Chapter Text
От Джонни — Юзу.
Привет, Крошка-кун (или сан, или ещё чего-то… Прости, я никак не запомню эти ваши замысловатые обращения. Так что выбирай, какое тебе самому придётся по душе). Я так за тебя рад! Это была фееричная, волшебная, грандиозная, неповторимая победища!!! Хотя я ничего и не понял, но судьи могли бы раскошелиться на оценки повыше! Я знаю, не спорь!!! Тем более, среди всех остальных участников не было никого такого же славненького и симпатичного… Хотя… вот тот мой соотечественник. Не тот, что второй, а тот, который на четвёртом месте (четвёртое!!! Судью на мыло!!!) тоже смотрелся премиленько! Куколка прям как хорош! Твой испанский тренер как поживает? Прохлаждается, небось? За что только его там у вас Брайан держит и деньги платит — зарядку с детками сделал и пошёл гулять себе, к ночи готовиться))) Я бы тоже так смог, если бы мне потом такие ночи светили))) Прости-прости, мне ваши интимные делишки совсем не интересны! Ой, кстати, про интим… Радость моя, мы с Джеффри придумали тебе к Олимпиаде (где ты, конечно, теперь точно станешь чемпионом!!! Не спорь!!!) офигительную программу! Ты закачаешься (а ещё больше закачается твой испанский красавчик!!! У вас с ним все тип-топ? Любовь-морковь, бессонные ночи, утром не оторвать друг от друга, и все укромные места в вашем спортклубе вам уже известны? И как он? Ну, в этом смысле? Незабываемое удовольствие? И сколько раз за… Гммм… Не то, не смотри туда… Хотя он же тоже помнит, что тебе ещё семнадцать?); -) Ах, где мои семнадцать!)!!! Но программа новая твоя будущая — бомба, отпад! Дэвид, зайка, пищит от восторга! Признаюсь, это идея Джеффри, я так… кое-что добавил от себя. Хотя я Джеффри ненавижу! ДА! Не спорь!!! Не могу ему простить, что он заблокировал меня ото всех! Ну и что такого, что я парочку раз обвалил все доступные мессенджеры, включая ту китайскую фигню! А я тут не при делах! Но этот болван Джефф, мой лучший друг (бывший друг!!! Не спорь!!!), сказал, что 102 сообщения за полчаса это слишком много! А это я только разогревался! Ты же с ним не согласен, сахарный моти моей души? Теперь я вынужден писать письма. Так Джефф велел: говорит, что лучше пятьдесят страниц за раз, чем по сообщению каждые три секунды! Как хорошо бы, чтоб вы Дэвида с собой взяли на соревнования, а не того мужика, что вечно улыбается! Хоть в телевизоре на него глянул бы… Он душка!!! Привет ему от меня и немножко маленьких невинных поцелуйчиков! Чмок-чмок! Хватит с него!!! Нет, ну судьи, ну сволочи, могли бы… ну блин, ну я недоволен. Может им денег дать? Не возьмут? Не спорь!!! Все берут!!! Так о чем я? А, да! С Джеффри я разберусь сам! Вообще-то ссориться с ним нельзя! Я почти уломал его на поездку в Чили! Спасибо Шизуке! Она почувствовала мои флюиды и подключилась! Хотя Джеффри, по-моему, на всех плевать!!! Но!!! Какая женщина! Страсть неразбавленная, огонь! Драконша и фея в одном флаконе!!! А главное, понимает, что мне без Чили никак!!! Представляешь, я — и в Сантьяго! Я даже линзы уже купил, ну тебе и твоему тореадору это незачем, а вот голубоглазым красавчикам очень даже пригодится!!! Поездка будет зашибись, как на Лазурный берег в спа-отель прокатимся! Поедем в конце мая, чтобы ты со своими соревнованиями закончил, Дениска сессию сдал, я с дурацкими спонсорскими поездками разобрался (без вас… я плаааачу…), а в Чили будет жарко-жарко! Хотя этот Джеффри говорит, что там будет зима… Дурачок! Меня не проведёшь, какая зима в июне? Издевается, гад! Так вот, будем плескаться в море (или что там у них есть), пить коктейли (тебе уже можно будет), валяться на пляже и загорать! Как тогда на нашем озере… Я снова плачу, плачу каждый день, скучаю по вам, как вы по мне!!! Нет, я скучаю сильнее!!!
***
— Я прошу обнять меня, просто так обнять. Это тоже сложно, что ли?
— Обнять? Тебя? Просто так? Да «просто так» — это невозможно!
— Иногда ты бесишь меня своим упрямством тупым, Фернандес!
— Кто бы говорил, Юзу…
Они карабкались по склону уже третий час. Хавьер напрочь перестал понимать, зачем они лезут на эту гору. Климат и природа в Андах поражали воображение любого туриста, даже очень опытного Джеффри. Невероятные просторы, яркие краски, заснеженные вершины, привольно разгуливающие альпаки, цветочная какофония ароматов… Их стоянку у аквамаринового озера плотным кольцом обнимали горы всевозможной величины и крутости склонов. И каждый откос будто принадлежал разным временам года. Вода в озере по ночам замерзала кусочками причудливых форм, и зеленовато-матовый лёд словно переносил их на неизвестную планету. Французские уфологи млели только от одного утреннего вида из палаток. Оказаться в конечной точке маршрута после всех очередных приключений, играющих не в их пользу обстоятельств, сошедших с ума метеоусловий и криминальных происшествий казалось невероятной удачей, почти чудом. Группа сегодня разделилась по парам и тройкам. Времени до прибытия полиции по их расчётам оставалось совсем мало, и всем страсть как хотелось успеть найти заветное место.
<tab>Хавьер остановился, тяжело дыша, и взглянул на склон справа. Даже на такое расстояние резкие порывы ветра доносили французскую переливающуюся речь — Габи в очередной раз провоцировала брата на экстремальные подвиги, Гийом, как и прежде, искал тысячи причин, чтобы не соглашаться и, как обычно, ничего не выходило. Не нашлось ещё в этом мире силы, способной противостоять идеям жизнерадостной и активной Габриэллы. На противоположном, как Юзу окрестил его, «летнем» склоне, за деревцами низкорослого мирта мелькали две синие футболки и один на двоих шифоновый длинный светло-бирюзовый шарфик. Развевающаяся на ветру нежная лента скользила по плечам то одного, то другого туриста, а футболки то притягивало к друг другу близко-близко, то вдруг, словно порывом ветра, относило на приличное расстояние. Хавьер понимающе хмыкнул и с нескрываемой теплотой посмотрел на своего попутчика.
— Скажи мне, Юзу, это ты мне назло выбрал зимний склон? Только не придумывай, что из-за страсти к фигурному катанию… Мы уже до ледника, вон, доползли!
— Это не ледник, Хави! — язвительно заметил Юдзуру, и красный шерстяной шарик на его шапке надменно качнулся. — Джеффри сказал, что это снежник. Просто куча сугробов на горе.
Он наклонился, зачерпнул пригоршню подтаявшего на солнце снега, слепил толстенький плотный снежок и, почти не целясь, точно попал в место чуть пониже спины Хави. Фернандес взвыл и, хватая голыми руками грязноватые комья из-под туристических ботинок, стал бросать их в сторону противника. Меткостью броски не отличались, но под шквалистым снежным огнём Юзу умерил пыл и стратегически спрятался за размашистый куст. Удивительная природа этого места вытворяла заковыристые фокусы. На противоположном склоне точно такое же растение усыпано мелкими нежными листиками и белыми цветами, а здесь только перепутавшиеся голые палки торчали во все стороны. День с утра выдался солнечный. Но это совершенно не означало, что и через час он останется ясным. Над их склоном уже нависла вертлявая тучка, лениво побрасывая в них пушистые снежинки. Снежинки падали так медленно, что в воздухе успевали собраться в пушистые клубочки и на снежник ложились мохнатые огромные тяжелые хлопья. Справа перекликались редкие птицы, кружил высоко в небе кондор, высматривая добычу, и пахло рождением нового лета. Слева снежинки не успевали долетать до земли и превращались в слезливые дождинки, мелкие, как брызги из пульверизатора, и так остро пахнувшие озоном, или, как говорила Ван, арбузами, что голова кружилась.
Хавьер с грустью в сотый раз подумал про забытые перчатки и шапку: уши нещадно мерзли, а пальцы плохо слушались. Он натянул капюшон, как можно туже затянул неудобные скользкие синтетические завязки и засунул руки поглубже в карманы. Юзу бубнил себе под нос очередную гневную тираду и в который раз методично донимал его одним и тем же вопросом. Проблема толстенной непробиваемой стеной стояла между ними уже полгода. Ответ у Хавьера был готов давно, но казалось, что если не произносить эти слова вслух, то, возможно, как-нибудь всё пойдёт по-другому. Взбираясь всё выше и выше к вершине, Юдзуру, казалось, забыл, что они должны искать вход в пещеру. Сбоку, совсем рядом с ними, узкой извилистой трещиной протянулось ущелье. Штурм вершины, вообще-то, в планы не входил: вряд ли искомый объект мог находиться так высоко и на таком открытом для всех любопытных пространстве. В ущелье сумеречно поблёскивали влажные камни, идти туда никому совсем не хотелось. Но при распределении среди туристов районов для исследования Юзу схватился именно за северный склон. Хави он объяснил, что это самый перспективный вариант. Выигрывать Ханю любил везде и во всём. Где же ещё прятать клад, как не в пещере ущелья под прикрытием снежной шапки над ним. Парни целенаправленно шли к холодному даже на вид, тёмному каменному проходу. Но панорама снежной поляны выше по склону среди валунов и облетевших листьев кустов, которые чем дальше, тем становились чахлее и почти пропадали в толстом мху, привлекла внимание мальчишек сразу. Про пещеры, ущелье и клады они как-то не то, чтобы забыли, но просто отодвинули конечную цель на немного попозже. В их размеренной канадской жизни отчаянно не хватало безумств и спонтанности.
Когда Хавьер, вернувшись домой из гастротура Джонни, чуть ли не с порога сообщил, что через месяц уезжает назад и в этот раз надолго, у родителей подкосились ноги, а сестра расплакалась. Вечерний семейный разговор отдавал привкусом разлуки — непростой для обеих сторон и немного печальной. Но Хави упёрся в своё решение намертво. За оставшиеся до отъезда дни он переделал кучу дел. Своих футбольных мальчишек он поручил лучшему другу, с которым они неделю, споря до ненормативных ругательств, составляли план тренировок на полгода. Не удержавшись, Хавьер заказал для команды канадский чудо-тренажер, потратив последние сбережения. Вечерами он чинил соседские механизмы, поломавшиеся за время его кулинарной поездки. Тетушка Долорес, прижимая его голову к своей легендарной груди и орошая макушку слезами, подарила талисман неизвестного происхождения, непонятно к какой конфессии принадлежащий. Хави маленький металлический квадратик на кожаном шнурке с корявым изображением непонятных загогулин на шею нацепил, да так и не снимал больше. Мадридский август, щедрый на жаркое солнце, не подвёл и в этом году. Пока Хави носился по городу в поисках испанских сувениров, он заметно посмуглел, волосы выгорели ровными светлыми прядками, и вслед ему смотрела каждая вторая девчонка. Лаура помогла красиво запаковать в яркую шуршащую бумагу и красочный веер с рисунком танцовщицы фламенко, и подарочную бутылку знаменитого испанского Риас Байшас, и статуэтку быка с тореадором, и целую гору сладких турронов. «А это для кого, Хави?» — удивилась сестра, разглядывая браслет из прозрачных гладких камешков циркона. Щёки брата стали пунцовыми, а речь нечленораздельная. «Ах, вот оно что… — шёпотом протянула Лаура, воровато оглядываясь на маму. — Как же я сразу-то не догадалась, что это отмазки — все эти твои разговоры про «отличный карьерный шанс», про «знакомство с культурой другой страны», про «опыт самостоятельного проживания». Взгляд Хавьера сделался совсем неуловимый и мечтательный. «Ну-ну, — добавила зловредная сестрёнка. — Знакомство с культурой другой страны, как я вижу, уже состоялось, и шанс ты уже использовать начал. Никакого, похоже, самостоятельного проживания не предвидится! Ты из кровати-то вылезать там будешь, тренер недоделанный?!»
Но Лаура ошиблась. Добирался Хави до Торонто долго. Крикет Клаб перечислил деньги на перелёт нового специалиста к месту трудоустройства, но Фернандес, пытаясь сэкономить, выбрал дешёвый, но длинный маршрут с пересадками и многочасовыми ожиданиями в транзитных аэропортах. Все двое суток Хави планировал важное событие — совершеннолетие Юдзуру с вытекающими из знаменательной даты последствиями. Банальные свечи, ванна с жемчужной пеной и лепестки алых роз казались ему пошлостью. Экстремальные в декабре каюта на яхте и шампанское в покачивающемся от лёгкого шторма ведёрке навеивали мысли о морской болезни, а не о незабываемой первой ночи. Он перебирал тысячи вариантов, даже снизошёл до просмотра женских журналов в книжном магазинчике стамбульского аэропорта. Но все фееричные романтические планы Фернандеса перечеркнулись одним щелчком «мистера Орсера» в первый же вечер. Когда радостный, ошалевший от перелёта и впечатлений, нагруженный свёртками с подарками Хавьер заявился в Крикет Клаб, встречающий у порога Брайан поманил его пальцем в свой кабинет. Бегло ознакомил с правилами, техникой безопасности, выдал ключи от съёмной квартиры, любезно предложил помощь в ознакомлении с магазинами, парикмахерскими и прачечными района. А потом вздохнул и перешёл к настоящему разговору. Такому прямому, откровенному разговору, начистоту. Орсер доходчиво объяснил, что Хавьер теперь — тренер, учитель, а вот Юдзуру — ученик. К тому же, хоть и исполнится последнему восемнадцать лет через три месяца, но к японским законам о совершеннолетии это не имеет отношения. «Смотри, а то прилетишь в Токио на соревнования, и тебя прямо у трапа самолёта повяжут! Сиди-ка ты, новоявленный тренер, тихо, и нос свой в ту сторону высовывай исключительно с целью мировых рекордов…» Приблизительно следующее высказал новый начальник и добавил для ясности: «… в фигурном катании». Во всяком случае, понял наставника Хавьер именно так. «И Юзу пока не говори о нашем разговоре. Он после ваших алмазных приключений не очухался до сих пор, а у нас этап вот-вот, а каскад никак не идёт и в «дорожке» между «петлёй» и… Ну там своя проблема… Работать надо! Обоим! А я даже не представляю, как он на твоё появление отреагирует!» — втолковывал ему Брайан. Фернандес кивал с таким рвением, что Орсер начал побаиваться за шейный отдел позвоночника нового сотрудника. Сам же Хави совсем не понимал, при чём тут «этап» и «каскад» и куда петляет дорожка, он чувствовал себя скоростным поездом, врезавшимся на полном ходу в стену. Обманутый организм долго не мог простить Хавьеру такой подставы и время от времени, совершенно не вовремя, намекал хозяину, что он сюда не за тем притащился.
Потянулись однообразные дни: дом — Крикет Клаб — магазин — дом. Устроить уютное гнёздышко у Хавьера никак не получалось. Он покупал первые попавшиеся под руку вещи. Получил несколько хозяйственных подарков от Трейси и других тренеров. Мама и Лаура пытались ему помочь, давая советы, а иногда и приказы. В итоге выставочный образец в ИКЕА выглядел уютнее, чем квартирка Хави. Но его это не трогало, дома он появлялся только под вечер и рано утром уже мчался в клуб. Через месяц Хави чувствовал себя хомячком, бегающим в колесе. Иногда из радостей жизни к набору необходимых действий прибавлялись вылазки в кафе или прогулки по набережной. Изредка с Брайаном или Дэвидом, крайне редко с Юзу, чаще всего в одиночестве.
Японская звёздочка фигурного катания первые два месяца смотрел на Хавьера так, как будто каждый раз делал потрясающее открытие, что южный красавчик Хави не просто существует на этой планете, но и пребывает с ним в одной стране, на одной улице и даже в одном помещении. Эта чудесная находка сваливалась на мальчика неожиданно и переворачивала все тренировочные планы — слух моментально отключался и спортсмен входил в бессрочный автономный режим свободного парения в невесомости. Однако очухался будущий чемпион быстро. Глаза из антрацитовых и удивлённых сделались тёмно-фиалковыми, бархатными, взгляд из виноватого стал манящим, губы уж больно часто пересыхали, а тренировочная форма требовала безостановочного тщательного разглаживания во всех местах. Работать с Хавьером Юзу катастрофически не мог. Он всё время ревностно следил взглядом за тренером и был не в состоянии даже поднять гантели весом в пять килограммов. Будто бы сил ему хватало только на то, чтобы удерживаться на расстоянии. Недовольный Брайан запретил Юдзуру тренировки под руководством Фернандеса. Разъярённую «шаровую молнию», пронесшуюся по всем помещениям Крикет Клаб, остановить никто не осмелился, даже Хави. И только невозмутимый Брайан смотрел с пониманием, но твёрдо стоял на своём. Он, конечно, прекрасно осознавал, что если уж Ханю что-то решил, то остаётся только молиться, чтобы последствия оставили хотя бы каток в сохранности. Нового тренера по пилатесу, равномерно подкачанную во всех выдающихся местах красавицу Каролину, Юдзуру принципиально игнорировал — он опаздывал на групповые занятия и баламутил потом всю группу, вальяжно раскладывая посреди зала коврик, салфетницу и полотенце, индивидуальные — вообще пропускал. Потом, естественно, следовали отчаянные, почти искренние извинения, признания в неожиданно поразивших его провалах в памяти, интимные сообщения, что он проспал или перепутал место и время. Но каждую неделю всё повторялось заново, упрямый Брайан упирался в ответ.
Хавьеру с первого рабочего дня не досталось ни одной свободной минуты. Орсер сразу же выдал ему три детских класса в течение дня, а на вечер — группу здоровья 70+. Как весомо аргументировал главный тренер — «спать зато лучше будешь». Спал Хавьер и так неплохо — набегавшись с детишками, толком не успевая пообедать, Хави ежедневно выходил на каток. Он решил, что раз уж он тренер фигуристов, то и самому бы неплохо научиться хоть пару кругов объезжать без риска протаранить кого-то или отбить себе жизненно важные органы. Тренировался Хавьер рьяно и к Рождеству владел уже базовыми знаниями наравне со своими любимыми пятилетками. Вечерами, потратив остаток сил на любезных канадских бабушек и дедушек, многие из которых в своё время поигрывали в хоккей и могли бы ещё запросто дать фору своему тренеру, Хавьер, жуя на ходу сэндвич, доползал до кровати и со вздохом открывал телефон. Если от Юзу висело больше двадцати пропущенных сообщений, значит, сегодня тот обиделся на отсутствие должного внимания, и Хавьера ждали бессонные полночи в водопаде из японских пугающих смайликов, путанного английского и судорожного обоюдного набора всяческих нежных глупостей. Но для начала Юзу бомбардировал его гневными обвинениями — что Хави на двенадцать секунд больше смотрел на Нам Нгуена, чем на него, что Хави не поблагодарил за шоколадку, которую Юзу подложил в карман его куртки ранним утром, что Хавьер улыбнулся сегодня как-то криво, словно сквозь зубы, и это точно значит, что он его ненавидит. Полусонный Фернандес судорожно вспоминал, кто, собственно говоря, такой этот самый Нам Нгуен, боялся сообщить Юзу, что куртку он уже недели две как не носит, а про экстренное посещение стоматолога после неудачного падения с первого в жизни тулупа молчал как партизан на допросе. Хавьер понимал, что на самом деле хочет Юдзуру, но не знал, как бы ему сказать, что этого не будет. Не будет долго. И кто-то из них, может быть, ожидания и не вынесет.
К лету Хави уже сам запутался, что он чувствует, а что должен и что ему чувствовать не положено по статусу и закону. Он прокрадывался в укромное место за стёклами бара каждую тренировку Юзу. За эти месяцы Хави не пропустил ни одной, хоть пять минут, хоть минуту, но смотрел на него. Почему-то видеть «своего мальчика» на льду доставляло ему ни с чем несравнимое удовольствие. Он знал наизусть все его программы и уже давным-давно выучил название элементов и систему их оценивания. В ноутбуке хранилась десять раз запароленная папка с видеофайлами под названием «Te amo». Там Хавьер собирал все прокаты Юзу, которые правдами и неправдами удавалось раздобыть, там же нашли место и фан-камеры собственного производства. На соревнования Хави выезжал лишь дважды. В Хельсинки он умудрился засветиться в обнимку с Ханю не только на официальной трансляции, но и на какой-то любительской съёмке. В японском Сендае Хавьер уже шарахался от камер и телефонов, как от наводящих мужскую порчу кукол Вуду.
Надолго и часто Фернандес отлучаться не мог. Его ученики своего тренера обожали. Пенсионеры подкармливали домашней едой, из-за чего холодильник тренерской вечно ломился от разноцветных контейнеров. Малыши, завидев пружинистую походку и пушистые ресницы, вырывались из рук сопровождающих и висли на нём гроздьями. Первоклашки делились секретами и подтаявшими в разгоряченных ладошках карамельками, а барышни постарше засыпали более серьёзными подарками в виде надушенных мамиными духами открыток с сердечками и мягких игрушек с жалостливыми мордашками. Изоляция Юзу от тренировок с Фернандесом закончилась в итоге спустя всего лишь два месяца, когда Брайан обнаружил надежду японской федерации фигурного катания среди учеников группы среднего возраста — десятилетних девочек, причем на тренера «надежда» смотрел также, как и ученицы — преданно и с чувством некоего обоснованного собственичества. Орсер махнул рукой, решив, что и так долго удалось продержаться, и вернул Юзу индивидуальные занятия с Хавьером. От юного чемпиона добились обещания, что на групповые тренировки по пилатесу с Каролиной он будет ходить безукоризненно, проявляя такт и пунктуальность. Так и прошёл их первый совместный сезон, окончившийся долгожданной поездкой в Чили.
Вскоре после того, как поток красноречия иссяк, Юзу уставился в одну точку, пристально разглядывая, как по верхушке снежника стекают капельки из растаявших снежинок. «Горы тоже умеют плакать, только люди этого не понимают», — неизвестно откуда, как недоброе предчувствие, возникла в голове Юдзуру грустная мысль. Такое молчание тоже становилось уже привычным. «Лучше бы ругался», — обречённо подумал Хавьер. Эту часть разговора он так и не научился переносить спокойно. Уголки губ Юзу дрогнули, судорожный вздох вырвался облачком пара, движения тонких пальцев в перчатках сошли бы за колдовские пассы, если бы Хавьер не знал, что с их помощью Юзу просчитывает сложные решения, требующие математической точности и анализа. Вот только логика у Ханю отличалась своеобразностью: выводы из самых обычных вещей он делал сбивающие с толку и совершенно не поддающиеся пониманию. Хавьер судорожно перебирал в голове все свои сегодняшние действия и слова и не находил никаких намёков в пользу ни незамедлительного прекращения всякого общения, ни немедленной подачи заявления в отдел регистрации брачного гражданского состояния. Пока Юзу думал, с каких козырей бы ему зайти в этот раз, Хави не мог отделаться от мыслей, что вот сейчас бы плюнуть на всё и прижать его к себе со всеми магическими способностями, с талантом, с потрясающей музыкальностью, артистизмом, от которого хлопаются в обмороки особо чувствительные японские поклонницы, строптивостью, упёртостью… Обнять, почувствовать под ладонями гибкое тело и …
Если Юдзуру успел краем глаза выхватить величественное движение снежной массы, то Хавьер ничего не понял. Мир вдруг стал существовать неравномерными рывками. Стремительной вереницей пронеслась ватага птиц. Тучка, суетясь, прокралась по краешку солнца. Медленно рядом с ними скатился первый снежный валун, облепленный веточками погибшего миртового кустика. Хави в ослепительных солнечных лучах… Хави с улыбкой, за которой неумело прятались отчаянное желание и всепобеждающая нежность… Его Хави… Только Хави умел смотреть так, что хотелось мурчать и потереться щекой о его руки как соскучившийся котёнок. Пространство вздрогнуло и пришло в неистовое движение. В грудь Хавьера влетел снежный ком и рассыпался на пушистые снежки и ледяные капли из наста. Земля под ногами неуверенно пошатнулась. Тело Фернандеса неуклюже дёрнулось, капюшон слетел, во взгляде мелькнуло удивление, но он даже не попытался закрыться руками, отвернуться или убежать, словно не верил, что с ним может произойти что-то плохое. А «стеклянный» дождь сыпался и сыпался. Льдинки застревали в кудряшках, оставляли алые чёрточки на губах, цеплялись за закрученные ресницы. Где-то внизу в ущелье утробно ухнуло, и через секунду Хави просто исчез, словно никогда и не существовал в жизни Юзу. Всё моментально смолкло, стояла та тишина, про которую говорят «мёртвая». Ветер трусливо сбежал, солнце испуганно замерло, птицы шарахнулись по своим птичьим убежищам. «Почему ты такой, Хави? Почему никогда не защищаешься? Почему я влюблен в такого идиота? Почему ты никогда не избегаешь удара? Ты странный, слишком доверчивый, слишком добрый, Хави! Почему ты никогда не прячешь своё сердце? Даже от смертельного бездушного куска снега?» И больше не думая ни о чём, ничего не планируя, не пытаясь просчитать или даже предугадать последствия, Юзу просто плюхнулся на живот и скользнул в расщелину ущелья. За ним шурша сполз чуть подзадержавшийся очередной снежный пласт, словно дождался новую жертву. Сначала Юдзуру показалось, что наступила безлунная ночь, но в ту же секунду глаза больно резанул ослепительный свет. Тело убеждало его, что стремительно летит вниз, но сознание твердило, что он плавно скользит вверх. Небо и земля крутились как детские прыгалки в руках старательных девчушек из младшей группы Хавьера. Снег медленно превращался в застывающий бетон. Где-то на крутом склоне оторвался красный помпон, а чуть позже в снеговой круговерти пропала и сама шапка, захватив за компанию насквозь промокшие мохеровые перчатки. Всё, что Юзу хотел — увидеть Хави, хотя бы ещё раз, хотя бы на мгновение, особенно если это будет его последнее мгновение, и он по привычке безостановочно шептал слова молитвы, хотя это давно уже перестало помогать.
Окружающая действительность наконец-то перестала изображать карусель вокруг Юзу и угомонилась. Он осторожно пошевелил руками и чуть-чуть помотал головой. На дне ущелья слышался звонкий перестук капели, далёкие крики птиц и собственное лихорадочное дыхание. Здесь словно уже наступил вечер, и лишь одинокий луч света очерчивал границы вокруг бездвижного тела. «Хави?» — чужим голосом прошептал Юдзуру. Он попытался встать, но мир угрожающе накренился. Тогда он пополз на четвереньках, невпопад дёргая руками и ногами. Хавьер лежал на спине, в волосах запутались кусочки льда, почему-то казавшиеся розовыми. Губы бордовыми полосками горели на абсолютно бледном спокойном лице. «Юзу…» — чуть слышно растворилось в мокром тёмном воздухе. Вздох облегчения смешался с подступившими к горлу рыданиями. Юзу упал на колени на снежную гору рядом с Хавьером, схватил его за руку и крепко сжал ледяные пальцы. Он сидел и смотрел, как родные губы пытаются шептать его имя и даже улыбаться, и от всего сердца улыбался в ответ. Скромные крошечные снежинки ненадолго пристраивались рядом с ними и исчезали. «Ты же обещал, Хави!» — сердито фыркнул Юзу и прижался к нему. — Ты мне это обещал! Невыносимо столько ждать того, что у всех нормальных людей есть каждый день!» И, изо всех сил пытаясь согреть ладонь Хавьера, с нажимом добавил: «Если они любят, конечно…»
Так уж сложилось, что падение маленькой по горным меркам лавины, даже не лавины, а небольшого схода снега, никто из других туристов не увидел. Как бы не растягивалось время в сознании Юдзуру, для всего мира это событие уложилось лишь в несколько секунд. Горы умеют наносить удар молниеносно, не предупреждая и нисколько не заботясь о собственной славе. На летнем склоне шаловливый ветерок пошевелил листики мирта. Ловкие сильные пальцы бережно отцепили бирюзовую воздушную ткань, запутавшуюся в ветках, и несколько снежнобелых лепестков изящно опустились на серые камни. Чуть дольше, чем необходимо, задержались ладони на чужих плечах, стряхивая с шарфика листочки, чуть нежнее, чем вежливая благодарность, посмотрели глаза в ответ. Маленькие птички многозначительно переглянулись — даже среди толпы так просто узнать тех, кто влюблён. А там, где царила упрямая весна, воздух подпрыгивал от громогласных дебатов — брат и сестра оспаривали траекторию инопланетной трассы, а их подуставший от бурного проявления эмоций спутник благосклонно кивал и печалился о чем-то своём. Мелкий дождь перестал донимать туристов осеннего склона, и они, отряхиваясь, как собаки после купания, сушили одежду под робкими, чуть тёплыми лучами беззаботного солнца.
Лучик упрямо пытался выбраться из ущелья. Не менее упорный Юзу перетаскивал теряющего сознание Хавьера за ним. От физической нагрузки, от переживаний, от злости на подлый снежник он почти не чувствовал усталости. Но когда бессердечное солнце все-таки улизнуло на волю, энергия как будто разом покинула его. Становилось очень холодно и очень страшно. Юдзуру снял шарф и подложил под голову Хави. Немного подумав, он расстегнул его куртку, прижался крепко-крепко к горячему телу и накрыл их обоих своим пуховиком. Драгоценное тепло разморило, и он провалился в безмятежный сон. Но вскоре стекающие по стенам капельки воды перестали стучать о каменистый пол. Они просто не успевали добраться до него и замерзали на лету. В еле заметном проёме наверху по серому небу истерично метались тучи. Юзу проснулся от звука собственных стучащих зубов. Его трясло от холода так, что казалось даже пряди волос выбивают дробь. В ущелье ворвался ветер и угрюмо стонал то в одном углу, то в другом. Юзу, не отрываясь, смотрел на Хави. Сил больше не хватало даже на то, чтобы прошептать самое важное или протянуть руку к пушистым ресницам, на которых уже перестали таять снежинки.