Actions

Work Header

Большие ёкайские вопросы

Summary:

Часть вселенной "Морского Овода" - в основном о том, как Прекраснейшая и Милосердная играет людьми и ёкаями "в козябриков". и о том, как постепенно, не при самых обычных обстоятельствах, в мир приходит новое поколение. и об отношениях между людьми и ёкаями. здесь ставятся точки в некоторых линиях - и завязываются новые узелки.

Notes:

Ёжичку как соавтору черновиков (третья история) и, так сказать, авторизатору пары узловых сюжетных линий - мол, да, мимивка, не парься, так можно ))) и автору идеи про "молодые интеллигентные женщины чиллят с котами" ))))
Эстет, и тебе, наши черновики в текст не вошли, но было на что опереться, отдельное спасибо за яркую словесную визуализацию Ровены :)

по книге Джемма брюнетка, а мне очень понравился светло-русый вариант в китайском сериале, так что обыграла это в тексте.
А вот с ребёнком Джеммы я против канона нечаянно погрешила, по книге он умер младенцем, а не в десять лет, а у меня последний вариант уже породил целую ветку истории, и не только в данном фике. так что проставила "отклонения от канона". Это явно не единственное отклонение, но самое явно-фактическое. Так-то есть мнение, что в каноне отношения Зиты и Ривареса были принципиально иными. Но вот это уже более вариабельно в трактовках, а аспекты характеров тем более.

Work Text:

История первая

Чат «Паланте», 4:34 утра.

« Генджо Санзо . Всем. Мари только что родила двойню. Мальчик и девочка. Все здоровы, всё хорошо.

Ша Годжо . Ого, Сан-тян, ты ничего не делаешь наполовину! Бокал за всех вас!

Жюли Визон . Круто! Ура!

Хейзель Гросс . Ой, ми, ми, ми, так хотел бы свершить над ними таинство крещения! Отец Джастин проснулся на немножко и тоже передаёт поздравления».

(Джастин Лоу единственный не входил в группу в мессенджере, потому что у него и смартфона-то не было. Примитивная «звонилка», и то он использовал только вибрацию и СМС).

« Гат Нинехавк . Поздравляю. Да пребудет над вами покров всех добрых духов.

Лоренцо Монтанелли . Благодарение Богу, мои молитвы были услышаны. Увидимся на крестинах.

Генджо Санзо . Всем спасибо, можем и раньше. Хоть на выписке… хоть вон завтра приходите ко мне все, кто захочет.

Инфинити Джексон . От всей души присоединяюсь к поздравлениям, но вот мы завтра точно не сможем.

Генджо Санзо . Завтра спишемся как отоспимся. Сейчас, понятно, Мари спит, обезьяна дрыхнет, ждёт фоток утром, и Хаккай, наверно, спит. Заглядывал в родильное часов семь назад, отписался, что всё хорошо и он уходит домой спать.

Ша Годжо . Да, Хаккай спит. Хотя сейчас, как кот, повёл ухом и приоткрыл один глаз.

Инфинити Джексон . А что, Жюли, Годжо дома? Не у тебя?

Жюли Визон . Нет, я решила нервничать в одиночку.

Генджо Санзо . Интересно, скольких из вас я НЕ разбудил.

Кэт Эрнандес . Меня. Я вообще в другом часовом поясе, только увидела сообщения. Надеюсь, скоро снова окажусь в ваших краях, а пока присоединяюсь тоже к поздравлениям и пожеланиям, это же просто невгребически круто!

Лоренцо Монтанелли . Меня. Я молился о благополучном разрешении от бремени.

Инфинити Джексон . Меня не особо. Лоренцо шестнадцать часов простоял на коленях, мне не удавалось толком заснуть, я накидала на ковёр подушек и так и дремала у его ног.

Генджо Санзо . Монтанелли-доно… это как-то… ой. И я боюсь думать, что с вами будет, когда придёт время рожать Инфинити.

Инфинити Джексон . Санзо-сама, а вам не кажется, что это на минуточку не ваше дело? И не будете ли вы так любезны проследовать в пень?

Ша Годжо . Инф, да ладно, будь снисходительна, он уже, небось, пьяный.

Кэт Эрнандес . Ааааа!!! Лорфинити самая прекрасная пара «Паланте»! Фото в студию!»

(Возгласы с разных сторон: «Эй!»)

« Инфинити Джексон . Лоренцо только что уснул, я не буду его снимать без его согласия. Сейчас укрою его и сама рядышком упаду, всем приятных снов и бдений».

(Переписка вскоре прекратилась примерно до полудня, часть народа потом переместилась общаться в реал в гости к Санзо. Около 16:30 в чат вышла молодая мамаша).

« Мари Монтанелли Кинзан . Спасибо всем за поздравления, молитвы и пожелания! Смотрите, вот такие мы, вот нас принесли кормить. Думаю над именами, открыта советам…»

* * *

А высоко в небесах у пруда человек, всё ещё именовавший себя Феличе Риваресом, вертел пальцем у виска:

И эти люди называют себя революционерами!

Что ты понимаешь, Артур, замечала не в первый раз хозяйка пруда, «Паланте» в строгом смысле не организация. «Паланте» это прежде всего семья!

Богиня, конечно, знала, что бьёт по больному. Парень-то в эту семью никак не входил, и то, что считал по праву своим, доставалось каким-то… кому попало. Но, может, это наконец подтолкнёт его к верному решению. А она посмотрит и повеселится.

Конечно же, Босацу не ждала благодарности за то, из какого мрака вытянула парня к себе в гости. В конце концов, она долго и коварно подгадывала этот момент. Как только почуяла в воздухе знакомые веяния. Нити судеб, которых когда-то касалась.

Это было очень давно, по людским меркам уже не раз сменились поколения. Скука тогда совсем одолела, захотелось почувствовать себя живой и юной. Цыганские костры, музыка, кружащая голову и горячащая кровь. И так легко было стать одной из этих девчонок, заставить всех поверить, что она здесь с рождения. А в остальном сознательно ограничить свои силы. Иногда их непомерность просто вгоняла в тоску.

И когда богиня сделала так, она вляпалась. Отчаянно, как умеют только смертные. Хоть частью сознания всё время и наблюдала за собой – зато уж точно не скучно. И хотя бы никому из земных женщин такой подарок не достанется. Пусть уж безвестной Зитой Рени (хотя нет, потом уже не очень безвестной, она ведь и танцовщица хоть куда!) эпатируют общество и занимают пустоту, которая давно и неминуче образовалась рядом. Конечно, руки будут чесаться применить на парне целительские умения, но она позволит себе только самые мелочи, списывая их на древнее цыганское знание. А уж мозги Артуру на место ставить – тут даже толпа богов во всей славе не сообразила бы, как справиться. Босацу проще было вжиться в выбранный образ. И под конец всё-таки гордо уйти, пусть знает. И уже сверху послеживать за всеми основными действующими лицами этой драмы.

Будь Босацу в людском мире собой – она бы точно выбрала Джемму. И решила, что после смерти той стоит выйти из круга перерождений. Чтобы уж точно никогда, ни в одной из жизней ей больше не плакать из-за этого Ривареса. Для тех, кто выходил или кого выводили, у богини были особые чертоги. Такие прекрасные, что никто ещё не сбегал, не пытался променять на что-то иное. Хотя, если честно, не у всех она спрашивала согласия на переезд туда. И не всем позволяла гулять за пределами волшебного мира. Джемме позволила – найти её рано умершего сына. Всё по принципу: мужики приходят и уходят, а дети и знания остаются навсегда.

За всем тем Ривареса после его казни Босацу потеряла из виду. Так усиленно разводила дороги его и Джеммы, так искусно плела обоснования тому, что больше им не увидеться никогда. Джемма даже смирилась, похоже, на это ушли годы, но… И где-то вот тогда богиня почуяла след кардинала Монтанелли. Применительно к нему слово «след» звучало особо смешно, учитывая, сколько он перерождался улиткой, но вот вышел срок и этому. Значит, намечалось что-то интересное. Если слегка вмешаться.

Вот тогда-то она отыскала и Ривареса. В основном все эти годы тот пребывал в облике своего тотемного насекомого, а как иначе. Но довелось ему и в человеческом облике побывать в нескольких мирах, совсем неласковых и далёких от совершенства. И в каждом, конечно же, влезть в историю.

Из одного такого мира богиня его и вытащила, буквально из ямы.

На этот раз успела!

Ты вообще кто? – разглядывал он её, конечно, с неослабевающим интересом, когда и с кем было по-другому, но узнать, разумеется, не мог.

Ха. Когда-то ты знал меня очень хорошо. Запомни, хоть это и не вписывается в твою картину мира, любой встречный может оказаться божеством. В том числе девушка, с которой ты спишь просто так и которой походя говоришь гадости.

Гадости я всем говорю. Но ты же не можешь… не можешь быть Зитой?!

Пойдём, в пруду искупаю, там, может, что и вспомнишь.

Купание затянулось, как и вообще его пребывание здесь. Кажется, Артуру тоже уже хотелось продохнуть от бесконечной бешеной и в основном бесплодной деятельности. Тем более у них было всё время мира для самых разных экспериментов. А ещё они, не неотрывно, конечно, но день за днём, следили за новой жизнью Монтанелли. Тот вернулся в мир живых в прежнем облике и даже часто наступал на те же грабли.

Босацу объявила это редкостной случайностью. Всё равно Артур никогда не знал и знать не мог девчонок из Прованса, которые в нынешнюю эпоху оказались связаны с его отцом. А они ведь тоже ничуть не изменились… И точно так же богиня врала Риваресу в глаза насчёт Джеммы – мол, может, найдёшь, может, узнаешь, но она может оказаться кем угодно.

Ну уж нет. Всё будет в разы интереснее. Это пока Артур фыркает, глядя на компанию, в которую входят его отец со своей молоденькой женой. Высчитывает на пальцах:

Ну вот сколько среди них честно трудящихся? Мари-медсестра, Хаккай-целитель и Гат, который вообще прислуга за всё. Ну ещё мартышке простительно, он пока мелкий. Остальные или священники, или зарабатывают разговорами в пользу бедных, или у них, как у Годжо, вообще тёмные источники дохода.

Ты белый плащ-то сними, тебе не идёт! Тебе, то есть, можно было заниматься противозаконной деятельностью и зарабатывать пером, а людям нельзя!

Я для дела, а эти… И кстати о людях: а почему права ёкаев защищают те, кто ими не являются? Кто из них вообще знает, каково быть ёкаем вне Тогенкё?

Да есть пара кадров. Ты решайся, будешь частью семьи – со всеми перезнакомишься. Ёкаем тебя сделать не смогу, не смогу даже полукровкой, но…

И вот она будет моей матерью. Эта девчонка, которая не разговаривает, а кричит, которая делает себе имидж, распуская слухи о своём ёкайстве!

Я понимаю, Артур, она не Глэдис, но она классная. И страдала не меньше тебя, ещё и не выбирала этого. Она делает твоего отца счастливым. Она и тебе будет именно другом. И если ты согласишься, отец будет с тобой с первых дней твоей жизни и до самого конца…

А ты будешь скучать, если я пойду на перерождение?

Ну… Это Зита Рени любила Феличе Ривареса как кошка. И то до известного предела. А я как я живу на свете слишком давно.

И мы все для тебя букашки.

Но некоторые прикольные, хоть и кусаются.

Жалят.

Ну пусть даже так. Редактурой в другом месте займёшься.

С этими словами богиня притянула Артура к себе, крепко поцеловала в губы, а потом легонько щёлкнула по носу.

Всё. Это было прощание.

В этот день Лоренцо и Инфинити получат на руки результаты обследований и узнают, что риски с ребёнком минимальны. В эту ночь зародится ещё одна новая жизнь – со старой душой.

 

История вторая

Не сказать, чтобы Кэт Эрнандес сильно переживала из-за ситуации в мире. Потому что вряд ли особо что-то сделаешь что с грязным воздухом, что с фигнёй у людей в головах. И ещё потому что своих проблем до недавнего времени хватало. Пока окончательно не приняла себя и не сделала свои слабости силой. Так что с «Паланте» она водилась в основном ради прикольной компании. Где, кроме прочего, её, Кэт, ценили. Как яркую, смелую и креативную личность.

Правда, самого главного секрета Кэт ещё не раскрыла никому. И ей было смешно и грустно наблюдать, как Инфинити лезет в ёкаи. Понятно, что подруга просто создавала дымовую завесу, псевдо-сенсацию. И ещё более понятно, что до недавнего времени жизнь у Инфинити была совсем не сахар. Но подруга всё же не представляла, как годами жили Эрнандесы, скрывая свою сущность. И наверняка даже сейчас, когда громче и громче звучат везде голоса, привлекающие внимание к ёкайской теме, – даже сейчас, наверно, родные не поняли бы, реши Кэт выйти из тени. Тем более что она и не перебиралась жить в Тогенкё, как Инфинити, а пока что моталась по всему свету. Благо столько было заказов на фотосессии…

Иногда Кэт думала: не носи она лимитеры с рождения, она бы так не располнела. На одной пина-коладе всё-таки вряд ли. А не надо было бы скрываться – был бы и метаболизм другой. Ну да ладно. Может, она ещё и поэкспериментирует, теперь это проще, но пока что она нравится себе такой, какая она есть.

Настолько нравится, что и другие ценят. Даже там, откуда и не ждёшь.

Удивительная женщина зашла к ней прямо в окно. И, конечно, Кэт подумала, что уж это-то точно снится. Что бы ни творилось вокруг.

Мне очень нужна твоя помощь, Кэтрин.

Вот прямо моя? Кому-то настолько крутому, кто может зайти ко мне вот так?

Только твоя. Надо доказать одной девочке, что нечего комплексовать из-за внешности. Кстати, она тоже ёкайка.

А вы откуда знаете? Про меня-то? Хотя да, глупый вопрос.

Да, я всё-таки богиня. Идём. Я поведу тебя туда, куда ещё никто не входил живым… прости, плохо прозвучало. Не пугайся. Будешь гостьей в краю усопших и вернёшься в мир живых.

Звучало всё равно жутко. Но и интересно, и точно ни с кем из друзей и знакомых такого не было.

Идёмте.

Я знала, что ты поможешь. Ты офигительная, знаешь об этом? – и богиня вдруг подмигнула, как девчонка.

Спасибо, знаю.

* * *

Вот, знакомьтесь. Джемма, Млада и наша новенькая, Полина. А это Кэт, она, правда, только в гости.

Богиня представляла их, указывая на каждую рукой. Не пальцем, а жестом изящным и изысканным.

Все вместе девушки представляли собой живописное зрелище. По порядку – нежная красавица в старинном платье, с седой прядью в русых волосах (а брови-то куда темнее, интересно она поэкспериментировала с имиджем!), в невероятно изысканной чёрной кружевной косынке. Маленькая изящная девушка с коротко подстриженными блестящими каштановыми волосами, с глазами цвета буквально расплавленного золота, босая, как Эсмеральда, да и одетая в похожем стиле. И светло-рыжая, видимо, совсем юная, чуть полноватая, но на фоне Кэт… та рассмеялась бы про себя, но даже лица Полины не видела. Так горько та плакала, закрывшись ладонями. Старшие девушки приобнимали её за плечи, но она была безучастна.

А ведь вокруг была такая красота, цвели дивные цветы, совсем близко шумело море, из-под кресел время от времени высовывались котики, разные и очаровательные. Один даже разлёгся на коленях у Джеммы. Ещё ближе моря был бассейн, с коктейлями на бортике, всё по полной программе. Кэт уже обожала это место. Особенно если бы тут нашлась пина-колада. Но бедную девочку, кажется, ничто уже не могло порадовать.

Я очень рада познакомиться, – наконец сказала Кэт.

И мы, – сказала за всех Млада. Они с Джеммой смотрели на Кэт… нет, всё же не как на русалку в балагане, скорее с весьма одобрительным удивлением.

Полине, похоже, перестало хватать воздуха, и она осторожно выглянула из-под собственных ладоней. Глаза у неё оказались зеленоватые, светлые, как прозрачные виноградины. Затуманенный взгляд остановился на Кэт. И девочка неверяще заморгала. Как будто хотела спросить: а что, так можно было?

Привет! – Кэт улыбнулась. – Самое главное – это себе нравиться, остальные все могут идти лесом. Я не призываю на всех наплевать, но зависеть от чужого мнения очень глупо.

А если это мамино мнение? – Полина шмыгнула носом. – Если мама делала всё, чтобы я «поместилась в телевизор»?

Это хуже, конечно. Особенно когда некуда пойти.

Я пошла с крыши. И пошла не одна. Мама хотела меня за шкирку – и избавить от ребёнка, но ведь я же… я сама его убила. И теперь больше никогда его не увижу.

Кэт даже растерялась. Кажется, тут всё было в разы хуже, чем просто комплексы из-за лишнего веса.

Джемма очень мягко прижала Полину к себе. Сказала тихо:

Не отчаивайся. Я знаю, что значит потерять ребёнка, это ужасно, но когда ты уже здесь – можно пойти и найти. Я это сделала. Мой сын тут неподалёку играет с котиками.

Правда? Вы мне поможете?

Да. Мы все тебе поможем.

Мне тоже можно? – Кэт обернулась к богине.

Можно, со мной можно всем. Только отдохнём, перекусим, кто хочет – может искупаться.

Полина, понятно, ничего не хотела, Джемма и Млада остались её поддерживать, а вот Кэт не отказалась. Где ещё найдёшь такое чистое море, такое правильно греющее солнце? И такую компанию, не в обиду «Паланте».

Переодеться было, навскидку, не во что, но Кэт махнула на это рукой. Кого тут стесняться, одни девчонки!

Защитники китов, все сюда! – весело кричала она уже из моря. – Кит приплыл!

Богиня вскоре к ней присоединилась.

Не торопись, – сказала доверительно, – но в свой срок тебя ждёт тут местечко.

Почему я? Я не переживала трагедий, передо мной лежат все дороги…

Я правда не знаю, что у тебя впереди, но здесь и сейчас скажу: а мне просто так захотелось. Я всегда так делаю.

А если я стану очень скучной старушкой и совсем сюда не захочу?

Увидим, конечно, но я что-то очень сомневаюсь!

И они смеялись и брызгались, как ровесницы, пока Кэт не спохватилась:

Мы тут развлекаемся, а Полина переживает, хочет скорее найти своё дитя!

Оказалось, впрочем, не совсем так. Девочка пришла к выводу, что вряд ли сможет стать хорошей матерью. После того, что сделала-то… И что была бы счастлива уже одним сознанием того, что её ребёнок жив и в добрых, надёжных руках.

Если это твоё последнее слово и ты точно не передумаешь, – сказала богиня, – то я подыщу вариант для перерождения.

Да, пожалуйста!

О. Есть у меня кое-кто на примете. Кэт их знает, это её подруга, она встречается с ёкайским полукровкой. И всё-таки ей грустно от отсутствия самой возможности стать матерью. Самое весёлое, что он бы не возражал, сходи она с такой целью налево, у них вообще открытые отношения. Но она так не хочет и не может. Скоро они, наверно, кого-нибудь усыновят. Но почему бы и не сделать им маленький приятный сюрприз?

Кэт задумалась:

Ну, они стали бы неплохими родителями. Без комплексов и друзьями своему ребёнку… прости, Полина, я не хотела. Но вот так, не спросясь, свалить на них эдакое счастье?

Так в этом весь смысл. Не говори ей ничего, пожалуйста, Кэтрин. Вообще никому не рассказывай, что здесь было.

Это да, не стоит. И вам виднее, конечно, но в этом деле лучше планировать и знать, что тебя ждёт.

Похоже, у тебя всё же есть шанс стать скучной старушкой! Но побудешь с нами, пока мы выбираем удобный момент для воплощения ребёнка?

Если можно, то да. Полин, ты на них взгляни отсюда, понаблюдай, а я тебе про них расскажу что сама знаю.

* * *

И они наблюдали все вместе. Греясь на солнце и гладя котов, а кому хотелось – потягивая коктейли. Рассказывая друг другу свои жизни.

Если бы только мы с мамой могли снять лимитеры, – вздыхала Полина. – Но ёкаи так разобщены, и она бы сказала, что уши точно в телевизор не поместятся.

Ничего, я тебе, пожалуй, пообещаю стать первой телеведущей ёкайского канала! – с маху заявила Кэт. – И не в Тогенкё, там своих хватает. До твоей Украины тоже вряд ли доберусь, а вот у нас в Калифорнии возможно почти всё.

Только если ты правда этого хочешь, – мягко вмешалась Джемма. – Нет же ничего хуже, чем воплощать чужие мечты и ожидания.

Это моё решение.

Я… ни на чём не настаиваю, конечно же, но спасибо, – Полина слабо улыбнулась. Это очень украсило её личико с нечёткими, словно бы размытыми чертами. Интересно, какая она без лимитеров?

Да не за что, мне прикольно. Девчонки, – Кэт оглядела всех, – а нас тут только две ёкайки?

Нет, я тоже, – приподнялась Млада. – Цыганские предки моей матери всегда роднились только с ёкаями. Когда я была маленькой, я сдуру этим хвасталась. И однажды меня обступили большие мальчишки и стали лупить. Мол, если ты не человек – защищайся. Я не рискнула. Я бы их всех разорвала.

Надо было, – зло процедила Кэт.

И подставила бы всю свою семью. Так там лежать и осталась.

Ужасно! – Полина опять почти расплакалась.

Да ладно, девочки. Это была не первая моя жизнь, в первой всё было неплохо. Может, и не стоило искать добра от добра. Но мы уходили на перерождение компанией, однако же, врассыпную. И я загадала – встретимся снова, может, будет ещё лучше. Может, окажусь единственной. Но мой тогдашний муж сейчас живёт со своим тогдашним лучшим другом. Они нашлись мгновенно. И, думаю, это то, о чём они мечтали всегда.

Ой, а я думала – я одна такая, – Полину потихоньку «прорывало». – Отец моего ребёнка тоже помалу осознавал, кто ему нужен на самом деле. Я была… средством осознания. Конечно, всех нас направлял жестокий кукловод. Он про всех нас знал, каждый наш секрет, все чаяния и страхи. Конечно, и я не святая, я парня того втянула в отношения шантажом – потому он так и не узнал о ребёнке. Видеть меня больше не желал. Из-за того, какая я, из-за того, какой он. Узнала только мама. И почему она ещё так отреагировала – не хотела, чтобы я дала жизнь полукровке…

О, дитя, – тут её обняла уже сама богиня, – твой ребёнок не будет полукровкой. Он или она будет кем-то уникальным. Единственным в мире. Если ты одобришь родителей.

Мне они понравились… Главное, чтобы из-за этой уникальности с маленьким не случилось чего-то ужасного.

Я пригляжу, обещаю, – богиня потрепала Полину по волосам.

Всё будет хорошо, – подбодрила её и Кэт. – А Джемма, значит, не ёкайка?

Нет. Я при жизни и не знала об их существовании. Мы тогда боролись все вместе за одно дело. А лучше так или нет – кто теперь ответит.

И вот вы тут живёте, красивые, умные девчонки, а не скучно без парней?

Джемма на миг погрустнела и отвела взгляд, а Млада решительно сказала:

Нет. Мы тут культурно отдыхаем, пока эти идиоты выносят друг другу мозг. Я и Джемму так учу с тех пор, как составила ей компанию, она тут гораздо давнее меня, и тебя, Полинка, теперь буду так учить. Даже если не такие уж они идиоты и у них своя интересная жизнь. Но без них спокойнее. И вообще без романтики.

Кэт хихикнула про себя, но всё-таки не стала говорить вслух о связях и различиях между романтикой и сексом. Даже не Полину постеснялась, девочка об этом уже узнала слишком много и не с лучшей стороны, а Джемму. Нежную барышню из девятнадцатого века, хоть и она не совсем цветочек.

Нет, я бы без романтики не смогла, – всё-таки высказалась Кэт. – И без простых радостей жизни.

Кому что, – философски заметила Млада.

А вот в глазах богини зажёгся понимающий огонёк. Она снова подмигнула:

Так всегда можно искупаться, пока ты тут!

И когда они валялись в воде на спинах, среди лотосовых лепестков, удивительная женщина вдруг спросила:

Ну а что, Кэтрин, ты больше не пишешь фанфиков о реальных людях?

Нет, переросла.

О, а вот я иногда пишу. И даже творю эти истории, как вот сейчас с ребёнком Полины.

Прости, о Прекраснейшая и Милосердная, но вот именно поэтому стоило изобрести «Симс»!

 

История третья

Жюли Визон прекрасно понимала: кто другой на её месте радовался бы и вовсю пользовался ситуацией. Она, конечно, тоже пыталась. Спокойно закончила университет, объездила то с друзьями, то со своим молодым человеком чуть не полмира. Не вскидывалась по ночам, прислушиваясь, дышит ли мелкое существо в кроватке. Не ходила, как сестра, с огромными кругами под глазами и не переживала по пустякам. И могла спокойно терять голову ночами любви.

И всё-таки грызло её, глодало. Конечно, они с Годжо уже согласились, и давно, что всегда могут принять в семью какое-нибудь осиротевшее дитя. Жюли часто бывала в приютах, это же часть её работы и образа жизни, и приглядывалась, осторожно, чтобы никому не внушить ложных надежд. Ждала сама не знала чего. И поговорить со своим парнем об этом тоже было сложно, не котёнка же хотят завести.

Но всё-таки однажды она эту тему подняла:

Знаешь, я просто боюсь идти туда с тобой вдвоём.

Почему?

Это будет нехорошо по отношению ко всем этим детям. Как будто мы уже кого-то выбираем, а остальные остаются. Я не знаю, готовы ли мы, я не знаю, когда мы будем готовы… и вообще в каком-то смысле всё это отдаёт невольничьим рынком.

Может, ещё мы никому не понравимся.

Да, очень может быть. Причём и к самым маленьким тоже относится.

К ним особенно.

В общем что, думаешь, надо подождать, пока желания всех троих не совпадут? А до того ходить и смотреть?

Думаю, стоит попробовать.

Она всегда была уверена, что вообще ничего не боится. Но сейчас боялась ужасно. А вдруг она кого-то разочарует. Всякое ведь может быть, и правда.

И сначала всё шло как всегда. Просто пришли волонтёры, просто помогают и играют.

А потом на Жюли посмотрели из угла два глаза. Странных, белых. Ещё более странных на фоне коричневой кожи. Гладких, как лунные камни. Без зрачков. Но смотрели очень пристально, хотя… ведь по всему похоже было, что обладатель глаз ничего и не видит. Или… видит не как все.

Смотри, – Жюли обернулась к Годжо и заговорила очень тихо, хотя, наверно, мальчонка всё равно услышит, наверняка обострённый слух.

Ага, – он тоже шептал. Видимо, впечатлился.

Его, наверно, вообще никто не любит. Думают, что слишком много знает.

Наверно.

Несчастный мальчишка. Это не аутизм, хотя и похоже, это какая-то особая «другая» восприимчивость.

И они пошли расспрашивать. Мальчику было три, мать отказалась от него сразу как родила и на него глянула. Да, с такими глазами он и родился. Ничего не видит, абсолютно, но реагирует на свет – и на людей. На их эмоции, настроения. Говорит мало, но всегда в точку, исходя из того, что увидит. Его откровений многие пугаются. В общем, странная история. Даже среди ёкаев такое доселе не встречалось.

А зовут-то его как? – спросила Жюли.

У него нездешнее имя, хотя и для Японии необычное. Секай – значит мир. Как Вселенная.

Ух ты… А можно поближе познакомиться? – и тут же спохватилась, перевела взгляд на Годжо. А вдруг он против?

Но он вроде тоже был только за.

Они подошли поближе к мальчику. Жюли присела на корточки и протянула руки. Мальчик почти дотронулся до них своими и чётко сказал:

Я вас ждал.

Ну тогда привет.

И тебе, – мальчик протянул руку уже Годжо, и тоже безошибочно. – Вы же меня возьмёте?

Они переглянулись.

Ну вот, а ты говорила – выбирать.

Я сказала – трое должны сойтись в одной точке. Но да, я это сказала не сразу, а после того, как с тобой посоветовалась.

* * *

И началось оформление, не самое быстрое дело, а порой их и отговорить пытались. Но что уж теперь-то. Путь – он вот такой, он тебя сам находит, и лёгким он быть не обязан. Хотя бы весь ближний круг их понимал, каждый в меру своих возможностей.

Жить собирались у Жюли, там всё и оборудовали для маленького подарка судьбы. Но пока, конечно, и у Годжо бывали, состояние переезда тоже имеет свойство затягиваться. Так оно, может, даже и удобнее.

В то утро они как раз и завтракали в маленьком домике, и вдруг Жюли как-то резко почувствовала, что не может съесть ни кусочка. Даже от запаха кофе замутило. Вроде бы и не с чего… Давление, наверно, упало. Только вот что-то долго на место не становилось.

Ребят, извините, не буду я есть.

Всё в порядке? – обернулись к ней оба.

Да, думаю, пройдёт. Может, яблоко бы сгрызла, чтоб кислое аж вырви глаз.

Сейчас что-нибудь найдём.

Годжо и правда скоро вернулся с яблоками, и Жюли было решительно всё равно, в чьём саду он их нарвал. Вгрызлась в кислющую мякоть, как в последнюю надежду, впитывая каждую каплю сока. И даже удивляться было некогда. Ну вот захотелось, затребовал организм чего-то, бывает. Главное, тошнить перестало. Даже аппетит снова зашевелился.

Ребят, а булки с кремом остались?

Должны быть.

И сначала она сделала, а потом поняла, что именно. Намазала сладкое тесто горчицей.

Годжо удивлённо сморгнул:

Я чего-то не знаю о твоих вкусах или…

Ну, я никогда так не пробовала, даже в голову не приходило, но вкусно.

Вот знаешь, по слухам это обычно значит одно.

Необязательно, друг мой, – мягко вклинился Хаккай, – может быть просто гормональный сбой или анемия.

Да так и есть, – вздохнула Жюли, – всё остальное в нашем с тобой случае невозможно. И если бы я стала искать обходной путь… ты бы об этом знал.

Я знаю.

Оба с надеждой воззрились на Хаккая, он-то поймёт раньше, чем девушка дойдёт до поликлиники или хотя бы до аптеки.

Думаешь, это лучше? Если просто сбой в организме? – он только улыбнулся. – Садись-ка поудобнее…

Не лучше, но хотя бы реально, – а расслабиться оказалось легко, как и всегда с ним. И она только вздрогнула, когда Хаккай закончил, обследуя, водить руками вдоль её тела и сказал:

Я не знаю, как, но, кажется, вас можно поздравить.

Офигеть! – это Жюли. – Мы в разгаре усыновления, и тут вот такое!

Но разве ж это плохо! – это Годжо.

Это очень хорошо, если ты рад, что теперь нас будет целых четверо!

Ну уж как-нибудь справимся.

И Жюли, и Хаккай догадывались, что Годжо, конечно, страшно от такой разом свалившейся ответственности. Но с детьми он всегда ладил. Так что и правда – справятся.

Должны, – заверила полукровку его подруга. – Раз уж невозможное возможно, до сих пор так считал ровно один человек из тех, кого я знаю, но у него в принципе мифическое мышление. Ладно, не будем гадать и просто порадуемся. Так, меня подмывает позвонить или сестре, или, так сказать, мачехе, но я пока вообще никому говорить не хочу, страшно. И дебильных вопросов не оберёшься…

Это уж как захочешь.

* * *

Полин, а как бы ты назвала ребёнка? – Кэт спросила и потом только подумала, что, наверно, это не очень тактично. Но новая подруга только грустно улыбнулась:

Если мальчик был бы – то не знаю. А если девочка – то Стеша. Стефания.

Тогда, может, и мальчик был бы Стефан?

Ну или Степан, да, наверно.

Кстати, есть шанс, что так и будет, отца Жюли звали Этьен, это одно и то же имя, и дочка папу обожала. Хотя, между нами, по крови он ей отцом не был, но это уже детали. Чужие семейные тайны.

 

Вместо эпилога

Пятеро ребят сидели на выщербленной, увитой виноградом стене. Встречали итальянский закат, спадающую жару. Здесь было здорово, красиво, но они побаивались, что их компания распадётся. Кто-то вернётся в Тогенкё, даже большинство, а Ровена Монтанелли, возможно, останется здесь. Не то чтобы её отец собирался прямо завтра умирать, но всё чаще заговаривал о том, что хотел бы сложить свои кости на земле предков…

Ровена даже не знала, как отнестись к этой самой земле. С такого ракурса всё здесь казалось ей овеянным грустью. И ещё каким-то тревожащим, будто когда-то она уже побывала здесь, может, во сне, и вспоминать этот сон совсем не хотелось. Особенно когда она гляделась в зеркальные глаза Секая, про него же все знали, что он видит скрытое от других.

Сандер и Лора Кинзан тем временем на пару копались в планшете. Когда рядом не было родителей, двойняшки были неразлучны, хотя так-то Лора была любимицей отца, а Сандер матери. В планшете одна из друзей родителей, Кэт Эрнандес (без всяких там «тёть», она классная и простая!), красовалась без лимитеров, но всё равно и шикарными обводами фигуры не переставала козырять. Да, мол, я такая, и это зашибись! А козыряя, Кэт вещала о том, что даже в консервативной Чехии наконец состоялась свадьба двух ёкаев-мужчин. Что известные путешественники и журналисты наконец явили миру свои истинные, пусть и не врождённые лица и заодно узаконивают свои отношения. Раз уж теперь можно всё.

И что, – протянула Ровена, заглядывая через плечо Лоре, касаясь смуглой щекой её лёгких золотых волос, – на наш век святая борьба уже закончилась?

Поверь, она никогда не кончается, – это подала голос Стефани Визон. Ей было всего одиннадцать, а остальным по пятнадцать-шестнадцать, однако же эта девочка, белокурая, как и кузены, но с глазами цвета заката, уродилась на удивление рассудительной, при таких-то безбашенных родителях. Прямо маленький Хаккай в юбке. И тоже со скрытыми нечеловеческими особенностями. – Между людьми и ёкаями ещё столько всего предстоит уладить, не переживай.

Надеюсь, ты права, иначе зачем я… – Ровена тряхнула короткими, совершенно непослушными кудрями и тут же смахнула чёрную чёлку с глаз. И лихо спрыгнула со стены, договаривая на лету: – Зачем я в этом мире… Ой, блин, все святые, помогите мне, да не все же разом!

Ты чего там? – перегнулась сверху Лора.

Ногу она потянула, – ровным голосом сообщил Секай. – Сейчас пройдёт.

Следом за Ровеной со стены спрыгнул Сандер, помогая девочке подняться. Та была даже как будто и безучастна, не замечала ни боли, ни его рук.

Тебя Секай покусал или призрак увидела? Эй!

Да так, – встряхнулась Ровена, продолжая придерживаться за друга детства.

К ним подошли остальные, не рискнувшие прыгать.

Всё уже нормально? – на всякий случай спросила Лора.

Ответить Ровена не успела. Секай простёр руки над землёй.

Кровь. Кровь впиталась в землю. Ты же тоже почувствовала?

Это было в Бризигелле, и стены окружали старый двор, где, как ребята узнали позже, был некогда расстрелян и похоронен Феличе Риварес.

А новым утром Лора, делившая с Ровеной комнату, в некоторой тревоге заглянула подруге в лицо, присев на краешек её постели:

Просыпайся, Ровена! Тебе всю ночь фигня какая-то снится, ты разговариваешь во сне, всё больше зовёшь кого-то – дорогая Джим…

На Лору сонно глянули два тёмных глаза. Мятежные глаза Инфинити на лице Лоренцо.

Ай, да мало ли что приснится! Но я правда не хочу оставаться в Италии. Если останусь – съест меня эта старина, этот мрачняк.

А родители как же? Они же останутся. Ты сможешь без них?

Когда-то надо начинать жить самостоятельно. А вообще – отца всё это тоже быстро съест. Он немолод, сердце пошаливает, переживает он всегда сильно, а тут сплошные тени прошлого. Тут жили поколения его предков. И передавали друг другу эту мрачную хронику. Папа сам рассказывал: когда он решил податься в священники, его мать за ним аж с веником гонялась!

Да ладно, прямо так?

Ага. Я бабушку не застала, но она, говорят, могла. И внушала ему тогда: мол, ты же как все мы, ты как порох, нечего тебе там делать, не повторяй судьбу другого Лоренцо Монтанелли, который жил в прошлом тогда ещё веке… А папа сказал, мол, не надо было тогда называть меня этим именем. И пошёл своей дорогой… Конечно, всё вышло не так плохо. И всё же та история будет давить.

Ты думаешь… если моему крёстному, твоему отцу досталась карма тёзки, то тебе… его бастарда? Но ведь между вами никогда ничего не вставало…

Надеюсь, и не встанет. Я законного происхождения и папина радость, как и ты. И всё-таки… Нет, я бы рискнула тут остаться, если бы и вы все тоже. Или хоть кто-то. Твоя мама может и захотеть сюда перебраться, всё сложно, конечно, твой папа Санзо Хоши и нужен на родине, но… – глаза Ровены были как два коньячных озера, и Лора, кажется, даже слышала, как колотится сердце подруги.

Что?

Если бы ты осталась… ты была бы моей Джеммой?

Август-декабрь 2020