Chapter Text
И, наконец, я подвергну сомнению
сомненье своё и себя самого вместе с ним.
Спите, мои дорогие! Когда вы проснётесь,
Увидите: всё уже будет не так.
М.Щербаков, «Колыбельная безумца»
День на отделении начинался точно так же, как все предыдущие. Когда Лань Ванцзи вышел из палаты в коридор, братья Вэни уже расслабленно сидели на большом кожаном диване возле ординаторской. До подъёма оставалось ещё около часа, и им было нестерпимо скучно: они вяло перебрасывались жалобами на то, как им осточертела эта работа, эта больница и эти психи; как не хватает на отделении порядка и как жаль, что отменили прежние меры физического стеснения: «Эти мудаки из министерства сами-то психов только на фотографиях видели!» Исходящая от них ци, как обычно, была наполнена угрюмым раздражением, она текла привычным руслом, вливаясь в сплетения бесчисленных потоков отчаяния и тоски, пронизывающих отделение. Затхлый больничный запах несвежего белья и пота, дребезжащее зудение мерцающей лампы, крашеные стены и грубые решётки на окнах с внутренней стороны — всё это с тянущей безысходностью оплетало сознание сетью тончайших нитей. По нитям, как по сосудам, струилась тёмная ци, стекая в общий поток.
Будь стоек.
Не предавайся унынию.
Следуй праведному пути.
— Смотри, смотри, кто выполз! — Вэнь Чао толкнул брата локтем в бок, обрадовавшись развлечению.
— В чём же сегодня наш светозарный друг? — спросил Вэнь Сюй, с притворным любопытством приподняв брови. — Неужели в белом?..
— Хм-м… — изобразил задумчивость Вэнь Чао, — вряд ли. Сегодня, скорее всего, в белом…
— Да ну нет! Сегодня он точно будет в чём-то неожиданном! Например, в… БЕЛОМ!
Оба заржали неискренним пустым смехом, имитируя радость от сотни раз повторённой шутки. Так же, как и в любой другой день, Лань Ванцзи, не глядя на них, молча прошёл мимо, в подсобку. Забрав оттуда швабру и ведро, он направился в туалет набирать воду.
— Сегодня начни с душевой, — крикнул ему вслед Вэнь Чао.
— Бесполезно, — махнул рукой Вэнь Сюй. Он работал на отделении чуть дольше и любил поучать устроившегося позже младшего брата. — Он тупой: как один раз запомнил, так и будет делать, хоть кол на голове теши.
Не пренебрегай простым трудом.
Поддерживай чистоту в своём жилище.
Любая работа, не потворствующая греху, достойна уважения.
Трудолюбие — основа всего.ль
— Ладно, пойдём. — Вэнь Сюй со вздохом поднялся с дивана и двинулся в сторону поста. Вэнь Чао пошёл за ним, но, проходя мимо Лань Ванцзи, резко повернулся, и — как десятки раз прежде — сделал выпад открытой ладонью в его сторону, словно пытаясь ухватить за футболку на животе:
— Бу!
Лань Ванцзи без труда увернулся, продолжая смотреть мимо. Вэнь Чао заржал.
— Кончай уже, идём! — Вэнь Сюй одёрнул брата и нахмурился. — Он вот-вот придёт.
Ровно в 6:50, когда Лань Ванцзи закончил протирать позолоченную статую Гуаньинь в конце коридора, ручка входной двери отделения со скрипом опустилась. Она двигалась, по обыкновению, мягко и равномерно; даже щелчок замка прозвучал мелодично. Дверь плавно открылась, и в коридор вошёл заведующий отделением, доктор Мэн Яо. Тёмная ци всколыхнулась, и по её сплетениям прошла волна оживления. Не выпуская связку ключей из рук, доктор уверенным шагом прошёл по коридору, вежливо поздоровался с санитарами, кивнул головой смотревшему сквозь него Лань Ванцзи и, привычно не ожидая ответа, начал отпирать дверь своего кабинета.
В 7:00 доктор Мэн вышел в коридор в белоснежном халате и накрахмаленной шапочке. Он со спокойным удовлетворением оглядел отделение, лучезарно улыбнулся и объявил братьям Вэням:
— Подъём!
***
Резкий неприятный сигнал к подъёму застал Лань Ванцзи прямо под динамиком. Пронзительный звук сверлом тёмной ци входил в голову и мучительно резонировал во всём теле, вынуждая прикрыть уши руками. Краем глаза Лань Ванцзи заметил, как Вэнь Сюй смотрит на него с ухмылкой, продолжая держать палец на сигнальной кнопке пульта дольше обычного. Эта ухмылка сливалась с пульсирующим разрушительным потоком, проникающим внутрь, и не было уже отдельного звука, была только целостная, пронизывающая насквозь боль. С трудом удерживаясь от того, чтобы съёжиться в комок, Лань Ванцзи зажмурился.
Держи правильную осанку.
Стойко переноси страдания.
Будь терпелив.
Звук резко оборвался.
— Господин Вэнь?.. — раздался недоумённый голос доктора Мэна. Открыв глаза, Лань Ванцзи увидел, как Вэнь Сюй разводит руками:
— Кнопку заело! Надо будет ремонтника вызвать.
Отделение медленно начинало просыпаться. Взлохмаченные сонные пациенты в помятых футболках и казенных фланелевых кофтах неспешно ковыляли из своих палат к туалету, а после — к душевой, возле которой Вэнь Чао раздавал зубные щётки. И Вэйчунь, как обычно, гнусаво спрашивал каждого подошедшего: «Где моя нога?», — но никто не обращал на его вопросы внимания. После пациенты расползались по своим палатам и, забрав сигареты, подтягивались к выходу в курилку, куда, поигрывая ключами, со скучающим видом уже подошёл Вэнь Чао. Пациенты привычно топтались вдоль стены и осторожно поглядывали на шторку на месте двери, ближайшей к курилке. Отодвинув мятую выцветшую ткань рукой, из палаты вразвалку вышел Цзян Ваньинь. По его лицу было сразу видно, что он не в духе — стоявшие в очереди тут же начали шушукаться и подталкивать друг друга локтями. Цзян Ваньинь покрутил пальцами сигарету и, раздражённо цокнув языком, молча прошёл в самое начало очереди. Не Хуайсан, вышедший следом, невинно похлопал ресницами и пошёл было за ним, но сразу же был схвачен за шиворот кем-то из очереди.
— Ты-то куда лезешь, дурачок!
— Я не знаю! — искренне пожал плечами Не Хуайсан.
— Ты же не куришь даже!
Не все толкающиеся в очереди действительно курили. Кто-то был курящим, но не имел при себе сигарет и стоял вместе со всеми в расчёте выклянчить окурок. Кто-то выходил только ради того, чтобы хоть ненадолго, хоть на пару метров оказаться за пределами отделения. Кто-то, как Не Хуайсан, по недоумию просто делал то же, что и остальные.
— Отвали от него, — не оборачиваясь, процедил Цзян Ваньинь.
Не Хуайсана тут же отпустили, но отпихнули в конец очереди.
— Кого я ви-и-ижу! Никак сам господин Цзян почтил нас своим присутствием! — с поддельной учтивостью протянул Вэнь Чао.
— Открывай давай, — сердито буркнул Цзян Ваньинь.
— Покомандуй мне тут! — прищурил глаза Вэнь Чао.
Тёмная ци с готовностью запульсировала вокруг в ожидании склоки. Но склоки не последовало, Вэнь Чао, усмехнувшись, отворил дверь, и по одному выпустил пациентов на чёрную лестницу, давным-давно служившую курилкой. По его довольной ухмылке было видно: он почувствовал шанс развлечься, но выберет для представления более подходящий момент.
Пока курившие пациенты толпились на чёрной лестнице, в кабинете заведующего раздался телефонный звонок. Дверь в кабинет оставалась открытой, и разговор был хорошо слышен Лань Ванцзи, сидевшему в коридоре. Взяв трубку, доктор Мэн учтиво поздоровался, однако после первой же пары фраз напускная доброжелательность исчезла из его голоса.
— Нет. Категорически нет. У меня вдобавок один из врачей в отпуске сейчас.
На том конце провода сказали что-то, что заставило его чуть повысить голос.
— Ну не могу я взять нового пациента! В надзорке батарею прорвало, я два дня назад подал заявку — так до сих пор и не починили. Да, через АХО. Нет, даже не приходили.
Немного помолчав, пока слушал собеседника, он взял себя в руки и продолжил безупречно терпеливым тоном:
— И куда я его положу на первое время? К себе в кабинет раскладушку поставлю?..
Собеседник, видимо, не сдавался. Мэн Яо вздохнул и с напускной покорностью произнёс:
— В палату так в палату, как скажете. Только подпишите у Вэнь Жоханя официальный приказ, я без подписи главврача на себя ответственность за нарушение протокола не возьму.
Вэнь Сюй, во время телефонного разговора весь превратившийся в слух, засуетился на посту, изображая деятельность. Доктор Мэн вышел из кабинета, поправил шапочку и снова натянул дежурную улыбку. Потом подошёл к посту и, вздохнув, сказал Вэнь Сюю:
— Подготовьте койку в двадцатой палате. У нас сегодня новенький.
***
Двери столовой открылись по расписанию, в 8:00. Сысы, крепкая грудастая кухарка с изуродованным оспой лицом, привычными движениями черпала половником липкую безвкусную кашу. Выстроившиеся у окошка раздачи пациенты, как обычно, ругали еду, однако каждый дождавшийся своей очереди с нетерпением протягивал алюминиевую миску и внимательно смотрел за тем, чтобы ему не досталось меньше, чем соседу. Получив заветную порцию, все садились на свои места и ждали, когда дежурный подойдёт к ним с тазиком нарезанного хлеба.
— Но-но, не копаться! — выкрикивал дежурный, раздуваясь от важности. — Каждому по кусочку, каждому по кусочку.
Лань Ванцзи, как всегда, последним подошёл к окошку раздачи с двумя мисками, забрал две порции каши и направился к самому дальнему столу, за которым уже нетерпеливо мычал и пускал старческие слюни Сышу1. Руки Сышу, обычно трясущиеся мелкой дрожью, от волнения начинали и вовсе ходить ходуном, так что донести тарелку до стола самостоятельно он не мог. В некоторые дни он не мог даже попасть ложкой в рот, и тогда приходилось кормить сначала его, а потом есть остывшую еду самому, но сегодня каша была густой, и Сышу успешно запихивал в себя клейкую овсяную массу самостоятельно. Тазик с хлебом, по обыкновению, добрался до дальнего стола последним, когда в нём остались только кривые разломанные куски хлеба и крошки.
Не будь привередлив в еде.
Умей довольствоваться малым.
Утоляй голод, а не аппетит.
После завтрака тёмная ци, успокоившаяся на время еды, снова затрепетала в предвкушении: настало время приёма лекарств. Лань Ванцзи хорошо знал этот ритуал: концентрированные частицы тёмной энергии, попадая внутрь, резонировали с внешними потоками, позволяя им свободно проходить насквозь.
Мэн Яо ушёл на совещание, и таблетки после завтрака раздавал Су Миншань, молоденький доктор, недавно пришедший на отделение из интернатуры.
— Это что ещё за дерьмо? — подозрительно спросил Цзян Ваньинь. Все уже знали, что он встал не с той ноги и ищет, на ком бы сорваться. Кто посмышлёнее — старались не попадаться под руку. Даже Не Хуайсан со своим «Не знаю!» промолчал, прячась за неизменным бумажным веером.
— Это ваши утренние лекарства, господин Цзян, — ответил Су Миншань. Он пытался копировать благожелательную интонацию Мэн Яо, но получилось у него так себе: было невооружённым взглядом видно, что он боится Цзян Ваньиня.
— Я, мать вашу, вижу, что лекарства, я пока ещё не слепой. Ещё вчера было на одно меньше. Вот эта овальная белая таблетка — её раньше не было! — И без того раздражённого Цзян Ваньиня злила несообразительность доктора Су.
— Господин Цзян, — лепетал тот, ещё пытаясь держать лицо, хотя сам уже косился в сторону кабинета Мэн Яо, — это для вашей же пользы! Выпейте, пожалуйста, а подробности назначения можете спросить у вашего лечащего врача во время обхода!
— Тогда и выпью её после обхода, — отрезал Цзян Ваньинь.
Су Миншань в отчаянии посмотрел на санитаров. Братья Вэни, вдоволь налюбовавшись на его беспомощность, медленно переглянулись и поднялись со своих мест. Вэнь Сюй направился на пост, а Вэнь Чао вальяжно подошёл к окну выдачи.
— Что это ты тут устроил? — грубо спросил он, и было понятно, что именно сейчас настал подходящий момент для развлечения, запланированного ещё до завтрака. Тёмная ци начала стекаться в столовую, остальные пациенты, ждавшие в очереди, немного отошли назад.
— Я ничего не устроил, — сквозь зубы ответил Цзян Ваньинь. На его скулах уже ходили желваки, ноздри раздувались. — Я, мать вашу, имею право знать, чем вы меня тут травите.
Вэнь Чао расплылся в довольной ухмылке:
— Ты на принудке, братан. Нет у тебя тут никаких прав.
— Я тебе не братан! — брезгливо скривился Цзян Ваньинь и резко развернулся, чтобы уйти, но в этот момент Вэнь Чао как будто бы случайно подался вперёд так, что Цзян Ваньинь ударился о него плечом.
Вэнь Чао моментально схватил его за запястье и отточенным движением заломил руку назад, надавливая второй рукой на плечо. Вэнь Сюй, появившийся с другой стороны, быстро подхватил вторую руку, и вдвоём они прижали сопротивляющегося и хрипящего «С-с-суки!» Цзян Ваньиня к стене: в руке Вэнь Сюя как по волшебству появился наполненный шприц — видимо, за ним он и ходил на пост. Размашистым движением Вэнь Сюй всадил иглу Цзян Ваньиню в плечо и до упора нажал на поршень. Густой концентрат тёмной ци влился в дрожащее от напряжение тело. Всё это вместе заняло несколько мгновений, но стоявшие в очереди за лекарствами пациенты успели быстро рассеяться по углам, а перепуганный Су Миншань, уже никого не стесняясь, побежал искать Мэн Яо. Удушающая тьма бессильного гнева и ненависти, исходящая от придавленного к стене Цзян Ваньиня, плотным туманом начала заполнять притихший холл. Страх, источаемый другими пациентами, тонкими струйками яда просачивался сквозь кожу и присоединялся к ней.
Когда доктор Мэн вошёл на отделение, обмякший Цзян Ваньинь уже обессиленно лежал на полу. Вэнь Чао сидел на нём сверху, удерживая обе заломленные руки — в этом больше не было нужды, было видно, что он делал это просто ради собственного удовольствия.
— Что здесь происходит? — спросил Мэн Яо. Повисшая пауза, нагнетающая плотность тёмной ци, прервалась напуганным лепетом Не Хуайсана:
— Я не знаю, не знаю, не знаю…
— Вот, — неторопливо ответил Вэнь Сюй, кивая головой в сторону Цзян Ваньиня, — отказывается принимать лекарства. Ещё и в драку полез.
Мэн Яо печально покачал головой.
— Мне казалось, господин Цзян, что мы с вами обо всём договорились, и вы были согласны с назначениями… Господин Вэнь, — нахмурился он, и сделал неопределённый жест рукой, — право, уже нет необходимости…
Вэнь Чао неохотно слез с неподвижно лежащего на полу Цзян Ваньиня.
— Господин Цзян, вы же знаете, что при отказе принимать лекарства перорально мы будем вынуждены вводить их внутримышечно.
Пациенты по стенкам, не сговариваясь, покосились на Лань Ванцзи.
— Кроме того, не хотелось бы напоминать, что ваше пребывание у нас зависит исключительно от вашего поведения. При злостном нарушении правил отделения вас переведут обратно в интенсивку.
Цзян Ваньинь, сдавленный кольцами тёмной ци, не пошевелился. Повисла пауза.
— Чего с таблетками-то делать? — не особо вежливо спросил заскучавший Вэнь Сюй.
— Пока дайте так. Посмотрим, что дальше...
Вэнь Чао подвёз каталку. Уже совсем безвольное тело подняли, и нарочито грубо, как мясную тушу, плюхнули на металлическую поверхность. Цзян Ваньинь был ещё в сознании, но тело его уже не слушалось: одна рука сразу же скатилась вниз и повисла в воздухе. Колёса застучали по неровному полу, потряхивая каталку, и рука болталась так до самого изолятора. Вэнь Сюй, ненадолго зашедший на пост, направился следом, неся в одной руке кружку воды, а в другой — растолчённые в порошок таблетки.
Пациенты, тихо переговариваясь, медленно выстроились обратно в очередь к окошку раздачи. Оуян Ливэй осуждающе цокал языком, бубня себе что-то под нос; Не Хуайсан прятался за веером. Тёмная ци, как болотная трясина страха, стыда и обречённости, раздвинулась, проглотила богатую добычу и сошлась снова, не оставив даже кругов на поверхности.
— Доктор Мэн, — тихо спросил Су Миншань по дороге в ординаторскую. Пациенты в холле его вопроса уже не слышали, но до Лань Ванцзи, сидевшего возле коридора, долетала каждая фраза, — почему больные иногда отказываются принимать назначенные лекарства? Ведь они знают, что в любом случае получат их тем или иным способом, — ради чего сопротивляются? Это же совершенно бессмысленная борьба...
— Причины могут быть разные, — спокойно ответил Мэн Яо. — Желание продемонстрировать власть, дух противоречия, стремление вернуть контроль над своей жизнью. Некоторые больные в силу дефекта во всём видят угрозу, они воспринимают лечение как насилие и подозревают врача в желании навредить им, а не помочь. Поэтому и к лекарствам относятся с предубеждением. А бывают такие пациенты, которым важен протест ради протеста. Они испытывают иррациональную необходимость внести разлад в работу отделения или просто пошатнуть устоявшийся порядок.
— Но ради чего? Какие мотивы могут быть у заведомо обречённого протеста?..
Доктор Мэн остановился напротив своего кабинета, всунул ключ в замок и вздохнул.
— Мотивы? Вы, кажется, забываете, доктор Су, что все наши пациенты помещены в стационар принудительно, и почти все признаны судом невменяемыми на момент совершения преступлений. В том числе преступлений высокой степени тяжести, как в случае с Цзян Ваньинем или Лань Ванцзи. Какие уж тут мотивы…
***
После тихого часа всё отделение уже знало, что вечером приедет новенький. Рассевшиеся в холле пациенты вяло переговаривались и играли в настольные игры, Фан Мэнчэнь, которого давно уже никто не слушал, снова и снова рассказывал длинные запутанные истории про своих несуществующих родителей. Кто-то читал книги и журналы, но было хорошо видно, что каждый одним ухом прислушивается к звукам в коридоре. Находиться в дневное время в палате было запрещено, и Лань Ванцзи сидел вместе со всеми, прислонившись к одному из пилонов, отделяющих холл от коридора. Чем ближе к вечеру, тем гуще становилась концентрация тёмной ци. Боль в ноге и спине пока была терпимой, но уже достаточно настойчивой, чтобы её трудно было игнорировать. Прикрыв глаза, Лань Ванцзи, как обычно, пытался медитировать, сдерживая давящее присутствие тьмы.
Его выдернул из медитации хлопок входной двери отделения. В коридоре послышался звонкий весёлый голос, каких на памяти Лань Ванцзи в этих стенах не бывало никогда:
— Ого! Вот это да, прямо дворец! Мне здесь уже нравится!
— Иди-иди! — пробурчал в ответ санитар приёмного отделения.
— Иду-иду, — передразнил новенький и зашагал по коридору. Лань Ванцзи ощутил, как тёмная ци всколыхнулась и настороженно замерла.
В полной тишине, прерываемой только приглушенными выкриками хроников с нижнего этажа, новенький в сопровождении санитара шёл по коридору твёрдым уверенным шагом. Пациенты никогда не входили на отделение вот так, свободно и легко — обычно они или обречённо шаркали, еле волоча ноги, или испуганного семенили вдоль стенки. Непонятное ощущение чужеродности происходящего усиливалось.
Все сидящие в холле замерли в ожидании.
Наконец новенький в сопровождении дежурного санитара зашёл в общий холл. На вид ему было чуть больше двадцати; тёмная больничная роба, бывшая когда-то чёрной, но выцветшая за десятки стирок, свободно висела на тощих плечах. Оба предплечья от кисти до локтя были замотаны бинтами; непослушные пряди взъерошенной чёлки торчали в разные стороны. Новенький уверенно встал посреди прохода, упёр руки в бока и оценивающе обвёл взглядом отделение. Потом улыбнулся. Свободно, открыто, разрывая вокруг себя обволакивающую холл тёмную ци. Лань Ванцзи почувствовал, как по коже пробежали мурашки.
Не делай преждевременных выводов.
Будь осторожен в поступках и словах.
Смотри в суть вещей и не полагайся лишь на внешнее.
— Принимайте! — устало буркнул дежурный санитар, сунул в руки Вэнь Сюю папку с документами и двинулся обратно к выходу.
— Стой здесь, — велел Вэнь Сюй и, кивнув Вэнь Чао, пошёл в ординаторскую относить документы.
Новенький, всё так же улыбаясь, снова оглядел холл и помахал рукой:
— Всем привет! Меня зовут Мо Сюаньюй, но больше я вам про себя ничего сказать не могу, потому что… не помню! — Он состроил комичную рожицу и пожал плечами. — Из-за этого меня сюда и привезли.
— Как же, из-за этого, — усмехнулся из-за стола Оуян Ливэй.
— Смотри, Цюнлинь, твой братюня! — добавил Яо Фумин, толкая локтём Вэнь Цюнлиня.
— О, у тебя тоже потеря памяти? — Новенький, назвавшийся Мо Сюаньюем, радостно поднял брови и улыбнулся ещё шире.
— Н-н-нет, — поёжившись, ответил Вэнь Цюнлинь, машинально натягивая длинные рукава на кисти рук до самых костяшек, чтобы спрятать предплечья, — я всё хорошо п-помню.
Нисколько не смутившись, новенький продолжил:
— В общем, я к вам ненадолго: как всё вспомню — сразу на выписку.
Все в холле дружно захихикали, косясь на Вэнь Чао: громко смеяться на отделении было небезопасно. Сам Вэнь Чао тоже снисходительно усмехнулся, глядя на новенького. Тот постоял некоторое время, всё так же улыбаясь, и вдруг засмеялся вместе со всеми, но по-другому — весело, открыто, беззлобно, и Лань Ванцзи на секунду показалось, что тёмная ци протекает мимо новенького даже не касаясь, так, будто бы его нет.
— Давай на санобработку, — оскалился Вэнь Чао.
Смешки тут же стихли: все знали, что будет дальше. Новоприбывшего пациента в первую очередь заводили в душевую и раздевали. Там, в одном из отсеков без дверей, ему выдавали мыло, включали воду и велели мыться — прямо на глазах у двоих внимательно наблюдающих санитаров. Братья Вэни очень любили громко, чтобы слышало всё отделение, в подробностях обсуждать стоящего перед ними беспомощного голого пациента. Санобработка как бы разделяла его жизнь на «до» и «после»; вместе с мыльной пеной в решётку душа утекало право на всё личное, интимное, сокровенное — телесное или душевное. Страх, стыд, отвращение, гнев, беспомощность — лакомые волны тёмной, вязкой ци, исходящей от дрожащего под чужими взглядами человека, жадно засасывались общим потоком.
— Погодите, я же только что из больницы! — выпучил глаза Мо Сюаньюй. — Чистый как слеза младенца, вы себе не представляете, какое там, в реанимации, всё стерильное!
Вэнь Чао нахмурился и озадаченно взглянул на только что вернувшегося из ординаторской брата. Тот недоумённо пожал плечами и пошёл во врачебный кабинет уточнять. Тёмная ци перекатилась через новенького как ручей через лежащий посередине него камень, даже не потревожив. Мо Сюаньюй, тем временем, прошёл в середину холла и протянул руку Вэнь Цюнлиню:
— Ну, раз я твой братюня, начну с тебя! Мо Сюаньюй, очень приятно!
— Вэнь Ц-цюнлинь, — представился тот, осторожно пожимая руку в ответ. Новенький притворно охнул, словно от боли:
— Вот это рукопожатие, это я понимаю! Ты, небось, одной рукой меня поднять сможешь!
Вэнь Цюнлинь покраснел:
— Я н-н-не… Нет, я н-н-не очень…
— Молодец, братюня, скромность украшает мужчину, девчонки такое любят. Хотя у тебя и так от них отбоя небось нет.
Вэнь Цюнлинь стал совсем пунцовым.
Пока Вэнь Сюй ходил к доктору Су спрашивать про душ, новенький начал обходить всех подряд, здороваясь с каждым за руку. От его задора всем было немного не по себе: казалось, что сейчас санитар вернётся от врача, и за свободное, бесшабашное поведение новенького придётся отвечать всему отделению; но происходящее было настолько необычным, что каждому хотелось принять участие.
Примерно на середине дурачества с рукопожатиями Мо Сюаньюй остановился и почесал подбородок.
— Кстати, а кто у вас здесь главный?
Все тут же, не сговариваясь, посмотрели на дверь изолятора, но промолчали, и только Не Хуайсан пожал плечами и, невинно улыбнувшись, ответил:
— Я не знаю!
— У нас тут нет главных! — расхрабрившись, выкрикнул Яо Фумин.
Несколько человек покосились на него и презрительно хмыкнули.
— Цзян Ваньиня сейчас н-нету, — пояснил Вэнь Цюнлинь, — он з-завтра, наверное, б-будет.
— Ишь ты, приёмное время у него! — притворно изумился новенький, и все невольно улыбнулись. Те, кому он ещё не пожимал руки, ёрзали на стульях и вытягивали шеи в ожидании своей очереди. Новенький не пропустил никого: крепко пожал протянутую ладонью вниз, как для поцелуя, кисть Не Хуайсана; не без труда поймал пустившуюся в пляс от волнения узловатую руку Сышу.
— А где моя нога? — спросил И Вэйчунь, с готовностью представившись. Новенький крепко пожал ему руку и уверенно ответил:
— Как где? Под столом!
И Вэйчунь изумлённо взглянул под стол и с выпученными глазами уставился на свою ногу.
Напоследок остался Лань Ванцзи, сидевший чуть в стороне от других. Новенький подошёл, остановился в полушаге и, засунув руки в карманы, чуть наклонил голову.
— Привет! Я — Мо Сюаньюй. А ты кто? — спросил он, и наклонил голову в другую сторону, словно неваляшка.
— Это Лань В-в-ванцзи, — отозвался Вэнь Цюнлинь, — он н-не разговаривает.
— Правда?.. Ты почему не разговариваешь?
— Он н-н-немой, — пояснил Вэнь Цюнлинь.
— Правильно говорить «с нарушениями речи», — по-отечески назидательно поправил Оуян Ливэй.
— Ха-ха, нарушения речи! Вот у Цюнлиня нарушения речи, а этот немой как рыба, — раздался из угла насмешливый голос Яо Фумина. Вэнь Цюнлинь тут же опустил глаза.
Новенький оттопырил губу, внимательно рассматривая Ванцзи.
— Немой или нет, но руку-то пожать может! — уверенно заключил он, протягивая вперёд тонкую бледную ладонь.
— Не может, — сказал кто-то, — он ни к кому не прикасается.
Так и оставив руку на весу, новенький повернулся к остальным:
— Как это?..
— Как будто ты говном обмазан, — выкрикнул Яо Фумин, и сидящие вокруг пациенты снова захихикали как подростки.
Новичок присвистнул, убрал руку и почесал нос, продолжая рассматривать неподвижно сидящего Лань Ванцзи как диковинный экспонат.
— А это что за бумажка у тебя? — спросил он, легонько проведя пальцами по своему лбу. Лань Ванцзи не отреагировал, глядя в точку за спиной новенького.
— Это для чего нужно?
— Хрен его знает, — пожал плечами Яо Фумин. — Сам надевает и носит всё время.
— А почему бумажная?
— Другие нельзя. Здесь запрещены шнурки, верёвки и ленты, — пояснил Оуян Ливэй, поправляя очки.
Новенький почесал затылок и снова присвистнул. Потом неожиданно присел на корточки напротив, так, чтобы поймать взгляд Лань Ванцзи — впрочем, безуспешно: тот по-прежнему смотрел вдаль. Новенький чуть наклонил голову вбок, словно любопытный щенок. Потом отодвинулся назад, примериваясь, и снова замер на уровне глаз. На какую-то долю мгновения их взгляды пересеклись.
Лань Ванцзи оцепенел. Он моментально отвёл глаза, но было поздно — холодный пронизывающий страх разрядом пробежал по позвоночнику.
Держи себя в руках.
Не позволяй страху руководить собой.
Не делай преждевременных выводов.
Новенький тоже застыл, сидя на корточках.
В холл вошёл Вэнь Сюй, и по его недовольному лицу было видно, что шоу с душевой отменяется.
— Мо Сюаньюй! — раздражённо рявкнул он. — Иди сдавай вещи.
И, повернувшись к Вэнь Чао, добавил:
— У него швы свежие. Хирург запретил.
Пациенты переглядывались со смесью восхищения и зависти. Новенький поднялся на ноги и пожал плечами:
— У меня нет вещей.
— В смысле нет? — переспросил Вэнь Сюй.
— Меня сюда прямо из реанимации перевели.
— А родственники что, при переводе ничего не подвезли?..
Новенький промолчал: он в первый раз с момента входа на отделение выглядел растерянным, и Лань Ванцзи показалось, что тёмная ци с готовностью прильнула к нему вплотную.
— В какую его палату? — деловито спросил Оуян Ливэй, нарушив неловкую паузу.
— В двадцатую, — неохотно ответил Вэнь Сюй, и кто-то из заднего ряда присвистнул.
— Что? — бодро спросил новенький, быстро скрыв своё замешательство, — самая лучшая палата, да?
— Типа того, — хмыкнул Вэнь Чао.
— Сочувствую, братан, — покачал головой Яо Фумин.
— Это п-палата Лань В-ванцзи, — пояснил Вэнь Цюнлинь.
— Ого! — неуверенно покосился на Лань Ванцзи новенький.
Пациенты переглядывались, будто бы знали какую-то тайну, недоступную новенькому. Тот пожал плечами:
— В двадцатую так в двадцатую. Будем дружить, молчун!
— Конечно! Будете вместе сидеть сиднем и смотреть в стену, — добавил Яо Фумин под смешки санитаров.
— Ладно, идём, — кивнул головой Вэнь Сюй. — Покажу твою палату.
***
Вечером тёмная ци сгущалась; невозможность уйти от чужих глаз, звуков и запахов давила всё сильнее. Конечности наливались тяжестью, боль становилась изнуряющей. Лань Ванцзи шёл вместе со всеми на ужин, когда его догнал новенький.
— Я там на левой кровати разместился, твоя же правая, да? А то они обе так идеально заправлены, что непонятно, которая свободна… Отличная палата, нам с тобой повезло! Хорошо, что меня к тебе положили, а то ты как в одиночке прямо, кошмар, я бы тоже так говорить разучился…
Он болтал всю дорогу до столовой, ничуть не смущаясь полным отсутствием реакции.
Войдя в столовую, новенький замешкался: остальные уверенно подходили к своим столам, а он не знал, за какой сесть ему. Когда все расселись, свободными остались только два места: ближайшее к окошку раздачи, на котором всегда сидел Цзян Ваньинь, и место за последним, «не говорящим» столом. Чем ближе к раздаче, тем стол считался статуснее; сесть за последний было равносильно признанию себя хроником с первого этажа. Всё отделение, включая санитаров, с любопытством наблюдало за новеньким.
— М-м-м! — с блаженством промычал тот, вдохнув насыщенный запах подгоревшей еды из кухни, и с неповторимой улыбкой мечтательно протянул: — Еда-а!
Потом весело плюхнулся на место Цзян Ваньиня. Пациенты зашушукались, санитары ухмыльнулись. Не Хуайсан, невесть как умудрившийся сам не оказаться за последним столом, с сомнением почесал подбородок:
— Не знаю, не знаю…
— Подходим за едо-ой! — перебил его зычный голос Сысы, открывшей окно раздачи. Заметив новенького, она всплеснула руками:
— Тощий-то какой, мамочки мои!
Новенький виновато улыбнулся. Когда подошла его очередь, он протянул миску в окошко раздачи и захлопал ресницами не хуже Не Хуайсана. Сысы щедро зачерпнула половником клейкое пюре и плюхнула ему в миску. Мо Сюаньюй принюхался и издал томный стон:
— М-м-м! Картошечка! Обожаю!
Сысы, привыкшая к тому, что пациенты ругают её еду, расцвела в улыбке. Она подцепила вилкой самую большую котлету из лотка, пихнула её к пюре, высунулась в окошко и, подмигнув, тихонько сказала Мо Сюаньюю:
— Лань Ванцзи не ест котлеты, подойди после ужина, я тебе отдам!
— Богиня!!! — восхищённо прошептал в ответ Мо Сюаньюй с такой лёгкостью, словно рассыпать комплименты было его привычным занятием.
— Трепло, — фыркнула Сысы, но было видно, как её щёки немного порозовели.
За ужином новенький болтал без умолку. Он кривлялся, старался рассмешить совсем вялых, иссушенных к вечеру тёмной ци пациентов, но каждый сидел, уткнувшись в свою миску, и делал вид, что не слышит: разговоры за едой не поощрялись. Быстро доев порцию подгорелого месива, новенький в один присест опорожнил стакан коричневой жидкости, словно в насмешку называемой чаем, и принялся размеренно жевать оставшийся кусок булки, отщипывая от него по кусочку.
— Пища небожителей! Жаль только, что так мало. Знали бы вы, какой дрянью меня кормили в реанимации! — доверительным тоном протянул он и наконец оказался в центре внимания: почти все недоверчиво покосились на него. В то, что еда может быть ещё хуже, верилось с трудом.
После ужина раздавали вечернюю порцию передач. Новенький вытянул шею и напряжённо смотрел на тележку с пакетами, но так и не дождался своей фамилии. По-детски выпятив нижнюю губу, он толкнул локтем сидевшего за его спиной Вэнь Цюньлиня:
— Слушай, а где берут вот это вот всё? Почему мне не выдали?..
— Это п-п-передачи! — ответил Вэнь Цюньлинь. — Их п-приносят родственники.
— Родственники? Сюда можно приходить родственникам?
— Приёмные дни дважды в неделю, — влез с пояснениями Оуян Ливэй. — Можно приносить передачи и беседовать с лечащим врачом.
— Мои родители каждый раз ходят! — гордо выпятил грудь Фан Мэнчэнь. Он был выпускником детдома, и родителей у него не было, но новенький об этом ещё не знал.
— Здорово! — обрадовался он. — А когда следующий приёмный день?
— П-п-послезавтра, — ответил Вэнь Цюнлинь. Новенький расстроенно свернул губы в трубочку.
— Только послезавтра!..
— Я могу п-поделиться с тобой, — осторожно предложил Вэнь Цюнлинь.
— Народ, налетай, у Цюнлиня лишняя передача! — выкрикнул Яо Фумин, и Вэнь Цюнлинь тут же притих.
— Меняю хавчик на сигареты, — ухмыльнулся Яо Фумин.
Новенький обрадовался:
— А где берут сигареты?
Пациенты недружно засмеялись.
— Тоже родственники приносят!
— Да что ж такое-то! — схватился за голову Мо Сюаньюй.
Из кухни вышла Сысы, неся тарелку с одинокой котлетой на ней.
— Куда? — тут же оторвался от выдачи передач Вэнь Чао. — Не положено!
— Да ладно тебе, всё равно пропадает! — в благодушном недоумении подняла брови Сысы.
— Положено утилизовать — утилизуй! — ухмыльнулся Вэнь Чао. Он явно отыгрывался за сорванное развлечение с душевой и злорадно смотрел на растущее отчаяние в глазах новенького.
Сысы беспомощно развела руками:
— Ну извини, хотела как лучше…
Тёмная ци окутала новенького, жадно впитывая в себя обиду и отчаяние. Пока остальные доставали из своих пакетов съестное, он голодными глазами смотрел по сторонам, время от времени бросая тоскливые взгляды в сторону кухни, где дежурный сваливал недоеденные остатки с тарелок в общее ведро с отходами.
— Слышь, братюня, а как стать дежурным? — спросил новенький, повернувшись к Вэнь Цюнлиню.
— В-в начале дня н-назначают, — ответил тот, — п-перед завтраком. Но т-там очередь, все х-хотят…
Новенький ещё раз вздохнул.
Поужинавшие пациенты выходили из-за столов и не торопясь выстраивались за лекарствами. Когда очередь дошла до новенького, он схватил прозрачный стаканчик и притворно выпучил глаза от изумления:
— Ух ты! И это всё мне?
Из очереди донеслись смешки. Приободрённый вниманием, новенький поднял стаканчик к глазам, внимательно рассмотрел содержимое, широко улыбнулся и, повернувшись к очереди, восторженным шёпотом добавил:
— Разноцветные!
Тут уже от улыбки не смог удержаться никто. Лань Ванцзи наблюдал за тем, как тёмная ци в столовой на несколько мгновений стала почти прозрачной, отшатнулась и от окутанного было ею новенького, и от захваченных случайной радостью окружающих.
— Пей давай! — буркнул Вэнь Сюй, оставшийся на вечернюю раздачу. — Тебе ещё постельное бельё получать.
Новенький послушно проглотил таблетки.
***
К ночи боль привычно перерастала из изнуряющей в острую. Сдерживать напор тьмы становилось совсем тяжело: она вязко обволакивала сознание, погружая в отчаянную бессмысленность всё окружающее. В девять вечера, как обычно, Лань Ванцзи уже сидел в своей постели. На кровати напротив лежало небрежно брошенное мятое одеяло, напоминая, что сегодняшний день отнял у него очередную степень свободы — возможность уединения. Из холла доносились обрывки разговоров и резкие звуки включенного на полную мощность телевизора. С первого этажа долетало монотонное прерывистое мычание — кто-то из хроников убаюкивал себя перед отбоем. Нестройная какофония звуков давила, очень хотелось спрятаться от неё куда угодно. Освещение в палатах выключали централизованно, после отбоя, до которого был ещё час, и яркий холодный свет спрятанной за решётку лампы мешал даже через закрытые веки.
Знай своё Светлое, блюди своё Тёмное.
Не предавайся унынию.
Очищай свой дух медитацией каждый день и всегда, когда ты в беспокойстве или это уместно.
Собраться для медитации в этот день было особенно сложно. Взгляд новенького не выходил из памяти, снова и снова порождая водоворот мыслей, нарушавший покой. В тот момент, когда внутреннее равновесие наконец было с трудом достигнуто, на сознание спустилось умиротворяющее, притупляющее боль и беспокойство понимание: всё это можно прекратить раз и навсегда.
Лань Ванцзи открыл глаза и повёл рукой по лицу.
Тёмная ци незаметной тончайшей иглой проникала в сознание и вклинивалась в мысли. С каждым днём было всё сложнее отсекать её, одновременно пряча от её вездесущего присутствия самое главное, то, что никаким образом нельзя было ей открывать.
Лань Ванцзи привычно лёг на бок, вытянул правую ногу — так она болела чуть меньше — и слегка согнул левую. Положив голову на правую руку, он закрыл глаза, успокоил дыхание и начал вспоминать, как направлять ци, чтобы купировать боль. Ни золотого ядра, ни меридианов не ощущалось, но даже простое воспоминание о тёплом живом потоке внутренней энергии приносило облегчение. Сон пришёл почти сразу.