

К I веку н. э. усилиями Октавиана, всячески подчёркивавшего свою преемственность с Цезарем, основные положения мифа о божественном Юлии — великом политике и полководце — были в целом выработаны, и многие разделяли официальную точку зрения. В формировании цезарианской традиции большую роль приписывают историку Николаю Дамасскому^[3]. В сохранившихся фрагментах его сочинения «О жизни Цезаря Августа и о его воспитании» Цезарь представлен как нерешительный, пассивный и достаточно наивный человек, не подозревавший о готовящемся покушении. По его мнению, все принятые Цезарем почести были предложены его врагами для провоцирования общественного недовольства. Позднейшие историки, напротив, акцентировали внимание на его энергичности, амбициозности и, иногда, коварстве^[7]. Впрочем, противопоставление наивных правителей, которые нередко становятся жертвами коварных врагов — распространённый сюжет в сочинениях Николая. По-видимому, эта интерпретация действий Цезаря была развита им самостоятельно на основании собственного опыта работы при дворе Ирода Великого^[8]. На сочинения Николая наложила отпечаток потребность Октавиана в развеивании всех сомнений о своём праве наследовать Цезарю: историк приписывал Марку Антонию часть вины за недовольство почестями Цезаря (якобы он сам надеялся стать его наследником) и отрицал, что Цезарион был сыном диктатора^[9].

В период правления первых императоров в Риме ещё существовала политическая оппозиция, представленная в основном лишёнными реальной власти сенаторами. Более популярными героями в их среде считались Катон, Брут и Кассий — защитники идеалов свободы и «настоящей» республики. Почитание этих героев, противопоставляемых победившему Цезарю, нередко проявлялось и в сочинениях придворных писателей и поэтов Ранней империи, чему способствовала ещё неокрепшая цензура. Основателем «республиканской» традиции, критически настроенной к Цезарю, был, вероятнее всего, Гай Азиний Поллион^[10][11][3]. Самые ранние примеры амбивалентного отношения к Цезарю относятся ещё к рубежу нашей эры. Например, из свидетельств античных авторов известно, что Октавиан называл историка Тита Ливия «помпеянцем» за изложенные в его сочинении взгляды на гражданскую войну 49-45 годов до н. э. (раздел сочинения, повествовавший об этих событиях, не сохранился)^[12], а сам Ливий открыто сомневался, стоило ли Цезарю рождаться, или же для блага государства было бы лучше обойтись без его появления на свет^[13]. Марк Анней Лукан, приближённый императора Нерона, создал ставшую популярной поэму «Фарсалия» о гражданской войне, в которой Цезарь оценивался очень двойственно. Тем не менее, даже те писатели, которые критически оценивали его роль в римской истории, признавали его энергичность, милосердие и военные таланты. На сложившийся в античную эпоху образ Цезаря повлияли рассказы о греческих героях (Ахилл и Эней) и правителях (Агамемнон и Александр Македонский), а также о знаменитых полководцах Пунических войн (Ганнибал и Сципион)^[10][11]. В посвящённой императору Титу «Естественной истории» энциклопедист Плиний Старший пытался передать величие Цезаря с помощью цифр — количества его побед, числа убитых и захваченных в плен — хотя и делал оговорку о том, что не собирается оправдывать гражданскую войну^[14]. В начале II века н. э. личный секретарь императора Адриана Гай Светоний Транквилл составил биографию Цезаря, которая служит важнейшим источником сведений о нём. Светоний перечисляет традиционный набор достоинств Цезаря как человека, но отмечает его высокомерие, стремление к тирании и произвол. Историк никак не отзывается о реформах Цезаря, а лишь перечисляет их. Кроме того, он записывает и распространённые мнения, оправдывющие убийство диктатора. Всё это дало основание, например, С. Л. Утченко говорить об отрицательном отношении Светония к Цезарю-политику^[15]. Современник Светония Плутарх в основном следует в оценках Цезаря за своими источниками: сперва он пересказывает биографию диктатора по благосклонному к нему автору, а затем переключается на критически настроенный к нему источник^[16]. Противоречиво оценивает деятельность Цезаря и заговорщиков историк Аппиан^[17], а сенатор Дион Кассий категорически осуждает действия заговорщиков как ввергшие всё государство в новую гражданскую войну. Впрочем, Дион Кассий объясняет и причины недовольства заговорщиков диктатором — по его мнению, Гай потерял чувство меры в своём безграничном честолюбии^[18].

 

Титул «Цезарь» продолжил использоваться после раздела Римской империи на Западную и Восточную части. С приданием христианству статуса государственной религии императоры, по традиции имевшие полномочия древнеримского великого понтифика, сохранили влияние на теологические и практические вопросы (так называемая идеология цезаропапизма). Впрочем, на территории Западной Римской империи победила идея о разделении светской и церковной власти между императором и епископами, но в Византии со времён Юстиниана и до XI века император сохранял большое влияние на решение церковных вопросов^[19].

В Западной Европе в Средние века источников сведений о Цезаре стало значительно меньше, однако были хорошо известны «Записки о Галльской войне»^[20]. Биография Цезаря была известна как из сочинения Светония^{[коммент. 1]}, так и из многочисленных компиляций. В наиболее известной из них — «Faits des Romains^[англ.]» на старофранцузском языке (во многих рукописных копиях её называли «Жизнь Цезаря» или «Книга о Цезаре») — анонимный автор для создания биографии диктатора использовал сочинения Саллюстия, Светония, Лукана и самого Цезаря^[21]. Впрочем, составитель сборника был плохо знаком с реалиями жизни древнеримского общества (возможно, он также имел трудности с пониманием сложных латинских оборотов) и порой допускал ошибки. Например, фразу Светония о том, что помолвка Коссуции с Цезарем произошла, когда последний был ещё подростком и носил юношескую тогу (toga praetexta), компилятор понял неверно: по его мнению, Коссуция была помолвлена с человеком по имени Praetextatus^[22]. Представления средневековых людей о Цезаре, таким образом, были не всегда точными. Недостаток знаний о жизни и деятельности Цезаря, популярного персонажа античной истории, приводил к появлению новых легенд наряду с уже распространёнными. В частности, в Риме существовало поверье, что в бронзовом шаре на вершине древнеегипетского обелиска, установленного на площади Святого Петра (см. справа), находится прах Цезаря^[23]. В Англии же было распространено мнение об основании Цезарем лондонского Тауэра^[24]. Слава Цезаря оказалась достаточной для включения в число «девяти достойных» — исторических образцов идеальных рыцарей^[25]. Данте в «Божественной комедии» поместил Цезаря в первый круг Ада вместе с прочими «праведными язычниками»^[26]; убийцы Цезаря Брут и Кассий, напротив, томятся в самом суровом девятом круге как предатели^[27].

Вплоть до эпохи Возрождения Цезарь рассматривался как справедливый завоеватель и как непререкаемый военный авторитет. Однако уже с XIV века усилиями гуманистов, живших в эпоху борьбы за власть в городах-государствах Италии, распространяется и противоположная традиция: Цезаря начинают рассматривать как тирана, а образцами идеальных граждан, бросивших вызов произволу тирана, в итальянских городах-государствах стали Цицерон и Катон. Даже Макиавелли, который немало почерпнул у Цезаря, призывал читателей не обманываться его славой и называл его первым тираном Рима. К концу XVI века гуманистическая точка зрения широко распространилась по Западной Европе. При этом противоречивая оценка Цезаря никак не повлияла на популярность его сочинений — в начале XVI века Гай был третьим из наиболее часто издаваемых античных авторов, а к концу века его сочинения стали печатать чаще всех^[28]. Был хорошо знаком и с деятельностью Цезаря, и с его сочинениями Мишель де Монтень. Монтень, живший во время религиозных войн во Франции, нередко обращался в своих эссе к примерам из гражданских войн в Риме, связанных с деятельностью Цезаря. При этом в своей оценке он разделял амбивалентное отношение гуманистов: высоко оценивая Цезаря-тактика и писателя, он считал его недостойным человеком и политиком^[29][30]. В 1599 году Уильям Шекспир закончил трагедию «Юлий Цезарь», основанную на событиях вокруг убийства диктатора. В основу сюжета трагедии Шекспира легли «Сравнительные жизнеописания» Плутарха, причём некоторые фрагменты были перенесены целиком, хотя и рассеяны по произведению^[31]. В современной автору Англии правила бездетная королева Елизавета, и в обществе существовал повышенный интерес к подобным ситуациям, а после Английской революции произведение Шекспира получило новую интерпретацию, поскольку тема убийства правителя отныне стала восприниматься крайне неоднозначно. Отвечая на изменившиеся запросы публики, в 1724 году в Лондоне была поставлена опера Генделя «Юлий Цезарь», однако в ней акцент был сделан на убийстве египетского фараона Птолемея, которое автор пытался представить оправданным и справедливым^[32].

В XVI веке к славе Цезаря как полководца добавилась и известность в качестве военного теоретика, чему способствовало увеличение роли пехоты в европейских армиях. Военное дело в Средние века строилось на иных принципах, нежели древнеримская армия. Лишь к XVI веку европейские армии вновь достигли схожего уровня организованности с древнеримскими легионами, и «Записки о Галльской войне» начали всё чаще рассматривать с практической, а не с антикварной точки зрения. Никколо Макиавелли в трактате «О военном искусстве» сделал одну из первых попыток систематизации тактических уловок Цезаря^[33]. Известные реформаторы пехотной тактики Мориц Оранский и Вильгельм Людвиг Нассау-Дилленбургский опирались в большей степени на практические руководства Элиана и Льва VI, однако на широкое применение ими полевых укреплений повлияли и «Записки» Цезаря^[34]. Раймунд Монтекукколи использовал в своих сочинениях описанный Цезарем опыт Галльской войны^[35], но в целом с XVII века сочинения Гая начинают использовать не как практическое руководство, а как средство для постижения более общих принципов ведения войны. В дальнейшем изучение «Записок» стало важной частью теоретической подготовки офицеров в армиях многих стран мира^[36][11].

Особый интерес к Цезарю сохранялся во Франции, что было обусловлено определяющей ролью Юлия в присоединении Галлии к Римской республике. В не меньшей степени в Швейцарии проявляли особый интерес к истории племени гельветов (участников Галльской войны, известных почти исключительно благодаря сочинениям диктатора), что отразилось и в латинском названии страны — Гельвеция (лат. Helvetia). В XVII—XVIII веках во Франции начали восстанавливать детали отдельных сражений Галльской и гражданской войн, а также кампании в Галлии в целом^[35]. До конца XVIII — начала XIX века деятельность Цезаря по присоединению Галлии оценивали очень высоко, поскольку видели в нём прогрессивного цивилизатора, носителя высокой культуры^[37]. Впрочем, уже Николя Буало и Жан-Жак Руссо отмечали насилие, которым сопровождалось завоевание Галлии^[38]. В конце 1810-х годов находившийся в изгнании Наполеон Бонапарт проанализировал события Галльской войны и усомнился в военных талантах Цезаря. По мнению французского императора, его победы были предрешены во многом из-за высокой организованности римских легионов, а также разрозненности и недисциплинированности галлов. Кроме того, Наполеон критиковал неоправданно жестокое обращение полководца с местным населением^[35]. С подъёмом национализма в XIX веке во Франции распространилось убеждение в том, что предками французов является прежде всего доримское население — галлы, — что предопределило формирование образа Цезаря как враждебного завоевателя. Император Наполеон III, напротив, был поклонником Цезаря. Он организовал масштабные раскопки мест сражений Галльской войны, в том числе крепости в Алезии, а в 1866 году выпустил монографию о Цезаре. Впрочем, после поражения в войне с Пруссией вновь стала доминировать идея о римском полководце как первом иностранном завоевателе на французской земле^[39][35].

После очередных гражданских войн и закрепления власти приёмным сыном Цезаря, именуемым в современной литературе Октавианом Августом, власть начала переходить с помощью череды усыновлений и дворцовых переворотов. Подчёркивая преемственность с Октавианом, а через него — с Цезарем, последующие императоры включали в состав своих полных имён в том числе и когномен диктатора «Цезарь». После пресечения династии Юлиев-Клавдиев эта традиция была нарушена Вителлием, но затем имя «Цезарь» окончательно превратилось в один из официальных титулов римских правителей^[40]. Во многом благодаря Цезарю в новом значении начал использоваться и термин «император», под которым начали понимать не только победоносного полководца, но и носителя власти (империй) над войсками^[41][42]. Из латинского языка эти термины распространились во многие европейские языки с небольшими фонетическими изменениями или без них (император^[43][44], кайзер^[45], кесарь^[46], царь^[47]).

Кроме того, в результате распространения христианства и юлианский календарь, и название месяца «июль» распространились в большинстве европейских языков (впрочем, традиционные названия месяцев сохранились в ряде славянских языков — белорусском, польском, украинском, хорватском, чешском и других, а также среди носителей баскского, литовского, финского и некоторых других европейских языков), а также в некоторых языках Азии и Африки — например, в индонезийском, суахили, татарском, хинди и ряде диалектов арабского. В повседневный обиход вошли фразеологические обороты и крылатые фразы, основанные на различных событиях из биографии Цезаря, не всегда подтверждённых источниками (лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме; жена Цезаря должна быть вне подозрений; перейти Рубикон^[48]; жребий брошен!; пришёл, увидел, победил; и ты, Брут?).

Личность Цезаря всегда привлекала внимание исследователей античной истории, но оценки его деятельности были различными. Основатель одной из первых научных школ изучения римской истории Бартольд Нибур сдержанно оценивал деятельность диктатора. В противовес ему Вильгельм Друман заложил основы апологетической традиции в изображении Цезаря в историографии^[49]. Он также полагал, что будущий диктатор вынашивал планы по установлению монархии ещё со времён Суллы, во времена первого триумвирата манипулировал Крассом и Помпеем, а также предпринял поход в Галлию ради намеренной подготовки гражданской войны^[50].

Большое внимание Цезарю уделяли французские историки и, прежде всего, роялистской и бонапартистской ориентации^[51]. Франсуа-Жозеф де Шампаньи в духе представлений своего времени считал Цезаря «орудием провидения»^[51]. Трёхтомную «Историю Юлия Цезаря» в середине XIX века написал император Франции Наполеон III^[49], который придерживался схожих с Шампаньи взглядов на роль Цезаря^[51].

Британский историк Чарльз Меривейл (Мериваль)^[англ.] видел Цезаря «великим предтечей императоров» и подчёркивал его успехи в борьбе с сенатской олигархией, которую он называл «бесполезной тиранией»^[52]. Меривейл не отрицал пороки Цезаря, но считал, что их затмевают безусловно положительные действия на политическом поприще^[52].

В целом негативно отзывались о Цезаре Карл Маркс и Фридрих Энгельс, и в советской историографии их оценки назывались «убийственными характеристиками»^[54].

Несмотря на высокую оценку диктатора Друманом, создание «мифа о Цезаре» в историографии обычно приписывают Теодору Моммзену^[53]. Он очень высоко оценивал деятельность Цезаря в своей «Римской истории» (см. справа). В третьем томе своего главного труда он представил диктатора в качестве основателя «демократической монархии». Описанию последней немецкий историк задумал посвятить четвёртый том, но он так и не вышел. Исследователи видят причину отказа от работы над более детальной апологией Цезаря в изменении взглядов самого историка из-за перемен во внутренней политике объединённой Германии^[55]. Тем не менее, достаточно целостный образ Цезаря сложился и в написанных томах. Огромная популярность и значительная тенденциозность работы Моммзена стала катализатором для написания ряда обобщающих исследований римской истории с альтернативными выводами. В частности, Карл Людвиг Петер^[нем.] отказывал Цезарю в возможности влияния на судьбу Рима, хотя и считал его действия благоразумными^[56]. Полемизировал с Моммзеном и Вильгельм Ине. По его мнению, установление единоличной власти было неизбежно, и борьба Цезаря с Помпеем не могла повлиять на дальнейшее развитие Римского государства^[57]. Таким образом, он не был склонен идеализировать личность Цезаря. Карл Вильгельм Нич и вовсе считал Цезаря не созидателем, а разрушителем^[58]. Итальянский исследователь Гульельмо Ферреро также был сдержан в оценках Цезаря; по его мнению, тот не был дальновидным и мудрым государственным деятелем, а лишь авантюристом и честолюбцем^[59]. Итальянский историк называл планы диктатора фантастическими и противоречивыми, а самого его изображал как неудачника^[58]. Оценки Ферреро обычно считают полемикой с выводами Моммзена^[60].

В немецкой историографии первой половины XX века изучением различных аспектов деятельности Цезаря занимались, прежде всего, Эдуард Мейер, Маттиас Гельцер^[нем.], Герман Штрасбургер^[нем.]. В 1903 году Мейер написал статью «Император Август», которая в 1919 году (по другим данным, в 1918 году^[61]) была серьёзно дополнена и издана отдельной монографией «Монархия Цезаря и принципат Помпея». В ней историк полемизировал с выводами Моммзена и, прежде всего, с его видением Августа как преемника Цезаря^[62]. По мнению Мейера, Помпей стремился сохранить республиканскую форму правления и выступал её гарантом, в то время как Юлий Цезарь основал монархию восточного типа^[62]. Октавиан же виделся немецкому учёному продолжателем дела Помпея, а не своего приёмного отца^[62]. В 1938 году Герман Штрасбургер издал работу «Вступление Цезаря в историю», в которой Цезарь представлен как гениальный авантюрист-неудачник^[63]. Большинство других исследователей, впрочем, следовало апологетической традиции, заложенной ещё Моммзеном. Особенно много апологий деятельности Цезаря издавалось в Германии времён Третьего рейха, что было связано с пропагандой культа героев, творящих историю^[63]. В целом, интерес к личности в немецкой историографии начала XX века был неизменно высоким^[63].

В этот же период активно развивалась школа просопографических исследований римского нобилитета^[63].

В связи с масштабными потрясениями, вызванными Первой мировой войной, антиковеды обратились к активному использованию термина «революция», который начали применять для объяснения или иллюстрации событий римской истории в конце I века до н. э. Например, М. И. Ростовцев считал Цезаря революционером, но отрицал такую характеристику автор работы «Римская революция» Рональд Сайм, называвший Цезаря «оппортунистом» и считавший настоящим революционером его приёмного сына^[64][65]. Британский историк указывал на то, что Цезарь не строил планов создания монархии эллинистического образца^[65]. По оценке военного историка этого же периода Бэзила Лиддел Гарта, Цезарь «больше проявил себя в логистической стратегии, чем в тактике». По его мнению, Гай неоднократно попадал в сложные ситуации по собственной вине^[66].

Высоко оценивал Цезаря французский историк Жером Каркопино, который в целом следовал идеям, которые заложил Моммзен^[67]. По его мнению, диктатор уничтожил классовое соперничество, заложил основы справедливого политического устройства и при этом отказался от насилия в качестве политического инструмента^[68]. Каркопино полагал, что Цезарь отстаивал интересы плебса и римских провинций, а после победы сумел встать над всеми сословиями и классами^[67]. Французский историк обратил внимание и на то, что распространившиеся эллинистические верования способствовали распространению взгляда на божественную природу власти Цезаря^[67]. Он также присоединился к мнению о вынашивании Цезарем монархический идей с молодости^[67].

Для итальянской историографии первой половины XX века была характерна очень высокая оценка деятельности Цезаря. Так, Перикле Дукати^[итал.] считал Цезаря великим гением^[69], а Альдо Феррабино^[итал.] — «великим итальянцем»^[70]. Профессор Католического университета в Милане Аристиде Кальдерини подчёркивал и личное, и политическое превосходство Цезаря над Помпеем^[71], а его коллега Роберто Парибени считал главной заслугой Цезаря и его приёмного сына прекращение эпохи гражданских войн в Риме^[71]. Прямые аналогии с современностью проводил Эмануэле Чачери^[итал.], назвавший Цезаря предшественником Бенито Муссолини^[72]. Нередко встречались модернизации и в англо-американской историографии середины XX века: в частности, Роберт Уилкин сравнивал Цезаря с Адольфом Гитлером^[73].

В российской историографии одно из первых подробных исследований деятельности Цезаря провёл Р. Ю. Виппер^[60]. По его мнению, если до посещения Египта и Сирии во время гражданской войны Цезарь придерживался демократических взглядов, то в дальнейшем он попал под обаяние восточного образа жизни и восточной монархической системы в частности^[74]. Поэтому всё в большей степени диктатор начинает опираться на армию^[74]. Долгое время советская историография античности ориентировалась на изучение классовой борьбы и социально-экономической истории в Риме, и поэтому личности Цезаря уделялось небольшое внимание. Среди исключений — исследования В. С. Сергеева и Н. А. Машкина^[75]. Последний в своей монографии «Принципат Августа» уделил немало внимания изучению деятельности диктатора^[65]. По его мнению, нет оснований считать, что Цезарь стремился к единоличной власти с юности; как и люди его окружения, он был честолюбив, но конкретные планы преобразования государства начал строить, только когда в его руках сосредоточились войска и возможности захватить власть^[76]. Н. А. Машкин обратил особое внимание на использование различных титулов для обоснования своей связи с армией и римским народом, а также на религиозное оформление своей власти^[76]. Исследователь также указывал на серьёзную социальную опору власти Цезаря^[77]. Кроме того, деятельность Цезаря детально проанализировал С. Л. Утченко, посвятивший ему монографию «Юлий Цезарь» (1976)^[78]. Исследователь отстаивал тезис об отсутствии у диктатора стремления к установлению монархии, а все его поступки объяснял решением текущих политических задач^[78]. Эта работа пользовалась большой популярностью^[79].

Среди наиболее известных академических монографий о Цезаре — работы Жерома Каркопино, Фрэнка Эзры Эдкока, Маттиаса Гельцера^[нем.], Майкла Гранта, Сергея Львовича Утченко, Христиана Мейера^[нем.]. В XXI веке вышли, в частности, монографии Ричарда Биллоуза и Эдриана Голдсуорси.

В 1940 году^[80] профессор Франкфуртского университета Маттиас Гельцер выпустил биографию Цезаря, которая впоследствии неоднократно переиздавалась; в частности, английский перевод был выполнен с шестого издания, вышедшего в 1960 году^[81][82]. Рецензенты отмечали, что Гельцер добросовестно учитывал все новейшие достижения мирового антиковедения: в частности, историк радикально сократил повествование о «первом заговоре Катилины», включая упоминание об участии в заговоре Красса и Цезаря, а также обновил примечания. Немецкий историк не обнаружил у Цезаря никаких стремлений к радикальному пересмотру римского государственного устройства; по его мнению, Гай решал лишь повседневные вопросы. Гельцер подробно связал события Галльской войны с происходившими в Риме событиями. Историк высказался в поддержку правдивости «Записок» Цезаря, одновременно отрицая открыто пропагандистский характер сочинения о гражданской войне^[83][84].

В 1955 году вышла работа бывшего профессора Кембриджского университета Фрэнка Эзры Эдкока «Caesar as a Man of Letters» («Цезарь как человек символов/писем»)^[85]. Известный учёный вместо очередной попытки источниковедческой критики предпринял попытку развёрнутого введения в сочинения Цезаря. Сперва британский учёный рассматривает «Записки» (Commentarii) как литературный жанр и высказывает предположение, что пропагандистский элемент в сочинениях Цезаря был важным, но не доминирующим. Эдкок считает главными целями «Записок о Галльской войне» информирование сенаторов о своих успехах и попытка влияния на них. По его мнению, Гай ожидал от других должного отношения к своим подвигам в Галлии и, в частности, достойного вознаграждения за них. Воздействие сочинения Цезаря на широкие массы исследователь не относит к важным целям создания «Записок». Эдкок высказался в поддержку версии о написании «Записок о Галльской войне» после каждой кампании и об одновременной публикации первых семи книг сочинения в 51 или 50 году до н. э., когда Цезаря ожидал скорого избрания в консулы. Публикацию первых двух книг «Записок о Гражданской войне» британский учёный относит ко времени до битвы при Фарсале, а третьей книги — ближе к концу кампании. Исследователь также систематизирует основные неразрешённые вопросы, связанные с литературной деятельностью Цезаря. В числе недостатков рецензенты называли неравномерное рассмотрение различных особенностей стиля «Записок» и неожиданное для книги с данным названием включение раздела о военной деятельности Цезаря^[86][87][88].

В 1982 году профессор Мюнхенского университета Людвига-Максимилиана Христиан Мейер выпустил биографию Цезаря^[89] (впоследствии неоднократно переиздавалась), ориентированную в большей степени на массового читателя. Несмотря на то, что в ней опущены историографические дискуссии по частным вопросам, а также отсутствуют ссылки на античные источники, совокупный объём работы оказался очень велик. В то же время, книга хорошо иллюстрирована. Мейер подробно освещает процесс воспитания в среде римского нобилитета в годы жизни Цезаря и детально раскрывает подробности политической борьбы в это время, хотя и продвигает собственные идеи о сущности римской политики в эпоху Поздней республики. В рецензиях отмечались явные ошибки в подписях к изображениям, отсутствие единого вступления с предысторией описанных в книге событий (вместо этого отдельные экскурсы в прошлое оказались разбросаны по разным разделам), неточности в отражении некоторых реалий римской конституции, неоднократный возврат к авторским идеям о сущности политической борьбы в Риме, а также отдельные трактовки фактов, отражающие явно устаревшее состояние историографии^[90][91].

В работе Голдсуорси (переведённой, в частности, на русский язык) частные историографические вопросы обычно опускаются, однако в примечаниях автор активно ссылается на специальную англоязычную литературу. Рецензенты отмечали ясность и компетентность изложения, включая особенно высокий уровень изложения военных действий, что связано со специализацией автора по военной истории античности. В то же время, в упрёк ему ставят некоторые спорные оценки, пропуски подробностей, важных для понимания описываемых событий, а также недостаточное внимание к новейшим исследованиям^[92].

Различные эпизоды биографии Цезаря нередко экранизировались, однако диктатор крайне редко был главным действующим лицом кинокартин. Чаще всего образ Цезаря использовался при экранизации пьес Уильяма Шекспира «Юлий Цезарь» и «Антоний и Клеопатра». Несколько раз Цезарь как самый известный в массовом сознании римлянин появлялся на экранах при экранизации восстания Спартака, хотя его участие в войне с рабами не доказано (см. Гай Юлий Цезарь#Возвращение в Рим и участие в политической борьбе). Персонаж Цезаря присутствует в четырёх фильмах об Астериксе и Обеликсе, причём каждый раз роль полководца исполнял новый актёр. Наиболее известные эпизоды жизни Цезаря от диктатуры Суллы и до убийства в курии Помпея освещает телефильм «Юлий Цезарь» (Цезаря играет Джереми Систо), а в первом сезоне телесериала «Рим» с разной степенью подробности изображены события с конца 50-х до 44 года до н. э. с участием Цезаря (его играет Киаран Хайндс).

• Юлий Цезарь (1908, немой, экранизация пьесы Шекспира) — Чарльз Кент
• Кай Юлий Цезарь (1914, немой, экранизация пьесы Шекспира) — Амлето Новелли^[итал.]
• Клеопатра / Cleopatra (1917) — немой чёрно-белый фильм, режиссёр Дж. Гордон Эдвардс, в роли Цезаря Фриц Лайбер-старший, фильм считается утерянным.
• «Oh! Oh! Cleopatra» (1931). В роли Роберт Вулси.
• Клеопатра (1934) — Уоррен Уильям
• Цезарь и Клеопатра (1945) — Клод Рейнс
• Юлий Цезарь (1950, экранизация пьесы Шекспира) — Гарольд Таскер (Harold Tasker)
• Юлий Цезарь (1953, экранизация пьесы Шекспира) — Луи Кэлхерн
• Две ночи с Клеопатрой (1953) — Альберто Сорди
• Спартак (1960) — Джон Гэвин
• Юлий Цезарь и война с галлами (1962) — Кэмерон Митчелл (Cameron Mitchell)
• Юлий Цезарь против пиратов / Giulio Cesare contro i pirati (Италия, 1962) — Густаво Ройо
• Царица для Цезаря (1962) — Гордон Скотт
• Клеопатра (1963) — Рекс Харрисон
• Юлий Цезарь (1970, экранизация пьесы Шекспира) — Джон Гилгуд
• Эротические сны Клеопатры / Erotic Dreams оf Cleopatra (1996) — в роли Жак Стани.
• Зена — королева воинов (1995—2001) — Карл Урбан
• Астерикс и Обеликс против Цезаря (1999) — Готфрид Йон
• Клеопатра (1999) — Тимоти Далтон
• Друиды (2001) — Клаус Мария Брандауэр
• Юлий Цезарь (2002) — Джереми Систо
• Астерикс и Обеликс: Миссия Клеопатра (2002) — Ален Шаба
• Римская империя: Август (2003) — Жерар Клейн
• Клеопатра (2003) — Роберт Розенберг
• Спартак (2004) — Ричард Дилан
• Рим (2005—2007) — Киаран Хайндс
• Астерикс на Олимпийских играх (2008) — Ален Делон
• Астерикс и Обеликс в Британии (2011) — Фабрис Лукини
• Спартак: Война проклятых (2013) — Тодд Ласанс

• «Смерть Помпея», трагедия Пьера Корнеля (1643).
• исторический очерк Александра Дюма «Цезарь» в составе цикла «Великие люди в домашнем халате» (1855).
• «Спартак», Рафаэлло Джованьоли, исторический роман, 1874 год
• «Мартовские иды», роман Торнтона Уайлдера, 1948 год