Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Неужто не слышали вы, что двенадцатый олимпиец вернулся.

Его вознесение, говорили века спустя, было как он сам — показательно громкое и сиятельное, ослепившее собравшийся на летнее солнцестояние совет и ставшее причиной разрушения нескольких дворцов. Он ворвался в тронный зал в вихре музыки и солнечного света, все еще в лохмотьях, едва скрывавших золото волос и сияние голубых глаз. Он предстал пред собственным отцом, склонил в почтении колено, готовый принять свою судьбу. Золотой трон, некогда потерянный, вернулся, содрогнув небеса, и судьба бога была предрешена. Зевс-громовержец воскликнул, сурово разрывая опустившуюся на совет тишину.

— С возвращением, сын мой, — и в голубых глазах скопилась сдерживаемая влага — как давно бог не слышал этого обращения. Он вновь поклонился своему отцу, прошел к трону с давно забытой грацией и щелчком пальцев вернул себе былой блеск.

— Поверить не могу, — прошептал недалеко сидящий Гермес богу вина. — Столько лет прошло.

— Мы знали, что однажды это случится, — не согласился Дионис. Гермес качнул курчавой головой.

— Но не через тысячу лет.

Бог Солнца скосил в сторону своих младших братьев подозрительный взгляд, но не решился втиснуться в разговор — для того еще будет время, совет летнего солнцестояния был в приоритете. Зевс-громовержец же не сводил со своего первенца настороженного взгляда, вполуха слушая отчет Афины о смертных делах. Вознесение бога Солнца Зевсу казалось предвестником скорых неприятностей, но омрачать радость воссоединения семьи ему не хотелось. Еще будет время.

В тени же золотого трона, скрытый от божественных глаз, прорастал из трещины росток ядовитого цветка, а далеко внизу, в царстве недалеко от древних врат Тартара, средь пустоты подземного мира, Кровавая Река поднимал тост.

— За бога солнца, — кривая улыбка озарила скрытое за вуалью лицо. — И за Олимп.

— Пусть он стоит вечно, — вторил Крылатая Тень. — Чудом уцелевший.

Гомон праздника, поднявшийся после, заглушил разговор бедствий на оставшуюся ночь.

*

Празднество Летнего Солнцестояния оглушительно прошлось по всему Олимпу, музы превзошли сами себя в воспевании подвигов своего господина, Дионис расщедрился на изысканные вина, боги и богини кружили в танце до самого заката, даже Аид скупо улыбался, наблюдая за искрящимся счастьем небесной столицы. Сам же виновник бурного торжества наблюдал за всем из-за тени старого кедра, пригубляя вино и щурясь от вспышек золота вокруг. Рядом с ним, прошелестев крыльями на сандалиях, встал Гермес, удивительно проницательно продолжая молчать, пока Аполлон не повернулся к нему с вопросом в глазах.

— Ты тихий сегодня, — ответил Гермес. Аполлон почти вздохнул. Тысяча лет научила его тихому счастью, а возвращение в блистательные чертоги продолжало отдавать головной болью, от того Аполлон предпочитал находиться подальше от толпы, оставаясь в поле зрения всех, кому был нужен.

Он знал, что они празднуют его чудесное возвращение, когда за тысячу лет надежда почти иссякла, но праздновать казалось кощунственным. Причину своего изгнания, в отличие от остальных жителей Олимпа, Аполлон знал, но поговорить о ней с отцом, упорно избегавшим его, прячась за тонкий стан своей жены, казалось сродни победе над Геей. Потому Аполлон оставался среди олимпийцев, улыбаясь и сияя в божественной славе, втайне надеясь перехватить отца до того, как тот запрется в собственном дворце. Говоря о дворцах.

— Олимп сильно пострадал? — обеспокоенно спросил Аполлон вместо ответа. Гермес посмотрел на него недоверчиво, но послушно заметил.

— Если обратишь внимание на правую сторону, увидишь прелестную золотую черепицу, — но стоило Аполлону повернуть голову вправо, как никакой черепицы не нашлось.

— Ее там нет.

— Она была там сегодня утром, — не согласился Гермес. — Как не было утром фонтана при дворце Афродиты, а статуя отца имела руки.

Аполлон сморщился.

— Отец злился?

— Удивительно, но нет, — взгляды двух богов скосились в сторону Громовержца, призывно улыбающегося Ганимеду. — Он, скорее, рад.

— Моему возвращению?

— Тому, что зал совета остался целый, — на непонимающий взгляд Гермес указал в сторону здания. — Он был разрушен тысячу лет назад.

В твое изгнание, осталось невысказанным. Тень хмурости набежала на лицо Аполлона — он не любил вспоминать те ранние годы, когда отчаяние едва не поглотило его, а любовь разрослась внутри ядовитым плющом, прожигая внутренности. Любовь оставалась там же внутри, огороженная веками смирения и принятия, и боль от нее больше не мучила истерзанные внутренности, но иногда вырывалась на поверхность напомнить о себе.

Куда больше Аполлона волновали разрушения, причиненные им, и не было более удобного предлога разговора с отцом, чем сейчас. Потому, простившись с Гермесом, бог Солнца отправился прямиком к отцу, загородив ему вид на их виночерпия. Зевс недовольно сжал губы, но, подняв взгляд, нацепил на лицо приветливую маску. Аполлон почти содрогнулся.

— Сын мой, — приветствовал Зевс. — Разве ты не должен танцевать с музами?

— Как я могу? Когда добрая часть Олимпа разрушилась по моей вине.

— Кто приписал тебе это? — нахмурился Зевс. — Укажи, и я покараю их.

— Отец, — устало посмотрел на него Аполлон. — Ты знаешь, зачем я здесь.

— Нет, сын, — Зевс почти отвернулся, готовый уйти, но в конце концов передумал. — То было тысячу лет назад. Мойры сами сказали, что угрозы больше нет.

— После того, как разрушили тронный зал? Потому что при моем уходе тот еще стоял.

— Тронный зал, — скривился Зевс. — Был разрушен не мойрами, а сыном Нюкты, Кровавой Рекой. Или ты не слышал истории о бедствии Зевса, живущем далеко под землей?

— Мне казалось, это сказки.

— Не все, — взгляд у Зевса помутился, воспоминания тысячелетней давности оживали прямо перед ним. — Он прибыл на Олимп почти как ты, только нес за собой кровь и боль. Он разрушил тронный зал, положил оставшихся олимпийцев и проклял нас. Когда я отправился к мойрам узнать, кто же он, те назвали его их карой, бедствием, насланным Хаосом за наши прегрешения. Потом это распространилось как лесной пожар, полубоги, младшие боги, монстры — все вдруг заговорили о бедствиях.

— Потому ты так напряжен, — заметил тихо Аполлон. — Ты ждешь его прихода.

— Кровавая Река никогда не упускал случая действовать мне на нервы, — проворчал Зевс. — Столкновение Посейдона и Крылатой Тени, и Кровавая Река входит на Олимп как к себе домой, появление твоего первого благословленного ребенка — расходятся слухи о Кровавой Реке, приведшей собственного ребенка к порогу Лагеря. Он всегда где-то здесь. Не может быть, чтобы он сделал исключение сегодня.

— Разве он не может радоваться моему вознесению? — под опасливый отцовский взгляд Аполлон исправился. — Твой ведь ребенок вернулся.

Зевс только качнул головой.

— Иди отдыхай, сын, поговорим завтра.

Вопросы продолжали крутиться в голове, даже когда Аполлон мудро отступил, оставив отца наедине с виночерпием, даже когда музы провели его к сцене, подали арфу и уговорили исполнить старые песни. Паранойя отца понемногу передалась и Аполлону, когда тот, кружа в танце нимфу, оглядывался, ожидая встретить Кровавую Реку, но празднество закончилось мирно. Аполлона, едва стоящего на ногах, уволокла в собственный дворец улыбчивая Артемида, а ее охотницы, уже расположившиеся в собственных покоях, тепло прощались с ними обоими. Только Талия увязалась следом, оставшись во дворце ночевать подле своей госпожи.

— Отдохни, — попросила Артемида, уложив Аполлона в гостевую постель. — Утром мы поговорим.

Уснул Аполлон неизмеримо счастливым.

*

Зевсу, пришедшему в собственный дворец с мыслью о хорошо проведенной ночи, стоило помнить, что собственная паранойя редко его подводила. Не вся паранойя, но большая ее часть — часть, касавшаяся Кровавой Реки, развалившимся в любимом кресле самого Зевса.

— Что ты здесь делаешь?

— Разве мне нельзя поздравить тебя с возвращением сына? — смешливая улыбка заиграла на тонких губах. — Удобно, не правда ли, что твой сын разрушил проклятье в день солнцестояния? Еще бы день, и твоему правлению пришел конец.

— Значит, это все? — недоверчиво спросил Зевс. — Проклятье разрушено?

— Мое проклятье разрушено, — исправил Кровавая Река, поднимаясь. — Что решат мойры или тем более Хаос, мне знать не дано. Но мой тебе совет, Зевс-Громовержец, следи за Вратами Смерти, как я слежу за своими.

— Разве беспорядки на древних землях не ваших рук дело?

— Мы, дети Ночи, не жалуем богов, — фыркнул Кровавая Река. — Смертных мы любим.

— Удивительно.

— Разберись со своими проблемами, Громовержец, и, быть может, пред Хаосом я замолвлю словечко.

— Не замолвишь, — Зевс упал на диван недалеко от кресла — желание куда-то идти мгновенно испарилось, и он подозревал влияние бедствия — тот, как-никак, оставался богом. Кровавая Река только повел плечами, длинные волосы качнулись и аккуратно легли на стройную спину. Кровавая Река весь был такой — стройный и тонкий, как кинжал, вонзающийся в беззащитный бок, обладающий едва ли не худшим разрушением, чем самая тяжелая булава. Он был истинным сыном своей матери, богини Ночи, столь же смертельным, сколь и прекрасным, не будь они готовы перегрызть друг другу горло, Зевс бы даже пригласил его в свою постель. Кровавая Река сморщился, ядовито-зеленый глаз за черной вуалью сверкнул чистой ненавистью, и бедствие исчезло, оставив после себя сладостный аромат собственного цветка, заставивший Зевса вздрогнуть.

Ганимед ждал его. Аполлон ждал утром разговора с ним. Кровава Река ждал его поездки в древние земли. Посейдон с Аидом ждали от него заверений в исчезновении проклятья, а Гера, вероятнее всего, ожидала его смерти. Зевс подавил раздраженный выдох.

Черт бы побрал Кровавую Реку.

*

Утром Аполлона вызвали в тронный зал, и Артемида была почти готова не дать ему выйти из ее дворца. Гермес, прибывший доставить сообщение, был готов ей это позволить. Аполлон, не будь он так напряжен, не ожидай он разговора с отцом так же сильно, как и не желая его, посмеялся бы над лицами своих брата и сестры. Талия, вышедшая на голоса богов, покачала головой.

— Не станет же он изгонять тебя снова.

— По крайней мере, знай, что тебя будут искать, — попросил Гермес и тут же сморщился. — Мне жаль.

Аполлон, не смогший скрыть вздрагивание, только отмахнулся дрожащей рукой.

— Не бери в голову, — и, заметив выражение лица сестры-близнеца, поспешно добавил. — Это было тысячу лет назад.

И сбежал до того, как Артемида запрет его для выпытывания секретов. Тысячу лет назад — слишком неправдоподобное оправдание для его сестры, видевшей его страдания от несчастной любви, видевшей сад, который Аполлон, удивительно легко лгавший сам себе, называл садом размышлений. Только последний цветок этого сада не должен был в него попасть. Он и не попал, пронеслась мысль, он ведь умер от старости, а не от твоей любви, выбравший жизнь смертного, когда клялся тебе в вечности.

— Только не плачь при мне, — попросил Дионис, когда Аполлон ворвался в тронный зал. — Я не твоя жилетка.

Отцовский тяжелый вздох вкупе с удивительно разговорчивым богом вина привели Аполлона в чувства. Он отвесил короткий поклон.

— Отец. Ты хотел меня видеть?

— Я хотел видеть вас с Дионисом, — согласился Зевс. — И Гермеса, но, боюсь, ему придется включаться в пути. Твоему спокойствию пришел конец, сын.

— Это связано с древними землями? — вступил в разговор Дионис, пока Аполлон не успел надумать новое изгнание. Зевс проворчал что-то, отдаленно похожее на «откуда он все знает», но согласно промычал.

— Отправлять туда детей будет слишком опасно.

— В отличие от трех богов, — скептично заметил Аполлон. Зевс бросил на него предупреждающий взгляд, но ответил Дионис.

— В древних землях происходит что-то странное, а учитывая их близкое расположение к вратам смерти, отец естественным образом обеспокоен.

— А отсылать полубогов все равно что послать на верную смерть, — закончил Аполлон, подавив саркастичное «когда же вы все стали заботиться». — Я согласен.

Зевс удовлетворенно кивнул.

— Отправитесь завтра с первым восходом солнца. Предупредите Гермеса, он тоже едет.

Зевс выпроводил их прочь, едва закончив говорить, потому Аполлон с Дионисом оказались недалеко от безрукой отцовской статуи, наблюдая как жизнь на Олимпе идет полным ходом.

— Я рад, что ты вернулся, — после непродолжительного молчания произнес Дионис. — Тебя не хватало.

— Я тоже рад, — Аполлон легко улыбнулся, скосив взгляд на младшего брата. — Странно слышать такое от тебя.

— Не привыкай, — тут же отбрил Дионис. — У меня сегодня хорошее настроение.

— Оно как-то связано со страданиями Гермеса?

Дионис в ответ только закатил глаза, растворившись в вихре виноградных лоз. Аполлон поежился от приторного аромата вина, прежде чем отправиться на поиски сестры-близнеца. Вчера у них едва хватило времени поговорить друг с другом, но сегодня он собирался провести с ней весь день. Они могли отправиться на охоту — смертные, взявшись за ум, наконец оставили больше дикой природы, где Аполлон мог затеряться с сестрой — или остаться здесь, во дворце Артемиды, Аполлону было все равно, ему была необходима сестра. С незаметно изменившимся Олимпом, странно ведущими себя богами и воспоминаниями, которые Аполлон не собирался ворошить еще тысячу лет, его сестра казалась единственным безопасным местом. Еще был Делос, но возвращение на родной остров, к матери, откладывалось до решения оставшихся проблем. После древних земель, после разговора с отцом, после посещения Лагеря, после… После.

Артемида нашлась у фонтана Афродиты, разговаривая с Талией, пока охотница не заметила неловко остановившегося в двух футах от них Аполлона и не дернула свою госпожу обернуться. Артемида встретила Аполлона легкими объятиями.

— Все прошло хорошо.

— Отец бы меня не выгнал, — заверил ее Аполлон. Талия вмешалась.

— Тогда зачем звать сейчас?

— Что-то о проблемах в древних землях, — лицо Талии помрачнело.

— Я думала это бедствия развлекаются.

— Не скидывай всю вину на бедствия, сестра, — улыбнулась ей Артемида. — Они помогают.

Талия, казалось, едва сдержалась высказать проклятия на их головы. Аполлон в своих странствиях встречал бедствия только раз — Зеленая Ведьма проходила через те края, напитывая высушенную землю своей энергией. В те времена ходили слухи о ее противостоянии Деметре, когда один из родителей деметровых детей заболел цветочной болезнью и погиб, выкашливая цветы из своих легких. Аполлон, услышавший это, в глубине души порадовался, что родился богом — не хотелось представлять, как часто ему пришлось бы умирать в прихоть богам любви. Но Зеленая Ведьма, встретив его среди смертных, только одарила свежими овощами и залечила рану, полученную в битве с монстром Тартара, еще одним, сбежавшим чрез Врата Смерти и не погибшим во второй Гигантомахии.

Артемида отвела Аполлона на охоту, оставив Талию приглядывать за остальными охотницами на оставшуюся часть дня, пока они преследовали трехрогого белоснежного оленя, совсем как в старые добрые времена, когда не было еще никаких изгнаний, повторенных битв и разбитых сердец. Часы спустя, с добычей, освежеванной и зажаренной на огне, они вдвоем сидели у костра, и Аполлон слушал истории своей сестры, об охотницах, о Талии, об Олимпе, и рассказывал свои, о скитаниях, встреченных новых друзьях и старых знакомых, о побежденных монстрах и надежде вернуться. Не говорили они ни об изгнании, ни о поисках, ни об отце, и уж тем более о зеленых глазах, приходивших к Аполлону во сне.

Пока, конечно, удача Аполлона не закончилась, и сестра не спросила тихим, нежным голосом.

— Ты до сих пор?

— Да, — вздохнул Аполлон, не давая сестре продолжить. — Я знаю, как это выглядит, но иногда… все еще надеюсь, что отец был неправ.

— Он прожил жизнь как смертный, — неумолимо напомнила Артемида. — Женился на смертной и зачал нескольких детей. Я до сих пор слышу отголоски их рода в Нью-Йорке, брат.

Аполлон скривился. Он не любил вспоминать то время, те отношения, приведшие к боли, которую подсознательно Аполлон всегда ожидал. Судьбы не могли расщедриться на вечную любовь после всех этих лет, после всех его неудач, когда он пообещал себе попробовать в последний раз и больше не пытаться, когда, после Лестера, он вдруг осознал, что мужчина перед ним — тот, с кем Аполлон готов провести вечность. Не когда он пошел к Стикс изменить собственную клятву никогда не жениться на клятву верности своему будущему мужу. Он не нарушил ее, эту клятву, даже когда она никому уже не сдалась, даже когда прошло уже тысячу лет, а потомки его возлюбленного живут в городе, который он защищал.

— Ты ведь не произносил его имени с тех пор, — продолжила Артемида тихо. — На что ты надеешься?

— Что он переродится, — признался Аполлон впервые со дня изгнания. — Он переродится, вспомнит меня, и мы будем вместе.

— И ты готов простить его? После всего?

— Я простил его давным-давно, Арти, — улыбнулся он сестре. — Я простил Перси Джексона давным-давно.

Артемида не сказала больше ничего, оставшееся время посвятив перестрелке налетевших ворон. Аполлон присоединился к сестре мгновением позже, напомнив, что оставаться до глубокой ночи им не стоит — ему завтра отправляться в древние земли с первыми лучами солнца.

И глубоко в душе понадеялся, что в этом путешествии снова встретит того, по кому тосковала душа всю тысячу лет.

Chapter Text

Дионис ждал его у моста, необычно серьезный и собранный, с полным бокалом вина, который осушил одним глотком, стоило завидеть приближающихся спутников. Гермес, прибывший на минуту позже, окинул братьев невыразительным взглядом.

— Мы должны быть готовы к чему угодно, — и странно глянул на Диониса. Тот отмахнулся разом от всего — и от пристального внимания Аполлона, не привыкшего к суровой ипостаси младшего олимпийца, и от выжидающего Гермеса, будто пытавшегося залезть в голову бога вина. Залезать в голову бога вина Аполлон бы поостерегся, мало ли останется безумным до конца своих дней.

— Мы готовы.

— Верно. У меня есть лук, — согласился Аполлон, махнув на колчан со стрелами за своей спиной, и встретился с продолжительным молчанием. Гермес с Дионисом переглянулись, один со сдерживаемым скепсисом, другой с едва цепляющийся за подол тоги надеждой.

— Видишь? — как-то криво улыбнулся Дионис. — У него есть лук.

— Я чувствую сарказм в твоих словах, брат.

— Не обращай на него внимания, — попросил Гермес, почти незаметно отпихнув Диониса подальше. — Он встал не с той ноги.

Дионис только фыркнул и исчез, оставив Аполлона с Гермесом себя догонять. Странно было видеть Диониса молодым, так сильно походящим на свои первые божественные годы и удивительно не впавшим в безумие после снятия отцовских запретов. Возможно, наказание пошло ему на пользу так же, как пошло на пользу Аполлону, а возможно, Дионис что-то скрывает — бог Солнца был готов поверить всему, что угодно. Изгнание обязывает не исключать ни единый вариант.

Эпир со времен последней Гигантомахии разросся, его тянущиеся к небу здания высились над маленькими постройками времен двадцать первого века, оплетенные стеблями лиан и стесненные вековыми дубами, что яблоку негде было упасть. Маленькие города смертных в это время все были такими — помесью былого и грядущего, связывая поколения и прокладывая надежду в лучшее будущее. Аполлон во время своих странствий любил останавливаться в таких городах, следовать за старыми воспоминаниями и наблюдать, как те становятся фундаментом следующих поколений. Иногда, в особенно трудные дни, когда спокойствие Аполлона держалось на волоске, а воспоминания находили подобно прибою, ему нравилось останавливаться на год-другой, снимая одноэтажный домик в глухом лесу и представляя, в глубине сердца, что живет он не один, что, стоит ему выйти за порог, и он услышит смех возлюбленного, развлекающегося ловлей рыбы, а в гости к нему заглянет сын.

Ужасные дни, после них Аполлон еще десятилетие ходил раздражительным и нервным.

— Дом Аида, — торжественно провозгласил Дионис, останавливаясь в двух шагах от лестницы. — Не слишком ли мы рано?

— Хочешь дождаться темноты? — угрюмо спросил Гермес. — Чтобы лишить нас возможности дать хоть какой-то отпор?

— Мы боги, брат, — раздраженно напомнил бог вина. — Мы можем справиться с монстрами.

— Не древними детьми Тартара, — отбрил бог воров. — Честное слово, Ди, на чьей ты стороне?

— Здравого смысла.

— Братья, — прикрикнул Аполлон, положив руки двум богам на плечи. — Не ссорьтесь.

— Я не ссорюсь, — заметил обиженно Дионис. — Для ссоры нужно, чтобы оба обладали интеллектом.

— На что ты намекаешь? — прорычал Гермес, и у Аполлона возникло отчаянное желание просто дать своим братьям подраться. Тень, мелькнувшая за одной из колонн, заставила бога солнца насторожиться.

— Прекращайте, — прошипел он, оттаскивая двух богов за уши друг от друга. — И сосредоточьтесь на миссии, там кто-то есть.

Беспечность как рукой сняло, и тишина, мерзлая, темная, опустилась на дом Аида. Аполлон вытащил лук, лианы оплели руки Диониса, кадуцей Гермеса глухо стукнулся о землю, и змеи на нем зашипели. Послышался легкий шелест, и снова тень мелькнула на границе сознания. Аполлон натянул тетиву. Существо, кем бы оно ни было, было быстрым, питалось тенями и, как и все дети Тартара, становилось сильнее с приходом темноты; Гермес был прав, ждать сумерек не имело смысла, если только они не хотели столетие восстанавливать материальные тела.

— Не двигайтесь, — одними губами произнес Аполлон, отпуская стрелу. Та пролетела с легким свистом, едва задела сгустившуюся тень и исчезла в листве. Мгновение казалось, что ничего не произошло, и Аполлон уже потянулся за второй, как монстр взревел и выскочил из благословенной тени, напав прямиком на Диониса.

Стоит сказать, Аполлон за время изгнания повидал множество странного вида существ, не имеющих ни единого просвета сознательности, но способных на необычайную жестокость. Одних ему удавалось приручить сырым мясом, и те исчезали в подземный мир, другие увязывались за ним следом, укрывая от опасностей и служа хорошими собеседниками на десяток лет, третьих приходилось безжалостно убивать до того, как те отправятся на поиски смертных. Были еще четвертые — видения чистой ярости, нечеловечески быстрые, наполовину ядовитые, с проблесками интеллекта, заглушаемого первобытной злобой. С такими Аполлон ненавидел сражаться, избегал их пока мог, иногда уводил подальше от людей, а если случалась схватка, едва выбирался из нее живым. Глядя на существо перед собой сейчас, высотой с двадцатиэтажный дом, покрытое свалявшимся иссиня-черным мехом, с рогами в шесть футов каждый, фыркающее подобно быку на родео, Аполлон почти попрощался с жизнью.

Лианы Диониса оплели морду существа, но порвались с легкостью мокрой бумаги, когда зверь, отфыркиваясь, отчаянно взревел. Стрелы Аполлона, выпущенные с дюжину разом, отскочили от меха мухами, только раззадоривая повеселиться — зверь исчез в тени в мгновение ока, выскакивая справа от едва увернувшегося Гермеса. Лазерный луч, выпущенный кадуцеем, пролетел мимо, и Аполлон едва не отобрал символ власти у брата, желая прицелиться лучше. Зверь им передышки не дал, играясь в отбрасываемых домом Аида тенях, появляясь за спинами и швыряя в рядом стоящие деревья. Дионис, решивший хлестнуть монстра лианами по глазам, отлетел аккурат в колонну здания, стеная и едва шевелясь.

— Нужно загнать его внутрь, — прокричал Гермес, целясь в зверя так, чтобы ненароком не попасть в младшего брата. — Там Врата Смерти.

План, в теории, был отличным, но Аполлон глубоко сомневался, что три бога способны заинтересовать чудовище на такое длительное время, особенно когда вкусно вопящая еда находилась вниз по склону. Гермес кадуцеем попал зверю в бок и вломился в дом Аида, едва увернувшись от металлических зубов. Аполлон помог Дионису встать и сам отправился за братом, натягивая тетиву. Подумать только, и он решил, что безопасней отправить полубогов на поиски, чем идти самим.

Гермес нашелся прижатым к Вратам, бешено лупившим кнопку вызова, пока зверь, почуявший отчаяние, кружил вокруг, оглушающе рыча и клацая копытами по мраморному полу. Аполлон взглядом встретился с братом, прицелился, готовый выстрелить, когда Врата издали писк прибывшего лифта, а зверь замер, едва шевельнув ухом. После, и Аполлон опишет это как скуку госпожи Удачи, произошло несколько вещей: Врата открылись, и Гермес едва не оказался внутри, Аполлон выпустил стрелу и промахнулся, зверь с безумной скоростью рванул прямо на него, разинув пасть, полную острых зубов, Дионис закричал откуда-то с входа, и что-то будто схватило монстра, заставив заскулить и отползти подальше.

На входе, прямиком за испуганным богом вина, вошел Кровавая Река.

Аполлон, конечно, слышал слухи о первенце Ночи, спустившимся с небес словно павшая звезда с небосвода, но слышать и видеть — разные вещи. Он был красив, в развевающемся темно-зеленом шелковом дачане поверх черных одеяний, обвязанных темным поясом, с волосами черными, как сама ночь, волнами ложащимися на стройную спину, с едва видным шрамом на левой щеке, и вуалью, скрывающей добрую половину лица. Его аура, давящая океанскими глубинами, осела небом на плечи, заполнив собой каждый темный угол, пока сжатая в кулаке вытянутая рука опускалась, а само бедствие, поведя плечами, огляделось на представшее поле боя. Аполлон осознал, что лежит и таращится, только когда Кровавая Река глянул на него в упор и легко улыбнулся, будто вспомнил давно забытую шутку.

— Прекрати, — проворчал Дионис, поднимая смущенного бога солнца едва не за шкирку. — Просто удача, что Кровавая Река был неподалеку.

— Удивительная удача, — прохрипел похромавший к братьям Гермес. Аполлон стукнул того по голове, аккуратно поклонившись продолжавшему молчать бедствию.

— Боюсь, не знаю, как вас благодарить.

— Благодарность не нужна, — голос бедствия разнесся по зданию ласковым мурлыканьем. — То, что Громовержец прислал хоть кого-то разобраться, уже дорогого стоит.

Это было… удивительно оскорбительно.

— Мы думали, тут развлекаются твои братья, — предпринял слабую попытку защититься Гермес. Кровавая Река перевел взгляд на бога воров, и лицо его стало жестким.

— Удобно приписать нам грехи мира, не так ли? Особенно, когда хочется обелить свои.

— Нам все еще стоит разобраться с монстром, — напомнил Дионис. Аполлон вздрогнул, удивленно взглянув на притихшего зверя — он совершенно забыл, что они с чем-то боролись. Зверь вновь заскулил, улегся на мраморный пол и преданными алыми глазами глянул на хмыкнувшего Кровавую Реку, тот взмахнул рукой.

— С ним разберутся.

Монстр исчез, оставив после себя неизведанный аромат цветов, а Кровавая Река, оправив длинные рукава, заметил.

— Вас прислали разобраться с монстром, или было что-то еще?

— Врата Смерти, — ответил за всех Гермес. — Отец думал, что они открыты.

— И? Они открыты?

— Нет, — взгляд Гермеса вновь остановился на исчезнувшем монстре. — Но как-то же этот зверь вылез.

— Мы проверим все в радиусе ста футов, — Аполлон наконец почувствовал, что входят они на знакомую территорию. — Здесь я скитался только в первое столетие, но мои старые укрытия должны оставаться. Осмотримся, после доложим отцу.

— Превосходный план, — улыбнулся Кровавая Река, и Аполлону пришлось гнать от себя мысли, насколько тот красив. — Не возражаете, если я присоединюсь?

— Это было бы честью, — искренне согласился Аполлон, не дав братьям возможности отказаться. Быть красивым было одно, но Кровавая Река только что спас их, кто знает, во сколько еще опасностей они попадут, прежде чем доберутся до истины — помощь, еще и такая могущественная, просто необходима.

О том, чья улыбка всплыла в голове, бог солнца постарался не думать.

*

Когда Аполлону было на тысячу лет меньше, чем есть сейчас, он воевал в повторившихся Титаномахии и Гигантомахии, был низведен до смертного в наказание и вернулся обратно обновленным богом, глубоко благодарным полубогам за их тяжелый труд. В те времена он проводил с собственными детьми много, очень много времени, испытывая терпение собственного отца и проверяя границы древних законов. Отец же, великий Зевс Громовержец, только вздыхал, закрывая глаза на выходки собственного первенца, уже униженный паранойей и двумя едва не проигранными битвами. Аполлон же, развлекаясь обучением остальных детей Лагеря Полукровок наряду с собственными, каким-то удивительным образом оказался втянут на орбиту тогдашнего великого героя, сына Посейдона, Перси Джексона.

Втягиваться Аполлон не хотел, на самом деле, Аполлон хотел только спокойного остатка вечности и, возможно, любви, а связывать себя с полубогом, отказавшимся от бессмертия и могущим погибнуть в любой момент, казалось худшей идеей. Но Аполлон связался, в один солнечный день в Лагере обнаружив себя пристально глядящим на Перси Джексона, удобно держащего аполлонову смеющуюся дочь на руках и указывающего куда-то за горизонт, рассказывая что-то тихим, проникновенным голосом, смотря так нежно, что защемило божественное сердце. Аполлон пал, сорвался вниз с удивительной легкостью, пал в самые глубины и был готов стать вновь смертным, только бы невероятный, удивительный Перси Джексон разделил с ним остаток жизни.

Артемида предупредила его, что Перси Джексон вряд ли примет божественность, даже ради Аполлона, напомнила, чем заканчиваются для него такие истории, но Перси казался другим. Артемида возможно бы поспорила, но Перси Джексон для Аполлона казался счастливым концом спустя череду ужасного, болезненного романа, когда играют последние аккорды, а родственные души остаются друг с другом на вечность. Вечность, играла песня в его голове, когда Перси Джексон впервые согласился на свидание и целомудренно поцеловал на прощание, когда начал улыбаться каждому приходу Аполлона в Лагерь, стал делиться собственными секретами и слушать тайны бога солнца. Вечность, пели музы, когда Перси впервые посетил Делос и там, раскинувшись на золотом песке, умытый лучами солнца, застенчиво сказал, что отец вновь предложил ему божественность. Вечность, вторил мелодии Аполлон, в Риме встречая с Перси их первую годовщину. Вечность, шептал ему Перси глубокой ночью после летнего солнцестояния, когда вознесение они отложили до двадцати одного. Вечность, уверенно думал Аполлон, отправляясь к Стикс просить замены клятв.

Аполлон называл Перси Джексона своей вечностью.

Пока Аполлона не изгнали с Олимпа, разрушив его трон, а Перси Джексон пять лет спустя не женился на Аннабет Чейз.

Сорок лет спустя, оказавшись в Нью-Йорке без возможности каким-либо образом вернуться на Олимп, Аполлон отыскал аккуратный белый дом в пригороде, где по словам интернета жил шестидесятилетний Перси Джексон со своей семьей. Аполлон тогда взбежал на крыльцо, стукнул в дверь один раз и тут же сбежал, не готовый столкнуться с суровой реальностью. Он мог бы сказать, что дело в задетой гордости, мог бы солгать, что не может принять то, как легко его заменили на смертную, но сердце, всегда человеческое сердце Аполлона, разбитое на острые осколки, пело другую историю.

Он помнил, что тогда спонтанно благословил какую-то девушку ребенком, но не помнил ни имени, ни самого ребенка, утопающий в собственном горе и жалости к себе. В тот день он поклялся себе не появляться больше в Нью-Йорке и выдержал целое столетие, пока, конечно, новость о смерти Перси Джексона не дошла до глуши, в которую он себя зарыл.

В тот день, стоя на могиле своей любви, Аполлон готов был простить возлюбленному все, что угодно, только бы тот вернулся к нему, обнял как раньше и пообещал далекую вечность. Но у Аполлона теперь не было ничего взамен, только смутная надежда на вознесение, и глупая, горькая любовь, которая оказалась никому не нужна.

Тогда, в тот единственный далекий день, он плакал навзрыд, плакал о любви, которой не суждено было случиться, о сестре и семье, которых он больше не увидит, о своих детях, вынужденных расти без отца, и больше, о как больше, он плакал о Перси Джексоне, отправившимся туда, где Аполлон его никогда не найдет.

Больше на могилу Перси Джексона он не возвращался и думать, надеяться о нем себе запретил.

Пока, века спустя, не вознесся вновь, в рассветных лучах ворвавшись обратно домой, где каждый угол, озаренный сиянием солнца, не напомнил Аполлону о давно потерянной любви и надежде, таким ужасным, бессмертным ростком пробивавшимся обратно в едва склеенное сердце.

*

Аполлон вел их заросшими тропами, вслушиваясь в шелестящую листву, не оборачиваясь на спутников в боязни вопросов, на которые у Аполлона не будет ответов. Гермес шел прямо позади, выставив кадуцей вперед, готовый атаковать невидимых монстров в любой момент. Дионис хромал позади, на выходе сквозь зубы признавшись, что зверь прокусил ему ногу. Кровавая Река шел рядом с Дионисом, мудро решив следить за тем, чтобы никто не убился по дороге. Шли в тишине, угрюмой и неловкой, пока Аполлон сопротивлялся желанию заговорить каждые пять минут. Он привык напевать, бродя по окрестностям больших городов, привык и молчать, охотясь на монстров, но никогда компания не приносила столько неудобств, что впору сбегать куда подальше.

— Как в старые добрые, да? — спустя несколько часов бесцельных блужданий не выдержал Гермес. Дионис фыркнул, Кровавая Река замычал, а Аполлон, поняв, что обращались не к нему, подавил лавину вопросов. Когда это у Гермеса с Кровавой Рекой появились старые добрые?

— Следи за дорогой, Гермес, — попросил в итоге Кровавая Река, и бог воров послушно заткнулся, приблизившись к Аполлону. На подозрительный взгляд брата Гермес заметил.

— Я сталкиваюсь с бедствиями иногда, во время своих рассылок.

Понятнее не стало, но Аполлон отложил допрос до времен, когда Гермес с Аполлоном останутся наедине, не подслушанные никем, кроме них самих и Артемиды. Возможно, до возвращения на Делос.

— Что мы ищем? — спросил Аполлон, когда компания дошла до последнего его укрытия. Кровавая Река приблизился к богу солнца бесшумно, встав за спиной и выдохом пуская мурашки по оголенному плечу. Аполлон, вздрогнув от близости, бездумно шаг сделал в сторону.

— Что-то вроде разреза, — в голосе бедствия послышались расстроенные нотки. — Раскола. Обычно открытие новых Врат сопровождается разломами в земле.

— Что будет, если мы такой найдем? — спросил Гермес, тщательно оглядывая заросший камень. Кровавая Река отошел в сторону бога воров, дав Аполлону шанс нормально дышать, он говорил о сдерживании и посылом за остальными бедствиями, что им, вероятно, придется запечатывать изнутри и снаружи, а Аполлон не мог отделаться от мысли, что ищут они не там. Происходило что-то еще, что-то, что призывало древних существ в атаку на людей, выжидало своего часа и дышало им всем в спины. Дар пророчества, так давно не дававший о себе знать, тревожил оставшиеся нервы бога солнца, заставляя то и дело оглядываться, пока его братья и бедствие уходили все дальше вглубь, ругаясь и дразнясь. Аполлон обернулся, держа лук наготове, почти уверенный, что за спиной его поджидает похожая тварь, но вокруг была лишь тишина. То студеное, приходящее с Судьбами тревожное молчание будто перед броском Пифона, заставляющее отступить. Стоило сделать шаг, как три пары глаз мелькнули во мгле и исчезли, вернув лесу звук.

— Брат, — вывел Аполлона из оцепенения голос Гермеса. — Ты в порядке?

— Да, — Аполлон встряхнулся, оборачиваясь на беспокойного бога воров. — Да, я в порядке. Просто кое-что увидел.

— Надеюсь, не пророчество, — проворчал Гермес, удивительно ударив в самую точку. — Идем, Кровавая Река с Дионисом нашли вход, надо его как-то закрыть.

Chapter Text

Когда Аполлон, ведомый Гермесом, прибыл к разрыву новых Врат, его ждало видение полного страдания на лице Диониса, пока самодовольный Кровавая Река тепло общался с двумя абсолютно идентичными друг другу богами. Или, что вероятнее, бедствиями. Гермес рядом с Аполлоном как-то очень горестно вздохнул, ступая на скрытую в деревьях поляну, где уродливо выглядящая трещина глухо гудела от сдерживаемый силы и несла знакомый аромат смерти.

— Близнецы, — приветствовал бедствия Гермес, когда Аполлон подошел ближе, обеспокоенно оглядывая бога вина. Дионис сквозь зубы процедил.

— Я в порядке, все почти зажило.

— Лорд Гермес, — насмешливо произнес один из близнецов, ткнув в бок своего брата. — Какая честь встретить вас здесь. Снова на побегушках у отца?

— Скорее нас попросили провести расследование, — вмешался Аполлон, оттаскивая бога воров подальше, пока тот не начал инцидент и им не пришлось еще разбираться с Нюктой в придачу к остальным проблемам. Аполлон слышал истории о странном воздействии бедствий на богов, об удивительной агрессии одних и почти вселенском спокойствии других, но всегда был убежден, что это лишь нелепые заблуждения и боги на самом деле способны себя сдерживать. Возможно, не всегда.

— Лорд Солнца, — удивленно приветствовал один Близнец.

— Отрадно видеть вас среди олимпийцев, — вторил второй, чересчур широко улыбнувшись.

— Вы бедствия, — начал Аполлон, остановившись вспомнить, какие именно. — Близнецы Хаоса.

— Он нас знает, — один из Близнецов обернулся к Кровавой Реке, хлестнув длинным хвостом по лицу своего брата. — Представь себе.

— Они мои младшие братья, — мягко улыбнулся двум бедствиям Кровавая Река. — Они прибыли запечатать разрыв.

— Собой?

— О мой дорогой Лорд Ди, — протянул Первый Близнец, в мгновение ока оказываясь справа от фыркнувшего в раздражении Диониса. — Как ты? Старший брат сказал, ты был ранен.

— Ваш Старший брат слишком много болтает.

— Но мы волновались, — Второй Близнец материализовался слева. — Ты ведь наш, Лорд Ди.

Дионис, казалось, был готов взорваться. Лицо его под слегка безумными улыбками Близнецов приобретало слишком золотистый оттенок для спокойной жизни. Аполлон, сжалившись, постарался вернуть внимание бедствий на себя.

— У всех олимпийцев есть бедствия?

— Как у всех бедствий есть олимпийцы, — Первый Близнец послал богу солнца косую ухмылку и тут же ойкнул, когда Дионис со всего маху прошелся ему по ребрам. — Ди, ты встал не с той ноги?

— Это правда, — спешно вмешался Гермес, восстановив душевное равновесие.

— И у меня есть? — поднял брови Аполлон. Будь у него бедствие, стоило назначить встречу, быть может, они бы поговорили о музыке и разделении обязанностей. Или, возможно, поохотились. Всегда приятно иметь могущественные знакомства. Братья Аполлона вместе с бедствиями обернулись на Кровавую Реку, с вопросами в глазах, опасливыми и выжидающими, но тот и ухом не повел, только посмотрел на бога солнца и ответил тихо.

— Если захочешь.

— Что значит, если захочешь? — возмущенно возопил Дионис, встряхивая Аполлона. Да что за морок у Кровавой Реки такой?

— Бедствиями обычно становятся в результате сильной ссоры, — переключился на бога вина Кровавая Река.

— Я с этими не ссорился!

— Лорд Ди, побойся Хаоса, — ласково мурлыкнул Второй Близнец, подушечками пальцев проводя по не скрытому тогой соску бога вина. — Мы ссорились с момента нашего знакомства.

— Уберите от меня свои ласты!

— Разве один из вас не супруг Зеленой Ведьмы? — проворчал Гермес, стоически попытавшись вырвать младшего брата из цепких лап распоясавшихся бедствий. Первый довольно ответил.

— Она поймет.

— Нор, Вис, у нас задание, — вклинился Кровавая Река, устав развлекаться за их счет, и Близнецов от Диониса как ветром сдуло. Аполлон подавил желание удивленно присвистнуть, слушайся его так младшие братья, многие проблемы решались бы по щелчку.

Нор и Вис, запомнил Аполлон, снова разглядывая притихших Близнецов, едва видя сквозь морок их лица, еще бы понять кто есть кто. Близнецы же, следуя за своим старшим братом, вернулись к изучению разрыва, продолжавшего отвратительно портить зеленый пейзаж. Сам разрыв походил на открытую рану, кровоточащую тьмой вместо крови, с расползающимися паутинками мелких трещин по краям, отдающим холодом вместо обжигающего жара, со слышимыми отзвуками чьего-то рычания. Аполлон видел Врата Смерти собственными глазами, но никогда не думал, что образовались они вот так, от безобразной язвы, нанесенной природе, облагороженные потом только вдохновением Танатоса.

— Напоминает порез от меча, — отметил один из Близнецов под согласные кивки. Его брат продолжил.

— Но насколько огромным должен быть меч?

— И чей он?

— Таких мечей всего несколько, — Аполлон подошел ближе, осматривая новые Врата. Мечей, способных разорвать ткань реальности, соединив миры, было немного — по одному на каждый пантеон, хранящиеся за семью печатями у богов войны. Украсть один из мечей значило начать войну, а украсть и использовать — Аполлон не хотел даже думать об этом. — Нужно связаться с Аресом, он сейчас хранитель.

— Я отправлюсь на поиски Ворона Ночи, — Кровавая Река пристально посмотрел на двух своих братьев. — Близнецы останутся здесь.

— Мы тогда на Олимп, — переглянулся с Аполлоном Гермес. — Доложим отцу и найдем Ареса.

— Дионис, — позвал брата Аполлон. — Ты останешься здесь.

Бог вина, уже приготовившийся отправляться домой, в оцепенении уставился на старшего брата, могущий только возмущенно хватать ртом воздух под смешки трех бедствий. Аполлон был готов извиниться потом, сочинить для брата альбом и остаться должным ему услугу, но оставлять взамен Гермеса казалось еще более худшей идеей — тот не только странно реагировал на Близнецов, но и Близнецы обходили его десятой дорогой, не только не отвечая богу воров, но даже не глядя на того. Между будущей кровавой бойней и временным неудобством Аполлон выбрал второе.

— Удачи, Лорд Солнца, — хмыкнул Кровавая Река. — Быть может, еще свидимся.

Аполлон в ответ только дергано кивнул, возвращаясь на Олимп под вопли Диониса и утешающие подначки близнецов.

— Не оставляйте меня с ними!

— Брось, Лорд Ди.

— Мы отлично проведем время.

— Брат! — было последним, что Аполлон услышал, исчезнув в знакомых солнечных лучах.

*

Олимп встретил их доносящимися из садов звуками лиры, сливающимися в один разговорами и любопытными духами, наблюдающими за прибывшими олимпийцами из-за деревьев. Аполлон обернулся назад, наполовину ожидая, что взбешенный Дионис последует за братьями, но позади стоял только вскинувший брови Гермес. Бог воров на взгляд Аполлона только понимающе улыбнулся.

— С ним все будет в порядке.

— Думаешь, близнецы смогут сдержать монстров?

— Зная близнецов, — вздохнул Гермес. — Те сами не полезут.

Аполлон только кивнул. Близнецы, казалось, знали, что делали, пока, конечно, не начинали отвлекаться на Диониса. И они были достаточно дикими, чтобы собственной аурой отпугивать любого несчастного, попытавшегося выбраться через разлом.

— Они все такие? — не мог не спросить Аполлон. — Бедствия.

— Мой нормальный, — пожал плечами Гермес, впервые со встречи с Близнецами улыбнувшись. — Может, однажды встретитесь.

Мысли Аполлона вновь вернулись к бедствию, предназначенному ему: каким он будет, как станет выглядеть и в ссоре ли они будут после первой встречи, как Деметра с Зеленой Ведьмой, или станут хорошими приятелями, как Гермес со своим? Или, и Аполлон вздохнул, давая мысли мелькнуть, им окажется перерожденный Перси Джексон? Кровавая Река, когда предлагал, как будто знал глупую историю любви Аполлона и не то сочувствовал, не то предлагал замену. Бог солнца посмотрел в сторону разговаривающего по кадуцею брата. Рассказал ли Гермес Кровавой Реке подробности, или бедствие знал только то, что знало большинство — что Аполлон выкрал Перси Джексона, пал, а славный герой вернулся к прежней жизни, будто бога солнца никогда не существовало. Аполлон, слушавший множащиеся интерпретации их истории, только больше ужасался, наивно надеясь, что Перси в своей смертной жизни с ними не столкнулся или пресекал каждый раз, когда слышал. Иначе Аполлон при их будущей встрече просто умрет от смущения.

— Думаешь о Джексоне?

— О своем бедствии, — подавив панику отрицал Аполлон. — Как думаешь, каким он будет?

— Ты правда думаешь, что Кровавая Река тебе его подарит? — поднял брови Гермес, подумал, скривился и кисло сам себе ответил. — Конечно, подарит. Поверить не могу.

— Он был удивительно милым, — добавил Аполлон. — После нашего с отцом разговора я думал, что тот будет более…

— Стервозным?

— Недружелюбно настроенным, — дипломатично закончил Аполлон под недоверчивое качание головой.

— Это просто ты.

— Согласен, я неотразим, — Гермес в ответ посмотрел на бога солнца почти с жалостью, но не стал развивать тему, даже если Аполлону хотелось знать, откуда бедствие, не жалующее богов, так тепло к нему отнеслось.

Отец, встретивший их у входа в зал Совета, не дал Аполлону выпытать у Гермеса ответы. Взгляд у Зевса был мрачным, сжатые губы удерживали готовые сорваться с языка слова до того, как двери за братьями закрылись с глухим стуком, отрезав разговор от лишних ушей. Гермес взял на себя роль посредника, описав их путешествие к дому Аида, громадного зверя, перемещающегося по теням, и разлом, образованный далеко в глуши одним из священных мечей. Аполлон, в ходе разговора осознавший, что помощь бедствий никто не собирается признавать, влез рассказать, как Кровавая Река сначала спас их от зверя, а после помог отыскать разрыв.

— Он очень помог, — закончил бог солнца под отцовский утомленный взгляд. — Мы не справились бы без него.

— Он сказал, куда направляется? — вместо любых слов благодарности спросил Зевс, Гермес объяснил, что на поиски Ворона Ночи. Зевс закивал в согласии.

— Гермес, найди Ареса, передай ему проверить меч. Аполлон, останься, нужно поговорить.

Гермес, бросив на старшего брата встревоженный взгляд, исчез с поклоном, оставив Аполлона наедине с отцом. Отец, удивительно, не стремился начинать разговор, вместо этого жестом предложив пройти вглубь зала Совета, к небольшому уголку отдыха, выстроенного Гестией тысячи лет назад, где до сих пор в импровизированном аквариуме игрался офиотавр Бесси. На столике недалеко от тепло потрескивающего камина расположились нектар и амброзия с несколькими смертными закусками, а удобные кресла приняли знакомую золотую форму и обросли подушками, на мгновение перенося Аполлона в любимую гостиную на Делосе. Зевс, прошедший к камину первым, только промычал, усаживаясь в одно из кресел, Аполлон сел напротив, осторожно забрав бокал нектара, только бы не сидеть без дела. Отец продолжал молчать, он то поглядывал на мирный огонь, то на резвящегося Бесси, то отпивал свой собственный нектар. На Аполлона Зевс не смотрел, собирался с мыслями.

— Помнишь, как мы вели этот разговор раньше?

— Сложно такое забыть, — осторожно ответил бог Солнца, проглатывая вертящееся «ты изгнал меня через неделю». Аполлон принял то изгнание, с честью прошел и вернулся домой, он не станет стыдиться.

— В тот день Судьбы пришли ко мне, — Зевс продолжал наблюдать за огнем. — Они сказали, что Хаос не спокоен, что твоя смертность разбудила его, а наши ошибки только разозлили. Они сказали дать ему подношение, как смертные делали подношения нам.

— Им стало мое изгнание, — закончил тихо Аполлон. — Потому что альтернативой был Олимп.

— Не передать словами, как я был признателен тебе за твою жертву, — Зевс наконец посмотрел на него глазами слишком древними на молодом лице, седина, которую Аполлон не увидел по возвращении, прошлась по отцовским вискам, седина божественная, какую нельзя убрать одной лишь силой воли. — Но это, кажется, только ухудшило все.

— Кровавая Река, — произнес Аполлон имя бедствия с легкой тревогой. — Он прибыл карающей дланью.

— Он, возможно, и был карающей дланью, — взгляд Зевса стал задумчивым. — Но он — скорее союзник, чем враг.

— Ты говоришь мне подружиться с ним? — удивленно спросил Аполлон, Зевс скривился.

— О мы, конечно, нет. Я бы держал тебя от него как можно дальше и дольше, но вы уже встретились, — глаза отца, серьезные и обеспокоенные, отражали полыхнувший огонь его старшей сестры. — Я прошу тебя быть осторожным. Признавай его силу, уважай его помощь, но опасайся его. Бедствия нам не семья, они дети Ночи, служащие Хаосу, никогда не знаешь, когда они вонзят нож тебе в спину из собственной выгоды.

— Зачем ты говоришь мне все это? — покачал Аполлон головой. Он знал это без отцовских наставлений, он не был наивен или беспечен, и уж точно не собирался влюбляться, не после прошлых отношений.

— Потому что нам нужна их помощь, — неохотно признал Зевс. — Они могут быть злом, но они никогда не подвергнут смертных опасности.

— Есть кто-то еще.

— Кровавая Река так просто не расскажет мне ничего, — Зевс раздраженно вздохнул. — Но ты ему нравишься.

— Моя неотразимость не значит, что я не занят, — напомнил Аполлон, гримаса у Зевса сделалась пренеприятная.

— Сложно об этом забыть, — Громовержец взял себя в руки. — Но он уважает тебя, как может уважать бога, и наверняка предложил помощь.

Аполлон нахмурился, но, возможно, его потуги воззвать к отцовской благодарности привели Зевса к таким выводам, что не объяснило странные намеки отца. Кровавая Река завораживал и увлекал, но недостаточно, чтобы забыть об обещании найти перерождение Персея. Аполлон завязал с играми в любовь, он отныне или дождется свою давнюю, или останется без отношений, как оставалась все годы тетя Гестия и Артемида. Невероятно привлекательный клуб.

— Отправляйся к своему дяде, — посоветовал Зевс. — Он подскажет, где ты сможешь найти Кровавую Реку.

— Ты не знаешь? — удивился Аполлон, по кислому лицу отца поняв, что нет, он не знает. И не значит, что не пытался узнать.

*

Приглашение дяди в его царство жгло ладонь, пока Аполлон, остановившийся на черной тоге с золотым наплечником и таким же золотым поясом, лавировал между выстроенными колоннами душ, пробираясь к высившемуся черному дворцу, точному отражению отстроенного зала Совета. Краска на черных стенах казалась такой же удивительно новой, как сады неподалеку и высившийся забор. Маленьких кратеров вокруг дворца Аполлон не помнил, но, возможно, бедствие Аида так же почти разрушило его царство, как Кровавая Река едва не смел Олимп. Спикировавшая к богу Солнца Алекто выхватила разрешение из рук и когтями разрубила то на мелкие части.

— Повелитель ждет в тронном зале, — провозгласила она, распрямила кожистые крылья и взлетела, зорким глазом следя за каждый шагом ступившего на их земли бога. Тишина, в которой Аид проводил дни и ночи, всегда была для Аполлона удушающей, но сейчас, когда впереди еще маячили поиски Кровавой Реки и попытки уговорить того на союз с богами, Аполлон едва не задыхался, быстрым шагом взлетая по ступеням, к тронному залу, где стоящий у трона Аид на стремительно распахнувшиеся двери только закатил глаза.

— Ты позабыл манеры во время странствий? — Аполлон в ответ лишь улыбнулся, живо вспомнив такого же ворчливого, милого ребенка, должного стать ему зятем тысячу лет назад. Аполлон знал, что Нико отправился к отцу после — и Аполлон ненавидел напоминания о первых годах еще больше — смерти Уилла, но не знал, встретит ли его здесь, среди подземного мира, как не знал, хотел бы он этой встречи, не после того, как изгнание его привело к стольким смертям его детей, которых он не в силах был  ни защитить, ни найти, только надеяться, что его семья им поможет.

— Дядя, — жизнерадостно приветствовал он, раскинув руки в стороны. — Рад тебя видеть. Твоя прекрасная жена передавала привет.

— Моя прекрасная жена общается со мной достаточно, чтобы вспомнить о вашей встрече, — отбрил Аид. — Мой брат озвучил причину, по которой ты здесь?

— Я отправлюсь на переговоры с Кровавой Рекой в его царство, — вниманием Аполлона завладело несколько расписных фресок с чередой битв Аида с высоким мужчиной в черных одеждах в жуткой белой маске, не то улыбчивой, не то грустной. — Это твое бедствие? Призрачный Царь.

— Мы зовем его Хозяин Асфоделей, — Аид оглянулся на разрисованный мрамор. — Поля Асфоделей теперь его место обитания, он там отстроил Призрачную Столицу.

— Слышал, они любят пошуметь.

— Они достаточно далеко, чтобы не беспокоить ни меня, ни моих людей, — возразил Аид. — Я не видел его уже несколько столетий.

Взгляд у Аида был смирившийся, как у больного, доживающего свои последние минуты, словно встречи с бедствием приносили ему надежду, а не были лишь раздражающим жужжанием мухи. Самые странные реакции на тех, кто должен быть не более чем союзниками в сохранении мира на земле.

— Я не могу дать тебе пропуск в Столицу, — продолжил Аид, встрепенувшись. — Но они всегда принимали заблудших путников.

— Зачем мне в Столицу?

— Царство Кровавой Реки лежит через него, — таинственно ответил дядя, завуалированно подтвердив, что понятия не имеет, где обитает Кровавая Река. Аполлон постарался сдержать фырканье.

— Мне что-то передать Хозяину Асфоделей?

— Только мои самые благостные пожелания, — отмахнулся Аид, будто не он мгновением раньше тосковал по возможности встречи. — Мы увидимся, когда это будет угодно Судьбам.

Аудиенция у дяди на этих словах официально завершилась.