Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Тьма подступала со всех сторон — куда не посмотри. Она и не хотела… Даже, вернее, не могла: глаза заливала кровь. Своя. На плечи давила неимоверная, неподъёмная тяжесть чего-то, похожего на искажённый, пережёванный падением об острые камни металл.

«Откуда?» — спросила у себя Варя мысленно, без слов. Кровь заполняла рот вместо слюны. — «Моё тело ведь пронзили древесные шипы… Десятихвостый атаковал… Я помню небо, Тен-Тен, братика Наруто, взгляд Мадары… Дальше ничего… После ничего не должно быть».

По законам мироздания. Адекватного. Привычного разуму. Не её.

Однажды, совершенно случайно, Маяковская Варя, возвращаясь из магазина, коснулась во дворе своей блочной девятиэтажки серого камня в форме полумесяца со странными лазурными символами, похожими на японские иероглифы. А она ведь была переводчиком-фрилансером с этого языка. Её уже перенесло сначала во времена Основателей Конохи, затем настоящее, озарённое пожаром Четвертой Войны Шиноби. Она встретила конец на поле боя, как настоящий ниндзя, которым ей, не имеющей чакры, было никогда не стать. Как и не смогла она облачиться в наряд гейши, хоть и сделала для этого всё. Надо было как-то жить в неизвестном мире. В нём же ей и пришлось умереть.

Навеки…

Как Варе казалось. Как Варя надеялась. Как Варя жаждала.

Предательство некогда близкого ей Мадары, пытки, разрушение Конохи, слепота, потеря дома — она едва-едва, точно старое, осточертевшее, но единственное в гардеробе платье, влачила своё существование, отсчитывая дни до победного конца. Войны или жизни.

«Как же несправедливы ками…» — впервые кощунственная мысль задела её сознание, как и лоб руль. Приоткрыв рот, она позволила вылиться хрипам и смешанной с прозрачной слюной бурой крови. — «Внутренние органы повреждены. Вряд ли пытка, которой я даже не ощущаю, продлится долго…»

Серые глаза взирали с пустотой на разбитое, рассеченное тончайшей паутинкой лобовое стекло. Сквозь раскрошенные борозды в чёрный салон автомобиля проникал солнечный свет. Заботливо, он огладил её израненное лицо, будто наполняя поры жарким дыханием новой жизни. Варя желала конвертировать его в лёд поцелуя смерти. Того, каким её губы заклеймил Мадара, пытавшийся хотя бы так отнять у Вечности право быть последней, кто коснётся ещё теплой трепещущей плоти.

Сейчас она её не ощущала. Руки, забитые осколками, с браслетами синяков; ноги, намертво застывшие в неестественно выгнутой позе; торс, будто бы ещё щетенившийся древесными шипами, сдавливало, соединяло с передней панелью, — вся эта смесь мяса, крови, кожи и иномарки была ею. Варей.

«Отчего именно машина?... В прошлый раз то был лес. Дважды. Отныне Судьба соблаговолила внести разнообразие в порядок перемещения между реальностями? Но… откуда в Конохе взяться автомобилю? «Mercedes-Benz E-класс»? Как же… почему я знаю ... как же слово это будет произноситься… марку, если мои глаза беспомощно взирают лишь на небо за разбитым стеклом?» — на Варю накатила горячей удушающей волной дурнота. Затем она услышала голоса.

— Эгей, Рику, а ну-ка поднажми! Эта железяка сейчас взорваться может, а госпожу достать нужно!

— Нэо, тебе жить уже неохота? Раз так, то, пожалуйста, хоть сам ложись на капот и гори вместе с этой американской рухлядью! Но меня с собой не тащи! Госпожа уже мертва.

— Она шевелилась! Руку на отсечение даю!

— Я тебе в рожу сейчас дам! Какое, в Дзигоку, жива?! После падения с пятнадцатиметровой высоты на голые камни?!

— Я тебе пива куплю, Рику-кун, ты только помоги, прошу! Я видел своими глазами, она шевелилась!

Варе хотелось отпугнуть их гортанным возгласом: «Бегите, глупцы!»

Однако каждый звук сочился кровью, вырывался болью, слезами. Бесконтрольным излиянием не страдания по себе, но кому-то другому, оставшемуся навеки узником в этом чёрном салоне.

Рику заработал активнее, воочию убедившись в правдивости слов друга. Тот бережно, невероятно умело вызволил хрупкое женское тело в белом пиджаке и юбке от «Chanel» из железных объятий искажённой машины, ругавшейся скрипом, грозящимся взорваться бранью.

— Рику, хватай её телефон и уходим отсюда поскорее! Нужно будет позвонить родственникам госпожи! — сила тонких мускулистых рук держала Варю над пропастью между голубым небом и серой землей. Она вдыхала гнилой смрад грязной реки. Её вода билась в безудержной истерике о камни, стирая их мощь непрестанным усердием.

Стихи, ставшие ей вторыми друзьями, верными товарищами и единственными родственниками в Конохе, вдруг зажурчали в голове тихой песнью вод, застучали в ушах подошвами гэта, попирающими прибрежную гальку, заиграли позабытой мелодией звонка.

Как ни горестна жизнь,
Путь свой пройти придется
До Последней реки.
Только кто нам может поведать
О мелях ее и пучинах? [Автор неизвестен. Источник — «Повесть о блистательном принце Гэндзи» Мурасаки Сикибу]

Нэо осторожно положил искалеченную женщину на расстеленное кимоно-конгасури: ему было не обойтись без помощи Рику, держащего у уха новомодную раскладушку. Благо, она каким-то неясным чудом пережила дробление камнями и металлом. Даже блокировка была снята. Эта госпожа говорила с некоей Цучигумо Хотару, возможно, во время поездки. Неважно. Ушлый загорелый выходец из Окинавы понимал, что неизвестная может оказаться хоть маникюрщицей явно богатой госпожи, а вот запись «Муж-сама» очевидно указывала и на родство, и на значительное положение этого контакта. Он сможет быстро и точно среагировать.

Всё произошло мгновенно. Несчастные рыбаки услышали взрыв «Мерседеса», крика самого Учиха Изуны по ту сторону Токио, вспышек папарацци, сирен полицейских и пожарных.

До Вари не доносилось ничего. Её сознание погрузили в капсулу беспамятства. Ненадолго.

Новую страницу её жизни написали кровью некоей Мотидзуки Вэи, вернее, Маяковской Вари этого мира, оставшейся в полыхающей клетке на камнях у берега реки, погружённой в расчерченную огнём небесную лазурь. И то, что произошедшая трагедия была не простой аварией Варя, отныне Учиха Вэи, поняла вскоре после того, как ей на телефон пришло одно любопытное сообщение…

***

Тихий стук возвестил о начале второй стадии выполнении плана. Тело будто закостенело, застыло от сковавшей душу принуждённости. Она осталась наедине с Тобирамой. Он же, в свою очередь, впервые за всё проведённое ею здесь время, посмотрел на Мотидзуки прямо, без утайки. Без опасности навлечь на себя подозрения и град упрёков брата.

Несмотря на необходимость действовать быстро, ни Вэи, ни Тобирама не осмелились сдвинуться с места первые несколько секунд. За панорамными окнами шумел и жил Токио, а за стеной хлопал дверцами и ругался на свою забывчивость Хаширама. Одни лишь женщина и мужчина, скованные болезненным безмолвием, не стремились сбросить с себя эти путы.

Лишь первые несколько секунд…

Вэи уловила движение с другой стороны L-образного дивана. Светло-серое пятно более не вносило разнообразия на чёрную обивку: Тобирама поднялся и тем же шагом, отяжелённым грузом воспоминаний, приблизился к Мотидзуки. Тихо, чётко, резко процитировал её послание:

«Меня шантажируют. У них есть фотокомпромат на нас обоих. Я попрошу Хашираму найти семейный альбом. Не иди следом. Едва вырвалась. Нужно поговорить. Срочно. Осталось 3 дня».

Вдохнула мощный, острый аромат древесины и корицы, внезапно, без прелюдий, переходящий в ноты пьянящей вишни. Закружилась голова.

«Совсем не похоже на то, каким помню я… Всё же тот Тобирама был отнюдь не любителем обкурить одежду благовониями… Но похоже на то, как описала она. Неужели с тех пор не променял Égoïste Chanel?» — с такими мыслями Вэи произнесла:

— Сейчас покажу. Получила вчера вечером.

— Кто-то ещё знает?

— Кроме тебя — нет.

Она достала из оставленной на диване сумочки телефон. Пальцы не дрожали, пока снимала блокировку и искала нужное сообщение. Однако в душе Вэи дрогнула: въедливый взгляд мужчины неотрывно следил за каждым движением её пальцев.

— Вот, я получила это вчера вечером. Только непонятно, как она оказалась у шантажиста, — она подняла голову, чтобы увидеть реакцию мужчины, чтобы понять его чувства… Понять, как помочь преодолеть эту боль воспоминаний о невозвратном былом.

Тобирама, наклонившись к протянутой руке, несколько секунд неподвижно, безмолвно прожигал взглядом тусклый экран. Вэи напряглась.

Он произнёс единственное, но меткое:

— Убью.

— Тобирама… — осторожно прошептала она и невольно сделала шаг назад, пораженная увиденным.

Невыносимая яростность пылающего кровавым пламенем взгляда. Вечно холодный, прагматичный Сенджу младший изменился до неузнаваемости. Такой, что ей показалось, будто в него вселился злобный дух. Точёные черты лица словно сломились, собравшись в некое новое, невиданное ею ранее выражение. Выражение обречённой горечи. Выражение необузданного гнева. Тонкие линии бровей сошлись у переносицы, испещрённой грубыми складками морщин. Глубокие полосы бороздами пролегли на лбу. Линия скул острее лезвия катаны. А губы сомкнуты и кажутся тонким, едва заметным следом на бледной коже альбиноса. Вэи совсем не могла их разглядеть. И не желала делать это сейчас, осознавая, что Тобирама таким образом оставляет разящие нецензурные выражения в своём арсенале до поры до времени, когда она уйдет.

И задерживаться на целый день Мотидзуки не могла: ей бы и не позволили. Однако сейчас покидать эту гостиную она тоже не намеревалась. Шаг назад сделала от неожиданности, ни на мгновение не вспомнив о том, что позади — диван.

«Сколько можно…» — пронеслось в голове, но я языка слетело:

— А-ай, ешкин!.. Оу! — последнее Вэи выдохнула, когда стальная хватка сомкнулась на её талии.

Жар ладони обжёг поясницу сквозь тонкую кашемировую ткань водолазки. Смазались цвета — лицо мужчины растворилось в белизне потолка. Но всё же неуклюжей удалось устоять. «И в этом мире его реакции можно лишь завидовать молча. Мне то уж точно», — подумала она с облегчением: падения вызывали в ней ужас воспоминаний о том, последнем в её жизни.

Только не успела она и поблагодарить Тобираму за посильную помощь, добавив просьбу отпустить её, как вдруг он резко надавил и рывком потянул её к себе. Хрустальная-прозрачность парфюма полоснула лёгкие осколками коричечной пряности, мир рассыпался на фантомы. Миг — её руки упираются в широкую грудь. В одной зажата раскладушка, во второй отворот планки рубашки. Оказалось, её верхние пуговицы были расстёгнуты, чего Вэи заметить не могла, да и не желала: она не намеревалась столь пристально разглядывать мужчину, чья кожа опаляет кончики пальцев… Чьё дыхание запутывается в волосах.

«Сердце колотится…» — сколь отчётливым казалось учащённое биение для тонкого слуха встревоженной Мотидзуки. — «Пальцы сжимают, сдавливают, подминают», — она ощущала, как натянулась ткань водолазки и второй, надетой поверх, «декоративной» кофты. — «Он скучал… нет, скучает по ней: неистово, безумно».

Это осознание отравленной стрелой пронзило мозг. Яд сожаления, немого раскаяния пропитал мысли, тут же перевоплотившиеся в гротескные формы безмолвной скорби об их истории. Вэи хотела, жаждала обхватить его в ответ затем, чтобы поделиться теплом, поддержкой, какой бы одарила его она. Силилась подобрать слова — но что сказать беззаветно обожающему мужчине, вынужденному осознавать, что лишь благодаря нелепой случайности он имеет право касаться этой женщины? «Пустая я… пустая… оболочка, в которой нет той, кого ты так желаешь обнять», — слезинка обожгла нежную кожу щёк, очертила покатую линию губ и упала на его рубашку. Растворилась в ней.

Как и это мгновение растворилось во времени…

Тобирама поспешил отпустить её так, будто желал оттолкнуть, прогнать прочь. Однако в учащённом дыхании, хрусте сжимаемых кулаков, отрывистом хриплом выдохе Вэи уловила сплетённое невербаликой намерение — схватить её, притянуть и не отпускать.

«Мучился все эти годы и продолжает терзаться ещё более жестокой пыткой: видит её с тем, кого ненавидит», — Мотидзуки будто в трансе провела рукой по длинной, в пол, чёрной юбке, чтобы поправить складки. — «Не могу вообразить и не хочу воображать, насколько ему невыносимо тяжело… И я, ничтожная, ничем не могу помочь. И даже наоборот…»

Затянувшееся молчание прервал ледяной голос Тобирамы — он не смотрел на неё, но в сторону закрытой двери:

— Ты не пробовала лечить неуклюжесть? До сих пор на ровном месте падаешь. Впрочем, — разрезающим воздух жестом пресёк попытку Мотидзуки отразить атаку, — это не моя забота. Пойдем.

Он не взял — схватил кипящую от возмущения Вэи за руку и едва ли не поволок её за собой.

— А ты до сих пор столь же невыносим! — Мотидзуки выплеснула этот кипяток негодования прямо на голову мужчине, которого секунду назад мысленно укутывала в плед сочувствия. — Мог же сказать, пошли к окну… Зачем же так необходительно поступать?

— Потому что на обходительность нет времени, — резко, но всё же устало произнёс Тобирама, когда оба остановились у панорамного окна. — Чем дальше от двери, тем меньше шансов, что ворвавшийся Хаширама случайно увидит то, что не предназначено для его глаз. Ты ведь ответила шантажисту?

— Разумеется, — Вэи кивнула и тут же протянула Тобираме телефон. — Я не хочу знать, на что он способен в том случае, если поймет, что его игнорируют.

В ледяном взгляде вспыхнуло одобрение: её ли действиям или же тому, что без слов угадала его желание прочесть переписку — Мотидзуки так и не поняла. «Не ворчит и то благо. Не буду мысленно отвлекаться на поиск какого-нибудь ответа его колкостям… Откуда только такой запас взял?» — отвела взгляд, чтобы сосредоточиться, выдохнуть расслабленно. Тело ещё горело от неистовой хватки, а в ушах ударами гонга слышался отзвук надрывно бьющегося сердца.

Вэи ждала, пока Тобирама прочтёт её «милую» переписку с шантажистом. Это время она употребила для того, чтобы упорядочить мысли, а заодно и в очередной раз с восхищением рассмотреть Токио, в который она в далёком прошлом стремилась душой. Стеклянные небоскрёбы растворялись с пасмурным небом, становясь частью длинной пепельно-серой полосы туч. Как бы истово не желала Вэи разглядеть башни из бетона и стекла, но её серые глаза застилал тот же туман, что и сейчас укутывал более низкие строения мегаполиса: жилые дома, крохотные магазинчики и небольшие парки. «Не ценила остроту зрения, пока ею обладала, а теперь только плакать и остаётся», — подумала она и вздрогнула, когда Тобирама с излишним усилием нажал на кнопку, чтобы пролистнуть сообщения. — «И не только по этому поводу».

Не раз она сама перечитывала вдоль и поперёк этот диалог, заперевшись в ванной, чтобы, не приведи ками, Изуна и Мадара не обратили своё обострённое внимание на подозрительную СМС-активность некоего субъекта.

Клик — в голове тут же всплывали строки угрожающего послания.

«Ну, и что делать будем, куколка? Как расплачиваться за позор планируешь?»

Клик.

«Прошу, назовите свои условия… Я всё сделаю, только не обнародуйте её!»

Клик.

«Трясёшься за свою задницу? Правильно делаешь. Тебе по ней хорошенько проедутся за такие выкрунтасы. Условия простые: мне нужно 10 кусков зелёными. Сразу подумаешь, а чего так мало? Ответ прост — ты отдаёшь мне свои деньги. Не мужа и его братца. Свои, которые ты хранишь на своём счёте. Маленькая шлюшка ведь была гейшей, да, Масами-сан? Уверен, подарки за свои услуги ты хорошенько припрятала на чёрный день, как делают все плебеи. Сможешь достать за три дня? Или ты ничего не умеешь кроме того, как скакать на начальниках всея Поднебесной?»

Клик.

«Вы такой жестокий… За что так ненавидите меня? Хорошо, я достану. Но как мне передать их Вам и убедиться, что Вы действительно избавились от фотографии?»

Клик.

«Не ненавижу — ты лично мне ничего не сделала. Впрочем… Это можно исправить. Если захочешь поразвлечься, я не против. Интересно даже узнать, каким образом ты охмурила таких людей, как Тобирама Сенджу и Изуна Учиха. Касательно передачи: эта суббота, 19.00 в клубе «Salvatore», специальный район Минато, владелец устраивает коктейльную вечеринку для «элиты». Я буду там. Но это обсудим позже. Сначала достань приглашение, но у мужа по своему обыкновению не проси: потряси других любовников, они согласятся помочь. Напишешь в случае успеха. Нет — скажи прощай фривольной жизни».

Клик.

«И, куколка, не рекомендую бежать и жаловаться муженьку и его братику. Очень не рекомендую. Существует копия этой фотографии. Она находится у человека. Даже со всеми связями, не узнаете, какого. Когда этот человек поймет, а поймет сразу, что я кормлю рыб в Сумиде — твоя очаровательная мордочка появится во многих газетенках. Я знаю больных, готовых пойти и на такие риски ради денег».

Клик.

«Прошу, не будьте столь жестоки! Я постараюсь, всё сделаю. Понимаю, иначе мой милый навсегда покинет меня… Только, скажите, почему в таком людном месте? Разве не проще в парке отдавать Вам деньги? Это было бы быстрее. И спокойнее».

Клик.

«Ты к тому что слепая еще и тупая? Мне не нужны проблемы с охраной твоего мужа. Думаешь, я не знаю, что тебя пасут как минимум человек пятнадцать? В клуб даже их не пропустят. И ты извернись так, чтобы муженек не прознал, куда едешь. Или же придумай историю, чтобы снять с себя подозрение. Чао. Жду».

Молчание: мимолётное и вместе с тем томительное.

Хруст костяшек пальцев похож на хруст позвонков, которые бы Тобирама лично вырвал из позвоночника шантажиста. Вэи поняла это по сдавленному дыханию, заметно изменившейся тональности голоса: теперь он звучал низко, с оттяжкой в хрип.

— Не обращай внимания на этого… — умолчал о видовой принадлежности неизвестного, смотря в сокрытые за стёклами очков глаза. — Он пытается психологически раздавить тебя. Не смей. Вэи, — Тобирама дёрнул рукой, но тут же вновь опустил её, не решаясь вновь притронуться к Мотидзуки. — Не смей брать всю эту дрянь на свой счёт. Понятно?

«Смотрит яростно. Стоит прямо. Волнение проскальзывает в голосе… Если у такого спокойного человека столь сильно меняется тон, значит, в душе он переживает настоящее эмоциональное бедствие», — она кивнула и даже выжала из себя успокаивающую улыбку, чтобы ободрить волнующегося мужчину. — «Боится, что не выдержу… И исчезнет с поверхности пруда моё отражени».

Вэи покачала головой, и колыхнулись свободно ниспадающие на грудь длинные пряди.

«Только не знает он, что такими словами меня уже не обидеть… Людское злословие не задевает, как раньше. Даже удивительно, насколько безразличие проело мне душу», — так подумала она прежде, чем ответить:

— Не переживай, Тобирама, — услышала, как он хмыкнул, — меня не тревожит его грубость. Это мелочь в сравнении с тем, что стоит придумать, как достать фотографию и самого шантажиста…

Вэи выдохнула, склонив голову чуть набок. Не любила, не привыкла просить помощи: с детства тётя вбила ей в голову одну простую мысль, что и по сей день, спустя столько лет, снедала Мотидзуки душу. До сих пор в ушах звенит стальное: «Слабачка! Хватит ныть и рассчитывать на других — начинай действовать сама!»

Скрежет высокого голоса родственницы полоснул по ушам, стал медленно, но верно истязать слух, когда Вэи, смотря на плечо Тобирамы, излагала свою просьбу к нему:

— … я прошу тебя помочь мне в этом, Тобирама. Сама — не справлюсь.

— Не хочешь беспокоить своих подробностями прошлого? — непроницаемая холодность спокойствия вновь сковала речь.

— Не хочу, — Вэи покачала головой и одарила его усталой задумчивостью взгляда. — Не потому, что, процитирую неуважаемого господина шантажиста: «трясусь за задницу и боюсь конца фривольной жизни». Причина в другом.

Бросила взгляд на дверь. Прислушалась. Хаширама, предположительно в своём кабинете, стучал дверцами ящичков и выдвигал тумбочки с поразительной громкостью, но тут же их захлопывал. Стены тонкие и звуконепроницаемость была недоступна даже в столь элитных домах.

«Либо же у меня слух летучей мыши, поэтому для меня только стены психлечебницы покажутся достаточно толстыми, чтобы не слышать соседей», — она про себя усмехнулась, но и посерьёзнела тут же: «Осталось немного времени».

— Изуна может… — сложила руки на поясе, вспомнила вчерашние «препирательства» с мужем. — Нет, он сделает что-нибудь опрометчиво, в пылу чувств. И я не только про попытку выбить всё из шантажиста, я говорю более о том, что он может открыто начать вражду против тебя.

— Боишься, что я не справлюсь с ревнивыми припадками твоего мужа? — Тобирама изогнул бровь и тоже глянул на дверь.

— Если бы… Боюсь, что это навредит компании и возродит корпоративную борьбу Учихи против Сенджу. Вернее, сделает её не пассивной, как сейчас, но агрессивной, как было в прошлом. Я знаю его, он обязательно постарается сделать всё, чтобы подорвать твою репутацию и, тем самым, поднять вопрос об исключении тебя из совета директоров, — за дужки осторожно поправила очки. — Кому это нужно?

— Никому. Мне хватает проблем с новой компанией. Бороться с приступами бешенства Изуны должны иные специалисты, — он не озаботился, что Мотидзуки могли ранить колкие иглы комментариев о её муже.

Казалось, хоть так, но Тобирама мог выплеснуть наружу капельку презрения, что он испытывал к нему.

— Я помогу. Это и в моих интересах тоже, — он протянул телефон его владелице, которая осторожно приняла его, стараясь не прикасаться к мужской руке.

«Зачем лишний раз причинять ему боль?»

— К тому же… Я вспомнил, отчего номер показался подозрительно знакомым.

— Неужели ты знаешь кому принадлежит? — Вэи так и замерла с раскладушкой в руках и выражением удивления на лице.

— Ты тоже её знаешь, — Тобирама бросил сверху вниз взгляд, чтобы увидеть её глаза, её реакцию на следующие слова. — Натсуми Сайто.

Мотидзуки понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, откуда она слышала имя этой женщины. Однако Тобирама расценил её молчание иначе:

— Не помнишь? — спросил с нажимом, нахмурив брови.

— Ах да… Точно! Пустая моя голова, — Вэи пришлось сжать руки, чтобы не хлопнуть себя по лбу за такую забывчивость, пробудившую в душе собеседника нешуточное волнение. — Не из-за травмы, но времени не помню: прошло десять лет.

— Она буквально вытравила тебя из компании, пустив слух о…. — Тобирама компенсировал запинку глухим покашливанием. — Том инциденте. Странно, что ты так просто забыла её подлость.

— Лучше помнить хорошее, чем плохое, — едва заметная улыбка растаяла, когда девушка свела брови к переносице. — Уверен?

— Абсолютно. У меня хорошая память на номера. Но я проверю, как её номер, так и то, где находится её телефон, — Тобиарма повернул голову и взглянул на чернеющее под мрачным светом стекло соседнего небоскреба. — Подозреваю, не у неё. Пусть она и мерзавка, мягко говоря, но это не её стиль. Одно дело распространять сплетни на работе, второе — шантажировать. Тем более через десять лет. К тому же у нее нет доступа в такие заведения. За эти годы она не стала ни высоким начальником, ни женой влиятельного человека.

— Ты прав… ей уже давно нет дела до меня. И, к тому же, откуда ей знать мой номер и про людей Изуны, — Вэи повторила движение Тобирамы: тоже устремила взгляд на Токио, казавшийся ей переплетённым сгустком тумана и красок. — Отправишь мне СМС после того, как получишь необходимые сведения?

— Лучше при личной встрече. Так безопаснее и быстрее, — не шевелился, не смотрел на Мотидзуки. — С минимумом информации можно хотя бы начать работать. Только надо выбрать скрытое от глаз твоих надзирателей место.

Вэи задумалась, прислушавшись к приглушённым звукам. Внезапно перестукивание открываемых и закрываемых ящичков прекратилось. Это могло значить лишь одно…

«Нашёл!» — подумала она, и в тревоге забилось сердце.

— Кафе или ресторан с отдельным кабинетом… Любое общественное место, где можно скрыться от глаз, как ты метко подметил, надзирателей.

— Здравая мысль. Я приду первым, чтобы остаться инкогнито для пёсиков твоего мужа, а ты… — Тобирама, не отводя острого взгляда от окна, добавил конец предложения уже более тихим голосом, при этом не растеряв чёткую расстановку акцентов. — Сыграешь роль моей спутницы для хостес. Иначе не выйдет.

— Понимаю… — протянула Вэи, прислушиваясь к ударам уверенной, сильной поступи Хаширамы. Он направлялся с фотокомпроматом на брата к гостиной, восклицая: «Нашел-нашел! Ну, держись, мелкий засранец!»

Мотидзуки взглотнула. Время вышло.

— Хаширама идёт, — бросила она, и Тобирама тут же подхватил.

Размашистым, решительным шагом вернулся на прежнее место, а Вэи скользнула обратно на диван. При этом на ходу она бросила:

— Только пиши мне, будто подруга-гейша из Киото, которая приехала… Побеседовать… Обсудить дела прошедших дней.

Вместо ответа Тобирама лишь кивнул, совсем позабыв о том, что эта женщина отныне обладает зрением более слабым, чем его самоконтроль, когда он по прихоти не потухших, но ещё активных чувств сжимал её талию, вжимал свою Мотидзуки в себя…

Какую свою? Она отныне принадлежит этому ублюдку…

До побеления костяшек сжал ручку. И вздрогнул, когда услышал обращённое к нему, удивлённое:

— Позволь узнать, ты согласен?

«Согласен открутить твоему мужу голову. Но ты, увы, не согласна с таким раскладом событий», — подумал он и мрачно произнёс, не смотря на неё, сводящую с ума строгой скромностью наряда, пьянящим взглядом, лоснистым шёлком волос.

— Да. Вечером жди…

Не успел закончить фразу, как в комнату тут же влетел Хаширама, с размахом распахнув двери.

— Позора! Позора ты не оберёшься, Тобирама, когда я покажу Вэи, как ты лежал запеленованный, точно ролл, у окаа-сан на руках! — смеясь и не подозревая о творящимся у него под носом произволе Сенджу старший, довольно похлопывал широкой ладонью по твёрдой обложке альбома. — Вэи, этот старый хрыч не достал тебя своим ворчанием?

Мотидзуки улыбнулась, вспомнив, что и она в своё время нарекла Тобираму громкоговорящим прозвищем: «Старый дед». Однако нападать вдвоём на одного, к тому же, как она поняла, дезориентированного противника — подло. Поэтому она покачала головой и выступила в качестве стороны защиты в этом деле:

— Он был ещё более молчалив, чем водопад Отонаси — Безмолвный.

— Значит тебе повезло!

— Хотя бы раз… — за смехом Вэи сокрыла надрывающуюся в рыданиях грусть: невыносимо обманывать, юлить, причинять измученному новые увечья — одним своим видом напоминать о невозвратном, необратимом прошлом.

«Однако, во имя справедливости, я должна поступить так. Справедливо не допустить возможную корпоративную грызню, последствия которой ударят простых рабочих… Справедливо найти её убийцу. Вероятно и шантаж — не случайность, но его рук дело», — с такими мыслями она бросила украдкой взгляд на Тобираму, застывшего в недвижимом безразличии к происходящему.

Он и голову не повернул в её сторону. Однако, незаметно для её изувеченного зрения, сильнее чем следовало схватил первый лист отчёта своего человека о настроениях в Гуанчжоу. Тонкая бумага помялась под давлением силы невысказанных, перегнивших и застоявшихся за годы чувств.

«Кто бы это ни был, я обязан его найти и разобраться лично. Видимо, у него имеются скрытые мотивы. Одна из версий такова. Больше похоже на шантаж, запланированный с некоей скрытой целью: иначе не пытался бы так неприкрыто давить на психику. Так, как делают, когда нужно сломить волю. Тем более человека с психологическими дефектами. В любом случае, не позволю так паршиво насмехаться над ней, над бесценным воспоминанием», — перед глазами чернели столбцы иероглифов, но внутренним взором он видел её, фотографию десятилетней данности.

Тот миг высшего блаженства и нижайшего предательства.

***

Этим вечером Вэи получила сообщение от «Аканэ — подруги из Киото». Сидя на мягкой табуреточке перед трюмо, увенчанным монументальным трехстворчатым зеркалом в оправе белого дерева, она расчёсывала волосы. Чёрный водопад локонов ниспадал до самого пола, так что Мотидзуки приходилось нещадно гнуть спину, чтобы провести зубчиками по всей длине прядей. Поэтому она едва не свалилась с сиденья, когда раскладушка пришла в движение, завибрировав рядом с флаконом.

— Ну тебя в дзигоку, разбойник! — пробурчала она, ухватившись за столешницу.

Выдохнув с облегчением, что встреча с полом отменена хотя бы на сегодня, Вэи притянула к себе телефон. Услышала приближающиеся к комнате шаги. Походка лёгкая, но чёткая, статная.

«Изуна идёт!» — мысленно перед глазами предстал таймер, отсчитывающий мгновения до взрыва.

Надела очки. Открыла письмо. На экране высветилось:

«Вэи, я узнала, куда лучше всего сходить! Завтра, в 11.00 «Le Pêche» в Мигуро, по адресу… Безумно скучаю и жду! Напишу ещё перед встречей. И я, кстати, нашла то, что хотела. Покажу при встрече. Твоя любящая подруга, Аканэ».

Мотидзуки даже дар речи и способность здраво мыслить потеряла на несколько мгновений: поразилась умелому подходу Тобирамы к конспирации. «Хитёр бобёр! Я бы в жизни не подумала, что он может такое послание сочинить… Даже Изуна и тот ничего не заподозрит», — подумала и захлопнула крышку телефона. Лёгким движением отправила его в выдвижной ящичек к многочисленным палеткам теней.

Дверь отворилась. Изуна застал свою жену склонённой над трюмо. Бледно-розовый шёлк халатика скатился с плеча, обнажив тонкую бретельку пеньюара, — так нежно-соблазнительно, маняще-призывающе коснуться губами фарфоровой белизны кожи.

«Коварная… Что делаешь со мной?» — подумал он, расстёгивая пуговицы осточертевшей рубашки на ходу.

— Надеюсь, ничего серьёзного не произошло, — прошептала Вэи, намекая на внезапно прерванный ужин, когда Мадара в срочном порядке вызвал брата в офис.

Именно так объяснил свою отлучку Изуна, извиняясь перед женой за то, что он не дождался десерта. В отличие от Вэи, которая не намеревалась так просто покидать французский ресторан, не отведав бламанже и профитроли!

«В конце концов дела бизнеса меня не касаются: никто практически ничего мне не рассказывает», — с такой уверенностью она осталась одна в окружении искрящихся хрустальным светом люстр и серебрящихся столовых приборов.

— Ничего такого, из-за чего я должен был прерывать наш ужин, — он опустился на колени и обхватил свою хрупкую жену со спины. — Мадара с возрастом становится всё большим паникёром.

— Наверное потому, что именно с годами приходит осознание важности того, что раньше казалось незначительной мелочью, — Вэи дрогнула, окутанная теплом другого человека.

С тихим стуком опустила расчёску на столик. Душа стенала, стоило Мотидзуки лишь представить, как Изуна любит её… Ту, что ушла безвозвратно. «Прости, я лгу тебе и всем… Ради блага ведь? Ты ведь счастлив, думая, что обнимаешь, что целуешь её?» — так задавалась и задавалась вопросом она, ощущая, как по коже растекаются раскалённым жаром следы рваных, даже безумных, поцелуев.

— Он уже полгода ведёт себя странно… — прерывисто шептал муж между поцелуями. — Влюбился что ли?

Страх окрасил бледностью щёки, отняв слабый румянец. Вэи сипло выдохнула, эмоционально размазанная напором. Укрыла его ладони своими и несильно сжала, не ведая, насколько распалила страсть в душе мужа.

— Кто знает…

— Надеюсь, эта несчастная знает и предпримет меры, — бархатный смех Изуны усугубил состояние его жены, у которой мурашки пошли по коже при мысли, что, да, она знает. — Потому что ухаживания брата больше похожи на агрессивное нападение. Прохода не даст, пока не сломит её.

Она боялась проводить параллель с прошлым… Боялась того, что в мире настоящего не может найти ответа на этот вопрос: как погасить пламя чувств в широкой груди этого грозного, одинокого мужчины.

«А ведь и Тобирама казался ей таким же — одиноким и грозным начальником, один вид которого вызывал панику в рядах работников», — об этом она думала уже после наступления ночи.

Смотря затуманенным взором на размытые огни Токио, разглаживала жёсткие волосы Изуны, уснувшего на её груди. Вспоминала прочитанное в её дневнике. Строки размывались в изображения прошлых дней чужой жизни, которая, однако, была бесконечно цена и дорога для одного из самых влиятельных людей Японии.

Тобирама, после разговора со знакомым адвокатом с Уолл-Стрит, коротал бессонную ночь в кабинете своего небольшого дома в английском стиле. Потягивая коньяк вспоминал, как впервые увидел эту девушку-проблему, пошатнувшую недвижимое спокойствие его холодного разума.

— А ведь это случилось десять лет назад осенью…

Chapter Text

Токио, специальный район Ота, осень — 1995 год.

Вэи до сих пор не могла поверить в реальность происходящего. Дробный стук каблуков настраивал мысли на нужный, рабочий лад. Она боялась, что ещё нескоро сможет надеть это орудие пыток на ноги, ведь до относительно недавних пор — четыре месяца назад — она и помыслить не смела, что сможет стать сотрудницей крупной компании по производству сладостей, плывущей по необъятному морю бизнеса под эгидой «Konoha Corporation». Крупнейшая и мощнейшая кэрэйцу на всём Архипелаге являлась пределом мечтаний студентов самых престижных университетов. И должно же было так случиться, что именно ей повезло, иначе и не сказать, вписаться в список счастливчиков, которым выпала честь работать на предприятии, прямо взаимодействующим с головным офисом в Маруноути?

Девушка посторонилась, пропуская закутанную в куртку женщину с массивной коляской. Скрип колёс улетал следом за потокам ветра, несущимися по тонкой змее аллеи. Оранжевые листья мелькнули всполохами пламени на тёмно-синем фоне стёкол небоскрёбов. Те рядами теснились вдоль вымощенной камнем полосы, будто бы силясь столкнуть и этот скромный зелёный островок прямо в реку.

«Чтобы не мешал, бесполезный, девелоперам построить ещё одно здание и отдать его под офисы», — с грустной обречённостью подумала Мотидзуки, обхватив лямку тяжёлого рюкзака.

В неё врезался некто в массивной куртке, увешенной множеством объёмных карманов. Мотидзуки пошатнулась на тонких полосочках каблуков и расставила руки в сторону, изображая самолётик, чтобы не упасть в соблазнительно-манящую к подобного рода происшествиям лужу.

— Ай! Ёлки зелёные! — вырвалось у неё простое русское возмущение.

Быть может, поэтому напуганный звучанием чуждого языка незнакомец поспешил ретироваться, не проронив и слова. А мужчина, которого Вэи ненароком задела, отшатнулся к металлическому парапету. Держась неверной, дрожащей рукой засеменил прочь от пугающей гайдзин [яп. Иностранец.]

«И так всегда…» — печаль объяла сердце. — «Но их можно понять: бояться, что помочь не смогут, если что-то иностранку не устраивает. А придётся, ведь, если японец взялся за дело, то он доведёт его до конца».

Впрочем, в верности своих суждений она смогла убедиться часом позже. А пока что Вэи Мотидзуки продолжила свой путь к главному входу в один из стеклянных гигантов-небоскрёбов, что гордо возвышался над рекой и копошащимися у его подножия человечками. Итак невысокого роста, Вэи казалась и вовсе крошечной в сравнении с окружающими её массивами из бетона, металла и стекла. Впрочем, она не сильно отличалась от курсирующих вокруг неё людей. Тоже одета в чёрную юбку-карандаш, как и большинство женщин, со сковывающими движения кандалами-каблуками на ногах и убранными в приглаженную причёску волосами. Только верхняя одежда различала офисных работниц: на Вэи, к примеру, было короткое серое пальто с рядом чёрных пуговиц, обхваченное широким поясом на хрупкой талии. Однако самой яркой деталью образа был шарф из кашемира с узором, изображающим котиков, которые то играли с клубками шерсти, то бегали за мышками. Вэи приобрела его недавно на одной из распродаж, чем она очень гордилась: не только сэкономила порядочно, но ещё и вещь замечательную нашла.

Именно этот шарф и выделял Мотидзуки среди остальных офисных сотрудников, похожих на косяк рыб, который плыл по течению. Втиснувшись в эту группу, девушка вплыла в главный вход здания. Следуя общему движению, поспешила к лифтам. Несмотря на большую скорость, они отнюдь не доставляли каждого сотрудника аккурат в нужное время на рабочее место. Так как в одном небоскрёбе уживалось до двадцати компаний, то кабина останавливалась буквально на каждом этаже, ибо находился среди пассажиров даже один, которому «вот здесь выйти надо». Поэтому перед Мотидзуки остро стоял вопрос, как попасть внутрь и при этом не прослыть грубиянкой или, ещё хуже, оказаться раздавленной чьими-то портфелями и локтями.

— Приношу свои извинения… Прошу прощения… Прошу меня простить… — лавируя между галдящими людьми, Вэи едва успевала отвешивать неглубокие поклоны и бормотать извинения.

«А маленькой быть не всегда так уж и плохо», — не без довольства подумала она, остановившись у самых створок. Пальцами сильнее сжала ручку рюкзака: сняла ещё на входе, чтобы никому не мешать. Пока на циферблате горела красным «тройка», Вэи бросила завистливый взгляд в сторону пятого, «неприкосновенного» лифта, — представительского.

«Нога простого служащего ещё не ступала в сию обитель простора и свободы», — она рассмеялась про себя, рассматривая троих мужчин в строгих чёрных костюмах. Они коротали время ожидания за безмятежной беседой, и взгляда не бросая в сторону извивающейся человеческой многоножки, на которую со стороны был похож поток штатных работников.

«Интересно, смогу ли я дослужиться до таких высот? Чтобы вот так же вальяжно покручивать телефон в руках возле представительского лифта?...» — очередной виток мечтаний прервал удар по плечу. Вэи обиженно ойкнула, и высокий худосочный мужчина в тяжёлых роговых очках тонким фальцетом произнес:

— Прошу прощения!

— Ничего страшного, — с лёгкой улыбкой ответила Мотидзуки.

Причём вполне искренне: мог бы ведь и голову задеть.

«Пронесло… Повезло!» — облегчение привнесло в душу лёгкость, которой так не хватало в битком набитой кабинке. — «А насчёт лифта и телефона… Нет, не хочу…»

Вэи едва сдержала пресловутое русское «блять», когда проворный сотрудник страховой конторы невольно, но крайне метко, прошёлся портфелем прямо по её голове. Поднял выше, чтобы успеть выскочить из кабины, не заметив низенькую девушку. И разве можно его в том винить?...

«Да за что вообще?» — обиженно протянула Вэи про себя, изнывая от осознания, что даже поправить выбившиеся пряди не получится. — «Тут рукой не двинешь, я уже молчу о поднять».

Бросила взгляд на подсвеченные красным кнопки. «Слава ками, мой следующий!» — Вэи бы выдохнула от облегчения, но боялась, что, стоит ей вдохнуть, как грудную клетку тут же стянет лассо разнообразных ароматов: от прозрачного парфюма до естественного телесного. Так, стараясь поменьше вдыхать, она доехала до своего этажа с мыслью: «Не лифты и телефоны, но иная мечта у меня есть».

Мотидзуки буквально вытолкнули из кабины. Прижав свой рюкзак к груди, она порысила к рабочему месту целого этажа, отведённого под отдел связей с общественностью или «бюро пропаганды», как называла она его про себя и в своих беседах с друзьями.

— Вэи-сан, тебя не раздавали! — Сано Харука отвела взгляд от книги, которая лежала у неё на коленях, и приветственно махнула коллеге.

— Не в этот раз! — со смехом ответила Вэи, пытаясь наспех накинуть на вешалку пальто.

— Они совсем бешеные какие-то, особенно страховщики и банкиры!

— Вот уж точно: последние деньги и мозги выбьют, — заметила Вэи, усевшись за свою часть стола. Рюкзак остался дожидаться владелицу до обеда в шкафу.

Соседние кресло на колёсиках скрипнуло, — Харука развернулась лицом к Мотидзуки. Сано Харука была чуть выше её — на сантиметров пять. Изящная, стройная, как кипарис, она могла похвастаться поразительно гладкими волосами, которые часто заплетала в хвост, чтобы не скрывать взрощенную многочисленными уходовыми средствами красоту. На узком лице всегда можно было увидеть выражения дружелюбия или искреннего внимания к собеседнику, особенно ярко отражённому в мягком взгляде карих глаз. Их красиво оттенял пушистый веер ресниц. Однако более всего Вэи восхищала начитанность коллеги, которая не раз рекомендовала гайдзин лучших японских писателей того или иного жанра. Но, помимо того, Харука отличалась от остальных крупной родинкой на правой щеке и любовью к офисным пересудам, только таких, что касались романов. И, если первое она со стыдом считала своим величайшем изъяном, то второе находила обыкновенным увлечением каждого, кто работает с людьми. «Не об очередном падении курса иены же разговаривать», — в недоумении бросала она, если кто-то не хотел обсуждать любовные похождения коллег.

— Кстати… Насчёт мозгов. У нас тут брейнсторминг планируется сразу после утреннего приветствия, — Харука откинулась на спинку кресла и посмотрела на в миг поникшую Вэи. — А ты знаешь, что это значит…

— Хаята-сама захочет позавтракать моим…

— И чего вы вечно собачитесь? — коллега приподняла тонкую бровь в удивлении, не смотря, огладила плавным жестом открытую страницу. — Ты могла бы промолчать, к примеру, и согласиться с ним, даже если душа протестует.

— Как же так можно? Ведь в споре рождается истина! — Вэи взяла с нижней полки расчёску и начала активно приводить в порядок волосы, пока названный господин — заместитель начальника отдела Игараси Хаята не снёс порывом энергии хлипкое спокойствия начала дня.

— Скорее уж шум! Уверена, исследователи забывают о своих разработках, а в департаменте по слияниям вас уже раз десять выбросили из окна! — громкий комментарий Цудзи Кийоко поднял волны смеха у близсидящих коллег.

Мотидзуки бросила взгляд в сторону говорящей. Она работала напротив Харуко, за вторым рядом столов, придвинутых вплотную к тому, который занимала сама Вэи. Их разделяли небольшие, высотою с монитор компьютера, перегородки. Кийоко могла похвастаться значительным, в сравнении с Мотидзуки, ростом — метр шестьдесят пять, — и всегда аккуратно завитым каре. Как любила шутить Харука: «Скорее рухнет мир, чем Кийоко придёт с прямыми волосами». Цудзи умела заражать энергией и жизнерадостностью всех, с кем имела дело. И это безмерно восхищало Вэи, которая полагала, что она скорее заставит коллег понять выражение «испанский стыд», чем воодушевит их на какое-либо предприятие.

«Она как-то обмолвилась по-секрету, что хочет стать начальником отдела после ухода господина Кё… Только что же тогда станется с Хаята-сама? Он ведь по идее должен стать во главе… Вот поэтому не люблю рваться на карьерные вершины — слишком коварны подступы к ним», — так считала Мотидзуки, но мнением ни с кем не делилась, памятуя ворчание тёти, которая была недовольна «бесхребетностью» племянницы.

— Верно подмечено, нас выбросят из окна, если мы не обсудим, как следует презентовать новый продукт! — зычный голос Игараси Хаята заставил всех вздрогнуть.

— После пения гимна компании все собираемся в конференц-зале! Без расчёсок, Мотидзуки-сан!

Вэи, которая как раз в этот момент пыталась припрятать её подальше от прозорливых чёрных глаз начальника, едва не задохнулась от возмущения и стыда.

«Несправедливо! Вечно ему есть дело до меня!» — мысли хаотичным беспорядком витали в голове, пока щёки постепенно наливались пунцовым смущением. Всем своим существом Мотидзуки ощущала взгляды коллег: сочувственные, насмешливые, безразличные. От обуявших душу неловкости и жгучего стыда хотелось провалиться сквозь двадцать этажей — всё, лишь бы не переносить эту пытку с улыбкой сквозь скрип зубов.

«Говнюк, вот вы кто, Хаята-сама», — так думала она, пока выводила голосом слова гимна славной кондитерской фабрики. — «Половина отдела ещё дочитывала утренний выпуск «Асахи симбун», а прикопался только ко мне!»

С самого утра день Вэи задался несколько… Необычно. Она не могла сказать, что неудачно: до станции добежать успела, в поезде пахло приятно и удалось доспать положенный час. Однако её соседка, с которой они вместе снимают квартиру, — Су Шу — по ошибке схватила с сушилки не свои колготки. Вэи пришлось открыть упаковку новых, хотя хотелось приберечь их хотя бы до следующего месяца. Кофе совершил побег из турки. Тосты покрылись тонкой чёрной коркой. Мерзко. Настроение подняли конфетки, купленные в ларьке на станции и съеденные втихаря там же. А мальчик-почтальон, по обыкновению развозящий свежие газеты перед школой, отчего-то назвал её на английский манер «Мэдэм» [т.е. «мадам»], хотя раньше он ограничивался лишь пожеланиями доброго утра.

«Может быть, это значит, что на этот раз мне суждено тихо-спокойно пройти огонь и медные трубы брейнсторминга, а не до посинения спорить с Хаята-сама? Ему вечно что-то не нравится у меня, хотя остальные этих названных недостатков вообще не замечают», — с такой мыслью и надеждой на скорое избавление, Вэи Мотидзуки ступила в стеклянную кабинку конференц-зала, открытого взглядам всех желающих посмотреть, как отдел справляется с решением текущих задач.

И мог ли кто-то подозревать, что одним из таких желающих внезапно окажется высший руководитель компании?

***

Тобирама устало откинулся на спинку высокого кожаного кресла. Боль обмотала голову железным канатом, постепенно всё более и более надавливая на височную и затылочную область черепа. Трехчасовой сон ещё никого не сделал терминатором, в особенности же, если столь пагубная привычка уже вошла в тенденцию. По крайней мере, последние две недели. Из-за этого операционному директору хотелось раздробить череп умнику, придумавшему идею, осуществление которой легло на его плечи.

«Ну, Тобирама, послушай же! Расширять наше нефтегазовое поле деятельности — прибыльное дело! Я бы сам занялся договорами с русскими, но ты же знаешь, что на «Коноху» итак поглядывают, если не косо, то с подозрением, что мы хотим подмять под себя всевозможные отрасли во всех странах! Если напрямую заключим договор, нам этого ни бизнес, ни правительство не простит», — так распинался перед младшим Хаширама, уплетающий за обе щеки оссобуко и ризотто.

У Тобирамы же наоборот пропал весь аппетит при мысли, скольких этапов подготовки будет ему стоить это «прибыльное дело».

«Я надеюсь, ты хотя бы понимаешь, что для начала нужно было проанализировать покупательную способность компании, её финансовую отчётность за последний год, проверить балансные ведомости, графики денежных потоков?» — отстранёно и даже несколько монотонно спросил он, впрочем, скорее риторически, нежели ожидая услышать серьёзный ответ, который Сенджу младший и сам знал.

«Угу-мс…»

«А ты просил меня об этом?»

«Мхм», — Хаширама покачал головой, разрезая мясо. — «Нашёл проблему! Мы с парнями из аналитиков всё просчитали на основании твоих деклараций о доходах за последний квартал. Тем более ты недавно удачно провернул дельце с той фирмочкой, которая производила джем. На нем ты заработал, кстати, очень даже прилично».

Пока старший брат разжёвывал сочный кусочек оссобуко, Тобирама, положив напряжённые руки на подлокотники, пытался понять, как разжевать этому мечтателю из стекляшки в Маруноути, что решать за него дела предприятия — плохая, очень плохая и чертовски отвратительная идея.

«У меня иные планы на эту выручку — раз. Два — какого хрена ты связываешься с ними от моего имени?» — пальцы, обхватывающие выгнутые подлокотники тёмного ореха, не дрогнули, как и стальной голос, которым Тобирама выводил каждое слово, точно катаной раны на теле врага. Таковым у Хаширамы он считал привычку действовать опрометчиво, на тяге вдохновения. И последствия уже ложились на плечи сотрудников или самого Тобирамы, если и его задевало ударной волной бурной деятельности крупного акционера и владельца по совместительству. Убийственное сочетание власти.

«Ну, во-первых, это не я, а консалтинговая контора», — парировал Хаширама, в ответ ткнув в сторону сурового собеседника ложкой с рисом, который так и сверкал мокрым блеском сливочного соуса в приглушённом свете частного кабинета итальянского ресторана. — «Во-вторых, с той компанией связываться будешь сам через них, там ещё её до конца не проработали… У людей тяжёлая ситуация: делят сферы влияния».

«Обязательно пришлю им письмо с соболезнованиями от твоего имени», — Тобирама бросил колкость без тени усмешки на непроницаемо-спокойном лице. Именно эта его привычка задевать и отчитывать без толики эмоции больше всего пугала имевших с ним дело сотрудников и высших управленцев. — «Ты связался с проходимцами из «Tokyo Consulting, LLC»?»

Хаширама обреченно воздел глаза к перемежающимся деревянным углублениям кессонного потолка. Всем своим видом: расстёгнутым пиджаком, ослабленным галстуком и усталостью выражения лица он излучал те лёгкость и небрежность, которые Тобирама терпеть не мог в людях. В особенности, если эти «пагубные изъяны» проявлялись во время важных встреч. Таких, как эта. Именно такой видел её операционный директор «Ota Confectionary, JSK». Сам он представлял собою эталон безупречной собранности: застёгнутый на все пуговицы серый пиджак, белая рубашка, ровная полоса галстука с мелким геометрическим узором обхвачена серебряным зажимом. И на лице не отражалось и десятой доли чувств, которые разъедали изнутри кислотой злости.

«Ты и Мадара хоть о ком-то можете сказать слово доброе? Ну хотя бы исключения ради что ли…»

«Вот появится исключение — скажем. Не увиливай. Значит, ты спихиваешь на меня скупку мелких предприятий, обслуживающих нефтедобычу…»

Хаширама, успевший за это время справиться со своим ризотто, теперь лениво покручивал полупустой бокал эльзасского Пино Нуар. Блик утонул в красном вине.

«Погоди бухтеть, Тоби…» — поймав посуровевший прищуренный взгляд, Хаширама с огорчением добавил. — «…рама. Не спихиваю, а перепоручаю дело, которое будет полностью под твоим управлением!»

«Я это и сказал, но без смягчающего пустословия», — не прикоснувшись к своему бокалу и взглядом, он резко спросил. — «Сроки обговорили?»

«Конечно! Через два месяца можешь забирать свои баржи, буксиры и землечерпалки!»

«Ты вместе с рассудком потерял и страх? Два месяца?» — голос Тобирамы стал звучать угрожающе низко. Ещё более жуткое впечатление производила вопросительная интонация, из-за чего предложение звучало так, словно бы он сказал: «Вам голову прострелить или отрубить?»

Однако бесстрашный держатель контрольного пакета акций крупнейшего кэрэйцу Японии лишь пригубил вина и успокаивающим тоном произнёс:

«Если ты беспокоишься о документации, анализе деятельности, доходности, то всё это есть. Я бы без таких данных и не взялся бы за дело, так то…»

«С той информацией, что имеется у меня на данный момент, я бы взялся за твоё медленное и мучительное убийство», — он едва заметно дёрнул пальцами. — «Если бы только ты не был мне братом… Хотя, поступил ты как последний мудак. Не доверяешь мне, раз проворачиваешь сделки за моей спиной?»

«Тебе я доверяю, а вот твоей бюрократической жилке — нет», — тон Хаширамы стал звучать более уравновешенно, спокойно, с лёгким отзвуком стали. Это был тот стиль общения, с которого бы Тобирама предпочёл начать этот обед. — «Мы должны немедленно воспользоваться грызней нефтегазовых воротил и скупить побольше вспомогательных предприятий, пока цены на нефть не подскочили вновь. А затем уже сделать из этих устаревших, убыточных производств что-то красивое и хорошее, тогда будем стабильно доход с них получать или же продадим к чертовой бабушке, но в раза три дороже, когда гиганты устанут покупать за баснословные суммы необходимые мощности».

Тобирама вперил тяжёлый взгляд в глаза Хаширамы, на что тот ответил встречным жестом. Послышался стук стекла — старший брат поставил пустой бокал недалеко от алеющего нетронутым вином бокала младшего

«В каком регионе России находятся эти предприятия?»

«Сахалин. Считай, рукой подать», — улыбка коснулась губ Хаширамы, который словно бы физически не мог «долго корчить серьёзную мину».

Тобирама задумался на несколько мгновений. Перед внутренним взором тут же возникло название компании, имя председателя совета директоров, послеобеденный чай в Лондоне, доля владения объектом… Ему стало ясно, почему выбор Хаширамы пал дамокловым мечом именно на его голову.

«Это из-за присутствия британцев?»

«Только ты можешь понять их паршивый акцент, брат. К тому же тебе не придётся долго обхаживать их и объяснять, что…»

«И мы хотим урвать кусок «чёрного золота»? Думаешь, дружба выдержит проверку бизнесом?»

«А почему и нет? Ты хорошо ладишь с их главой! Каждое лето в гольф играете!»

Кончики губ вытянулись в снисходительно-усталой улыбке. Только она лишь придала лицу Тобирамы выражение, схожее с тем, когда съедаешь отвратительное блюдо — омерзительное пренебрежение. Он был неприятно поражён наивностью старшего, в свои то годы неустанно верящего в целительную силу дружбы, которая будто бы способна сплотить даже акул бизнеса, отнюдь не привыкших плавать косяками, как мелкие рыбешки.

«Раз дело начато — нет смысла закрывать сделку. Это лишь вскроет чью-то некомпетентность и недоверие к собственным родственникам», — Тобирама взял нож и вилку и, прежде чем склониться над остывшим обедом, одарил брата ледяным взглядом.

«Только посмей выкинуть нечто подобное вновь… Я заодно и по тебе проедусь, но, в первую очередь, по «токийцам», поддавшимся зову денег и твоим уговорам. Запомни, если не устраивают мои методы, ищи другого исполнителя».

Нож с тихим хлюпаньем разрезал сочную плоть.

«Этим вечером вся необходимая документация и ответственные за это должны находиться в моём конференц-зале».

«Будет-будет всё, не волнуйся и…» — Хаширама вздохнул, потянувшись к бутылке красного. — «… не улыбайся при них, прошу. Иначе нам придётся оплачивать им психолога из корпоративных средств в течении ближайших пяти лет».

Сейчас, сидя спиной к широкому квадрату панорамного окна, Тобираму заботила не шакальная обаятельность его улыбки, но иная проблема. Где найти толкового переводчика. Такого, который готов денно и нощно терпеть его общество, потому что Сенджу желал лично вникнуть в присланную российскими партнёрами документацию. Он всегда поступал так: въедливо изучал каждое предприятие, за которое брался. Будь то кондитерское или нефтедобывающее дело.

«Иначе и деньги, и время были потрачены впустую», — так повторял себе он, заглушая сон кофе или коньяком.

Бросил пронзительный взгляд на отчёты отдела по заработной плате. Он ещё не притрагивался к ним, а стоило бы, ведь изменения не будут утверждены без его подписи. Однако Тобираме нужно было вдохнуть воздух после нелёгкой беседы с управляющим подотчётной и подчинённой компании по производству занавесок для душа и ковриков для ванн, которому были заданы вполне простые вопросы: «Почему упала прибыль за последний месяц? Почему не выплачена задолженность по кредиту? Почему виновные не наказаны?»

Отточенным жестом поправил галстук. Посмотрел на наручные часы, хотя на столе и стояли другие, из дуба, — подарок «друга из Англии».

— Мне нужен человек, способный не переводить, но понимать русских, — так заявил он статному, высокому, но уже начавшему седеть начальнику отдела кадров, который лишь кивнул в ответ и внёс в записную книжку нужные пометки. — Переводчик должен грамотно истолковать прагматический смысл источника — цель, с которой это было написано, высказано. Наш единственный в своём роде Окамото Изава не годится для такой работы. Возможно, среди сотрудников других отделов найдётся нужный человек. Срок — два дня. Не найдете у нас, ищите в агентствах и где хотите, хоть в дзигоку, но найдите мне такого человека.

Приказ поступил отделу кадров два дня назад. За это время Тобирама успел провести совещание с отделом по слияниям, финансовым и налоговым отделам, а также собрал старших менеджеров на внеурочное совещание, чтобы проинформировать их о предстоящей сделке. Больше пятидесяти процентов управленческой верхушки составляли люди «Конохи», а оставшиеся со времён старой-доброй «Otа Confectionary» директора окончательно притихли после нескольких попыток отразить нападение этих «греков». Однако Троя пала под натиском тактика-распорядителя Тобирамы и его отмуштрованных административных войск. Он за четыре года навёл порядок в практически разложившемся производстве, сделав его одним из наиболее преуспевающих бизнесов Японии. При этом умудрился расширить географию экспорта, что немало поражало как биржу, так и рынок. Тобирама планировал вскоре пустить этот корабль под началом другого капитана. Он выполнил то, ради чего его «Коноха» и назначила сюда. Значит пришло время покидать палубу.

Но Хаширама, словно издеваясь, навевал отнюдь не попутный ветер, а настоящий борей, относящий судно далеко от намеченного курса. Это злило. Тобирама хотел поскорее отправиться в Лондон: как минимум для того, чтобы недельку-другую отдохнуть и за это время уладить некоторые вопросы там. «Вынужден прозябать в этом пряничном домике ещё… Чёрт, полгода по оптимистическим прогнозам, а не изначальных четыре месяца», — протянул руку, чтобы взять синий с золотой каймой портсигар британских Rothmans International. — «Ну и сволочь же ты, старший братец».

Тобирама зажал зубами сигарету, уже собираясь прикурить, как вдруг зазвонил внутренний телефон. Язычок пламени на кончике зажигалки колыхнулся вместе с терпением операционного директора. «Хорошо, если это будет что-то срочное», — подумал он, с излишней силой обхватив трубку. Неначатую сигарету зажал между пальцами другой руки.

— Слушаю.

— Тобирама-сама, — низкий с хрипотцой голос начальника отдела кадров согнал с души налёт злости: Сенджу весь обратился в слух. — Мы нашли человека по Вашему запросу. Вэи Мотидзуки, отдел по связям с общественностью. Её настоящее имя — Маяковская Ва’ва’а Дмит’еуа. Приношу свои извинения, Тобирама-сама, я едва ли могу правильно произнести её имя…

— Никто не сможет. Значит, русская. Как она попала к нам?

— По рекомендации Минато-сама из «Konoha Corporation». Он просил проинтервьюировать госпожу Мотидзуки.

«Откуда он её откопал?» — не было предела удивлению Тобирамы, который решил найти ответ на этот вопрос позднее. Пока что это было скорее любопытство, чем реальная надобность.

— Какой университет она закончила? Какие результаты показала? Что можно сказать о её текущей деятельности?

— Первый курс Московского Государственного Университета, факультет журналистики. Затем она сдала вступительные экзамены и переехала к нам, в Университет Нихон, где закончила бакалавр школы свободных искусств, по специальности связи с общественностью, — послышался шуршащий хрип, такой, когда человек случайно дышит в трубку: начальник отдела кадров порядком утомился перечислять учебные заведения. — Результат выпуска выше среднего, но всё же не блестящий. Опыт работы по специальности у неё небольшой, компания «Aigava, LLC» обанкротилась спустя три месяца после того, как госпожа Мотидзуки начала там работать. Касательно текущей деятельности мы не можем сказать ничего конкретного — она не выделялась ни нарушениями, ни достижениями.

Недоумение Тобирамы возрастало пропорционально его желанию допросить Минато касательно этой странной рекомендации.

«Зачем подсунул мне эту непримечательную особу? Неужели?...» — подобное предположение казалось полнейшим абсурдом. Впрочем, Тобирама не имел привычки исключать даже самые безумные из догадок, в особенности же, если речь шла об иррациональных взаимоотношениях между людьми.

— Ясно. Как вы оценили её знания японского?

— Высоко. Я бы сказал, блестяще для человека, родившегося в закрытой стране. Она распознаёт разговорную речь, идиомы, для неё не составляет труда прочесть документацию или научный текст. Её резюме и мотивационное письмо составлены грамотно. Я бы даже сказал, что писал это японец, а не гайдзин.

«Значит, не совсем пропащая. Хорошо. С таким материалом хотя бы можно работать», — усталый взгляд упал на стопку неразобранных документов от будущих российских партнёров. Почтой доставили сегодня утром. Тобирама жаждал получить хоть какой-то результат уже к вечеру этого дня.

Устало повёл ладонью с зажатой между пальцами сигаретой. Удивлённо вскинул брови, услышав следующее:

— Она ещё прилично владеет мандаринским диалектом китайского.

— И я узнаю о таком работнике лишь сейчас? — Тобирама ещё не успел определиться, недоволен ли он подобной халатностью, или просто усталость даёт о себе знать раздражением, подчас зарождающимся на пустом месте.

— Приношу свои извинения, Тобирама-сама. Подобное больше не повторится, — начальник отдела кадров, до перевода занимавший аналогичную должность в одной из «дочек» корпорации, выразил сожаление сдержанно и даже будто бы отстранено.

— Рассчитываю на это, — сказал Тобирама прежде, чем повесить трубку.

Жёсткая спинка офисного кресла скрипнула, когда он с силой навалился на неё. Белый потолок мелькнул на миг, прежде чем раствориться в черноте. Мужчина закрыл глаза, чтобы сосредоточиться, собраться с мыслями и наконец-то принять тот факт, что двойной эспрессо — не лекарство, если не спишь две недели. Ему удалось оттянуть переговоры, чтобы адекватно оценить возможности будущих приобретений, а также найти необходимых специалистов, которых он депортирует на Сахалин с первым же попутным ветром, как только завершится сделка. Однако «эти русские» уже успели обрадовать тем, что нужный пакет документов пришёл на три дня позже положенного срока: Тобирама знал, сколько времени потребуется для его прибытия из головного офиса компании по производству оборудования для барж. Намеренно разузнал это и то, что документы нигде не задерживались на пути к Токио — их просто отправили слишком поздно.

«Могут также затянуть с заключением сделки, разработкой необходимой документации для передачи дела. А ведь среди них и одно акционерное общество затесалось, его необходимо приватизировать, потому что выплачивать дивиденды из той скудной прибыли будет только идиот. На это потребуется время, часы убедительных доводов, аргументированные уступки», — он глубоко вдохнул терпкий с дурманящей горечью аромат кофе. — «Нужно действовать чётко и быстро, чтобы сократить временные затраты. А для этого нужно объяснить русским, как мы ведём дела. И сделать это сможет только русская».

Тобирама резко открыл глаза. Порывистым жестом выбросил так и неначатую сигарету в мусорницу под столом. Посмотрел время: уже прошло сорок минут с начала рабочего дня.

— Натсуми-сан, свяжите меня с господином Кё.

Chapter Text

В отделе по связям с общественностью царила мёртвая тишина. Длинные ряды столов пустовали. Одиноко стояли покинутые работниками стулья. Лишь серовато-белый осенний свет прорезал пространство сквозь тонкие полосы жалюзи. Казалось, будто это был выходной, а не середина рабочей недели.

Тобирама Сенджу порывисто, резко двигался между проходами этого лабиринта. Его шаг удерживало лишь осознание, что шестидесятилетний начальник отдела не может идти со скоростью тридцати-восьмилетнего мужчины. Однако даже этот факт не отменял того, что ему необходимо как можно быстрее уладить вопрос с русской барышней. На 11.30 назначен завтрак с заместителем министра финансов, пропустить который Тобирама не просто не мог — не имел права.

— Ваши подчинённые на собрании? — твёрдость его голоса незримо для самого операционного директора неподъемной тяжестью ложилась на слух собеседника.

Господин Кё, кивнув иссушенной прожитыми годами головой, прерывистым жестом неверной, дрожащей руки, указал на застеклённый кабинет. «Большой аквариум», как прозвали его местные острословы.

— Да, Тобирама-сама, у них мозговой штурм. Обсуждают презентацию новых конфет со вкусом лаванды и черники.

Тобирама, остановившись рядом с «мёртвой зоной» сбоку у входа в коридор, сосредоточил внимание на стенках «аквариума». Позиция была выбрана удобная: ему и его компаньону открывался прекрасный вид на происходящее внутри и, при этом, они оставались практически незаметными для замурованных за стеклом работников. Те словно бы были антикварными диковинками, которыми пришли полюбоваться двое коллекционеров. Однако, среди одинаковых чёрно-белых фигур, Тобирама не различил ту самую, за которой он заявился в «эту лавку».

— Какая из них — Вэи Мотидзуки? — спросил он, взглядом скользнув по лицу давнего и преданного бизнес-компаньона.

И, к своему удивлению, уже третьему, связанному с этой русской, Тобирама заметил в тёмно-карих приплюснутых глазах господина Кё нескрываемое… смущение.

«Чтобы такой бывалый пропагандист смущался? То ли я уже брежу от кофе и недосыпа, то ли мир решил окончательно рехнуться», — Сенджу оставил своё удивление при себе, а маску безэмоционального безразличия на лице.

— Эх… — обречённо вздохнул господин Кё и простер руку вперёд. — Вот та невысокая девушка рядом с Игараси Хаята.

Продолжая мысленно недоумевать из-за подозрительной неловкости старого товарища, Тобирама вновь пригляделся к стеклянным перегородкам, отливающим серыми бликами осени. Теперь он понял причину стеснения генерала пропагандистских войск компании.

Его первое впечатление о ней было неоднозначным…

Невысокая, даже крошечная, девушка в чёрном пиджаке и того же цвета юбке-карандаш до колен стояла к нему вполоборота. Однако полы её пиджака приподнимались, обнажая белизну рубашки, всякий раз, стоило ей резко взмахнуть руками. Делала она это поразительно часто, чтобы указать заместителю господина Кё на один из образцов цветов из палитры. Насколько понял Тобирама, они выбрали цветовую гамму будущей презентации продукта. Но поразил его не рост русской, её активная жестикуляция или идеальная белизна рубашки. Отнюдь. То, с какой эмоциональностью она спорила с начальником, было непохоже на проходящие спокойно собрания вышестоящего с подчинёнными. Впрочем, и сам вышестоящий не вёл себя соответственно занимаемой должности. Игараси Хаята корчил гневное лицо, тыкал пальцем в плоский экран телевизора и, вообще, казалось, был готов схватить эту Мотидзуки за плечи и начать трясти её, пока та не согласится с ним. Вэи же словно бы желала поймать своего начальника за галстук и заставить его силой снизойти до того, чтобы выслушивать мнение нижестоящих. За этим откровенно цирковым представлением наблюдал весь отдел: кто-то едва сдерживая смех, а кто-то, покручивая в руках канцелярию, сидел с таким видом, будто безмолвно говорил случайному зрителю: «У нас так каждый брейнстормиг происходит, привыкли уже».

Но здравый смысл операционного директора окончательно добила колоссальная разница в росте этих двоих: Вэи не доставала Хаяте и до плеча. Они были похожи на сцепившихся шпица и овчарку.

«Я зарекаюсь пить кофе с коньяком. Не зря, по словам историков, Цезарь не употреблял алкоголь, считая, что он замедляет умственную деятельность. Этанол в действительности губителен для организма», — Тобирама несколько мгновений разглядывал необычное зрелище в полнейшей тишине. За эти секунды господин Кё перебрал в голове около десятка варианта оправданий для своих сотрудников.

Безмолвие давило, угнетало. Звуконепроницаемость перегородок ограждала высокое начальство от «разборок снизу». От этого бессловесное представление в заледеневшей тишине казалось особенно жутким. Порождало противный холодок, что растёкся по позвоночнику господина Кё, который по-отцовски пёкся о своих подчинённых. Кому, как ни ему знать, насколько безжалостен Тобирама с нарушителями дисциплины.

Наконец лёд треснул. Операционный директор произнёс:

— И часто они так дела обсуждают?

— Всегда, — начальник отдела неопределённо пожал плечами и едва заметно качнул головой. — Но это лишь идёт на пользу отделу: их споры продуктивны, касаются рабочих вопросов. Хаято-сан и Вэи-сан передают остальным эту удивительную живительную энергию молодого духа. Просто, Вы сами знаете, как это бывает, когда два увлечённых специалиста с разными взглядами и подходами встречаются, происходит настоящее землетрясение.

Тобирама уловил тень печально-понимающей улыбки на лице господина Кё.

«Обычно оно достигает 9 баллов по Рихтеру», — он вспомнил последнее внеурочное собрание крупнейших акционеров «Конохи» и его грызню с треклятым Изуной Учиха.

— Воистину так и есть, — господин Кё внутренне возликовал, когда не уловил в голосе начальника и намёка на злость.

— Дайте мне знать, когда закончится выбивание мозгов. Я пришлю за Вэи-сан секретаря, она проведёт её ко мне.

— Да, конечно, Тобирама-сама, — пожилой управляющий кивнул, но тут же воззрился на Тобираму, стоящего неподвижно прямо. — Но, позвольте узнать, для чего Вам моя сотрудница?

Он не был удивлён поставленным вопросом. В конце концов, в действительности, для чего человеку его положения вдруг обращать внимание на ничем не отличившуюся работницу?

«Хотя… Отличиться эта русская как раз таки успела. Трижды», — Тобирама ещё не решил, да и в общем не понял, как относиться к подобным «заслугам». И это поражало его чуть меньше, чем словесная баталия двух пиарщиков.

— Я намерен перевести её к переводчикам, как бы смешно это не звучало, — сказал он без намёка на улыбку. — Мне необходимы её компетенции как носителя русского языка. Приблизительно на два месяца. Точно относительно дат сказать не смогу. Пока что. Вы справитесь без неё или нужно искать замену?

Господин Кё на несколько мгновений замер. Перевёл взгляд с операционного директора на специалиста по связям с общественностью. В темноте глаз было видно отражение борьбы некоих ведомых лишь ему одному мыслей. Смотря на эту хрупкую девочку, столь ревностно защищающую свою идею, господин Кё вспоминал, как трепетно относилась она к этой презентации, как договаривалась с известными музыкантами, актёрами, писателями, чтобы заманить тех гостями на предстоящем мероприятии; свои журналистские компетенции использовала для написания рекламных объявлений, которые рассылала в газеты. И следила внимательно, чтобы поместили в начале колонки, а не запихнули в конец: всякое бывает. Работала с оформлением предварительного экспертного мнения о новом продукте. Господин Кё не сомневался в том, что этой русской девочке важна работа над продвижением этих несчастных конфет. И, вот, на финальном этапе работы снимать её с проекта? Жестоко!

Однако приказы начальства, особенно столь непреклонного, как Тобирама Сенджу, не осуждаются и не обсуждаются. К тому же, господин Кё надеялся, Вэи Мотидзуки сможет зарекомендовать себя. Тоже шанс, упустить который смерти подобно.

— Как-нибудь справимся, Тобирама-сама. Хоть теперь и придётся поставить нового сотрудника на обслуживание презентации, но это будет возможность для кого-то другого показать себя.

— Главное, с лучшей стороны, — заметил Тобирама. — Благодарю за содействие.

Развернувшись на каблуках идеально начищенных лакированных туфель, он зашагал прочь. Господин Кё затуманенным задумчивостью взглядом провёл высокую, статную фигуру операционного директора, пока тот не скрылся за стеклянной дверью.

— Похож на своего отца и всё же… — пожилой мужчина устало выдохнул, вспоминая страшные годы. Мог ли тогда вообразить, что будет стоять здесь, в этом вычищенном красивом офисе, и смотреть на сына почившего друга? О подобном в те времена нельзя было и мечтать. — Европа изменила его. Не думал, что мне доведётся увидеть человека более жесткого, чем Буцума.

Он побрёл к себе в кабинет. Необходимо было продумать новый PR-ход, чтобы поддерживать положительный имидж компании за рубежом. Для этого предстояло сделать несколько звонков во Францию. Не особо приятное занятие. Казалось, будто он и его французский коллега существовали в различных мирах, столь диаметрально противоположных, что оставалось лишь удивляться, как можно видеть одни и те же вещи со стольких сторон.

— И всё же не таким… не таким хотела его видеть покойная госпожа Сенджу.

— И чтобы я голоса твоего не слышал до обеда, иначе сделаю выговор! — Игараси пригрозил Вэи стопкой бумаг, которые ему нужно было претворить в сценарий презентации.

— А как мой голос может нарушить трудовую дисциплину? — Мотидзуки сощурила глаза и с вызовом воззрилась на начальника.

Тот, ни на мгновение не растерявшись, пояснил:

— Элементарно. Раз болтаешь, значит, ничего не делаешь.

— А если по рабочим вопросам?

— А если я сделаю тебе выговор прямо сейчас?!

— А если вы оба заткнётесь и приступите к работе, то вообще замечательно будет! — Цудзи Кийоко бесцеремонно обхватила Вэи за руку и утащила её от беснующегося Игараси подальше.

— Да что он о себе мнит, в самом деле! — так бухтела Вэи, поддавшись натиску превосходящей силы Кийоко. — Голос мой ему не по душе… Да лучше бы он у водопада ОтонасиБезмолвный брал пример…

— Не обращай ты внимание на его придирки. Для него побесить тебя — это вид спорта.

— Удостоил же чести…

— Заслужила потому что, — хмыкнула Цудзи, выпустив Вэи из плена уже у самого рабочего стола. — Нечего было возражать ему в первый раз, а потом ещё и ещё…

— Он не учёл охват целевой аудитории, исключив из неё пенсионеров! Компания бы понесла большие убытки! — Вэи плюхнулась на стул и со стуком водрузила свой розовый блокнотик рядом со стаканом для канцелярских принадлежностей. — Мне не хочется его задевать, Кийоко-чан, но ведь для того мы и собираемся на брейнсторминги и прочие мероприятия, чтобы искать истину. А ведь в Корее, в былые времена…

Занимательный рассказ прервал внезапный резкий «ш-ш-Ш-Ш» Харуко. Она легонько коснулась носком туфли ступни Вэи под столом, чтобы наверняка пробудить замечтавшуюся коллегу от её древних снов. Кийоко, вальяжно рассевшись в своём кресле, недоуменно взглянула на Сано. То же самое сделала и Вэи. Прервавшая беседу в ответ лишь кивнула в сторону входа в отдел. Все трое синхронно повернули головы в этом направлении. Невысокая, исключительной элегантности, девушка в чёрном платье-футляр стояла у двери. Гладкие волосы тёмно-каштановым глянцем ниспадали на ровные плечи. В вырезе неглубокого декольте тускло переливалась золотая цепочка с необычным кулоном. Тронутые тушью и тенями глаза выражали уверенность и превосходство. Губы изогнуты в снисходительной полуулыбочке.

«Будто Небожитель спустился в мир людей», — так мысленно нарекла Вэи появление этой особы в их отделе.

— Что она здесь делает? — сдавленно прошипела Харуко.

— Если бы я знала… — задумчиво протянула Кийоко.

— А кто это вообще? — решилась спросить коллег Вэи.

Они же, переглянувшись, посмотрели на Мотидзуки так, будто она в один миг потеряла половину баллов своего IQ. Стало обидно.

«Откуда же мне знать каждую красавицу в компании! Я ведь не казанова какой-нибудь», — подумала она, силясь потушить жгучий стыд здравой мыслью.

— Ах, ты же не так давно у нас, — произнесла Харуко, махнув рукой, будто говоря: «Забудь, ошиблись, с кем не бывает». — Это Сайто Натсуми — секретарь самого господина Тобирамы Сенджу. Непонятно, что она забыла у нас, а не господина Кё…

— Может, дверью ошиблась? — Кийоко насмешливо ухмыльнулась, искоса взглянув на «снизошедшего» секретаря. — Тобирама-сама, наверное, слишком измотал просьбами отполировать его Parker…

«Я слышала краем уха, что наш директор — тиран. Но я думала это лишь слухи… Как можно заставлять кого-то протирать ручку? Сам что ли не в силах сделать это?» — Вэи наклонилась и потянулась к блоку питания, чтобы включить компьютер. Она находила излишним прожигать взглядом девушку лишь потому, что та вошла в их отдел. — «В самом деле, мало ли, какое поручение ей дал директор. Между прочим, мы — часть огромной команды фирмы. Нет ничего зазорного…»

Однако поток её мыслей прервал голос госпожи Натсуми — резкий, похожий на лязг пилы, встретившейся с заточкой. И не только мыслительная деятельность Вэи приостановилась на миг: работа всего отдела застыла, стоило ей произнести:

— Вэи Мотидзуки, пройдёмте со мной. Господин Сенджу Тобирама вызывает Вас.

Замогильную тишину прервал звук удара, такой, будто мертвец из старых поверий, пытался открыть крышку гроба.

Вэи, склонившаяся к блоку, от неожиданности и охватившей её растерянности, дёрнулась и ударилась головой о столешницу.

— Ауч… — она зажала себе рот ладонью, чтобы заглушить непрошеные восклицания.

«О, ками, в чём же я уже провиниться успела? Откуда Сенджу Тобирама вообще о моём существовании прознал?» — подумала она, и внезапная догадка тут же отозвалась холодком страха во всём теле. — «Это из-за рекомендации господина Намикадзе Минато… Иначе вряд ли быть может. Но как же ему объяснить, почему он такую ничтожную особу хотел куда-то пристроить».

Вэи выпрямилась под взглядами коллег. Уловила в карих глазах Харуко выражение сродни благоговейному трепету, в то время, как Кийоко смотрела на неё со смесью сочувствия и удивления. Однако не только они — весь отдел взирал на Мотидзуки поражённо и даже с некоторым уважением. Проработать всего лишь четыре месяца и уже оказаться вызванной на ковёр к директору — ну не честь ли?

Сама «виновница» всеобщего изумления так не считала. Пока что. «Посмотрим, не стоит пороть горячку раньше времени… Быть может… Это и не из-за рекомендации отца Наруто», — мысли плавились в смущении, опалившем щёки горящим румянцем. Так стыдно за свою оплошность! К тому же, совершённую прямо перед лицом секретаря начальника!

— Да, конечно, Натсуми-сан, — Вэи едва смогла выдавить из горла, сжатого в тисках волнения, несколько слов.

«Лучше покажу, что знаю, кто она… Может быть это смягчит её отношение ко мне после такого инцидента», — окрылённая слабой надеждой Мотидзуки пошла к выходу. Старалась не смотреть по сторонам, ведь знала, стоит повернуть голову — тут же встретишься глазами с любопытствующим коллегой. Происходящее напоминало один из тех кошмаров, которые ей снятся до сих пор: когда вновь пишешь контрольную, сдаёшь экзамен, слушаешь отповедь тёти. Вэи казалось, что она может очнуться, открыть глаза и обнаружить себя за столом, уснувшей над клавиатурой.

Однако чуда не происходило, — Вэи не просыпалась. И крылья её надежды оказались безнадёжно обломаны реальностью. Мотидзуки заметила в гипнотизирующих своею манящей чернотой карих глазах Натсуми лёгкое недопонимание, насмешку и толику жалости. В этом взгляде так и читалось: «И зачем ты только могла понадобиться господину Тобираме?» Обидно и раздражает. Хочется скрыться прочь, предварительно бросив колкость в адрес высокомерной особы. «Глупо… Сама придумала, сама обиделась… Натсуми-сан ничего плохого ещё не успела сказать... А я тоже хороша, нужно было именно в такой момент компьютер включать», — каждый шаг отзывался барабанной дробью мыслей.

Вэи замечала, как на них оглядываются проходящие мимо работники. Быстро кланяются и бегут прочь. Натсуми же при этом держится словно королева, вышедшая на широкий балкон, чтобы поприветствовать поданных. Ничего не понимающей Мотидзуки оставалось лишь поражаться такому хладнокровию, а также сетовать на собственное невежество относительно отношений между сотрудниками и высшим эшелоном власти компании. Подобное мало интересовало её, ведь с основной работой связано не было, а единственный из руководящей верхушки, с кем Вэи виделась от силы два раза — господин Кё, начальник её отдела.

«Будет мне уроком на будущее… Впредь быть более внимательной к сплетням. В них ведь и кроются крупицы истины. Главное отделить их от вымысла… А вообще», — она едва поспевала семенить за уверенным, чуть ли не по-солдатски твёрдым шагом секретаря операционного директора. — «Насколько же боятся господина Сенджу, раз его секретарю такое почтение выказывают? Быть может, он и правда такой тираннозавр, каким его рисует молва?»

Мотидзуки решила оставить догадки на потом. Сейчас, она определила для себя, важнее узнать для чего её скромная персона понадобилась руководству компании. Госпожа Сайто шла молча, не оглядываясь, как будто и вовсе позабыла, что за нею следует предмет интересов её начальника. Лишь лоснящийся каштан локонов эффектно вздымался при каждом шаге.

«Точно волны», — метафора невольно пришла на ум, что весьма смутило Вэи: в конце концов нельзя то и дело теряться в потоке сознания. Не в такой момент.

— Натсуми-сан, позвольте узнать… — начала она, когда обе сотрудницы «Ota Confectionary» остановились у лифта, находящегося ближе всего к «неприкосновенному» представительскому. — Для чего я понадобилась Тобираме-сама?

Секретарь повернулась медленно, словно делая этим жестом одолжение скромной просьбе. Воззрилась на пиарщицу сверху вниз. Едва улыбнулась, обнажив белоснежные зубы.

— Мне это неизвестно. Впрочем… Может быть, вы и сами догадываетесь.

— В таком случае я бы выдвинула предположение и ждала бы ответа на него, а не задавала вопрос, — Вэи смело ответила на насмешливый взгляд серьёзным, напористым. — Поэтому нет, не догадываюсь.

«Думает, раз выше сидит, то может обходиться с нами так, будто мы ничего не стоим», — обида душила, но Мотидзуки всеми силами старалась вырваться из этого захвата.

Только склок на новом рабочем месте ей не хватало. А ведь и года не прошло…

— Не видите за собой никаких заслуг? — спросила Натсуми, ступив в лифт.

— Привыкла работать, а не считать медали, — ответила Вэи, встав рядом с секретарём.

Мотидзуки решила ухватиться за эту возможность поразмыслить над приветствием, собрать нарушенный строй мыслей, подавить мятежно восстающее волнение. Однако уже Натсуми первой пошла на диалог. И голос её звучал слегка иначе: холодное высокомерие до сих пор сквозило в нём, только уловить его присутствие в тоне было в разы сложнее.

— Вэи-сан, вам следует запомнить несколько правил… Для того, чтобы ваш первый разговор с Тобирамой-сама не оказался последним.

— Я вся внимание, — Вэи чуть повернула голову, чтобы видеть собеседницу, но не создавать зрительного контакта с нею. В душу закрался вражеский шпион — страх.

«Не уволит же он меня в самом деле, если вдруг посмотрю не так», — мысль напряжённо скрипела возрастающей паникой, как трос, натужено тянущий грузную кабину. — «Это ведь незаконно…»

Натсуми, смотря на Вэи сквозь мутное отражение на железной двери, отрепетировано поставленной речью отчеканила:

— В глаза господину Тобираме не смотрите. Приветствуйте его без лишних слов, хватит: «Добрый день, Тобирама-сама». Он в принципе пустословие не любит, поэтому отвечайте чётко на поставленный вопрос. Не говорите слишком тихо, не мямлите — это раздражает его. Садитесь только в том случае, если пригласит, что едва ли случится… Но всё же чудеса, порой, имеют место быть даже у нас. Стойте прямо, не сутультесь. Его кабинет не разглядывайте так, будто это музей — Тобирама-сама терпеть не может, когда во время беседы собеседник растерян. На прощание тоже не рассыпайтесь в любезностях, просто скажите: «До свидания, Тобирама-сама. Благодарю за то, что уделили мне время».

Когда своеобразный инструктаж закончился, Натсуми, заковав звуки в прежний лёд надменности, бросила:

— Вам всё понятно?

— Да, Натсуми-сан, благодарю за совет.

— Это был не совет, Вэи-сан, — створки разъехались, пропуская девушек на недосягаемый этаж, — а инструкция к действию.

«Интересно, почему ещё не обозначили, сколько вдохов и выдохов через определенный интервал нужно сделать, чтобы не разозлить Его директорское величество?» — Мотидзуки оставалось лишь ехидничать молча, ведь упрекать в чем-то начальство — себе дороже.

Она вышла следом за Натсуми. Каблук застучал по плитке. Вэи не смогла сдержать тихий восхищенный вздох. Узкий коридор прорезал пространство от лифта до панорамного окна. Тёмные проходы дверей сливались со светло-серыми линиями стен, оттого ещё более примечательным казался на сумрачном фоне подёрнутый дымной пеленой Ота. Огромный, раскидистый, точно могучий дуб, Токио ширился по архипелагу разнообразными ответвлениями специальных районов. Ота — небоскрёбы, перемежающиеся с девятиэтажками; асфальт, пересекающийся с растительностью, и полоса неба, переплетающаяся с бугристой линией горизонта города. И всё это казалось таким видимым, с высоты тридцатого этажа, точно на ладони.

«Как же повезло работающим здесь! Они могут созерцать богатство изменений небосвода, когда меняются сутки, сезоны… Жаль, что у нас обычно окна закрыты жалюзи, чтобы солнце глаза не слепило», — подумала Вэи, невольно нарушив своё намерение, — не отвлекаться мыслями на другой предмет. Но хоть она и не заметила этого сразу, то Натсуми, усмотрев пристальное внимание пиарщицы к окну, улыбнулась с понимающим снисхождением. Привыкла к подобной реакции новых посетителей.

Мотидзуки, уловив это настроение секретаря руководителя, растерялась ещё больше. Неловкость и страх, объединившись, нанесли решающий удар по позиции спокойствия и смяли её. Оставалось только поражаться собственной беспечности.

— Сюда, — Натсуми указала рукою на ближайшую к лифту дверь.

Узкая, чёрная, ничем не отличающаяся от других, она не создавала и тени впечатления, что там может сидеть один из самых высокопоставленных людей компании. Перед ним Вэи должна будет предстать уже через несколько минут…

— Благодарю, — произнесла она Сайто, вежливо открывшей перед ней дверь.

Её реплика оказалась встречена иным ответом:

— Стойте здесь, рядом со столом, я доложу господину Тобираме о Вашем приходе, Вэи-сан, — элегантная девушка скользнула в приёмную следом за пиарщицей, положительно поражённой внезапной сменой интерьера.

Удушающе узкое пространство коридора осталось за преградой двери: в приёмной же директора царили простор и свобода. Окрашенные белым стены особенно радовали уставший от мрака глаз. Однако цвет непринуждённости атмосфере отнюдь не придавал: сочетающийся со столом тёмного дерева, чёрной мягкой мебелью и токийским пейзажем в стиле нуар, он вносил светлое разнообразие в это впечатление строгой собранности, подчинённости порядку. Лишь только медного цвета висячие лампы со сферообразными абажурами казались яркими точками в черно-белом мире. Вэи удалось выцепить внимательным взглядом несколько геометрических статуэток того же оттенка, которые стояли рядом с компьютером секретаря.

«Как приятно, должно быть, сидеть тут и ждать, пока примет директор, параллельно попивая хороший кофе или чай», — мечтательно подумала Вэи, ответив на слова Сайто глубоким кивком. — «Наверное, кофемашина располагается вон в том шкафу, со стороны Натсуми-сан».

Она была готова размышлять обо всём, что может помочь ей отвлечься. Так, после, ей удастся поразить расслабившиеся волнение и страх внезапной атакой здравой мысли: «Нечего бояться неизбежного».

Сложив руки на поясе, Мотидзуки, как и было велено, встала у угла секретарского стола. Вдох-выдох. Поверженный страх начал постепенно отступать…

«Не сложнее, чем с менеджерами знаменитостей договариваться. В конце-концов, если спросит про рекомендацию, отвечу как на духу — правду. В ней всё равно ничего постыдного нет, а во лжи уличат быстро… Да и разве можно придумать правдоподобную историю, в которой вместе встретилась безработная иностранка и начальник из «Конхи»? Приличную историю», — лишь об этом успела подумать Вэи, прежде чем отворилась заветная чёрная дверь. Из проёма мягкой, кокетливо покачивающейся, элегантной походкой выплыла Натсуми.

Её пронзительный голос разбил ход мыслей.

— Вэи-сан, проходите. Тобирама-сама ожидает вас.

Chapter Text

Дверь с тихим стуком затворилась за спиной. Робкие белые лучи света из приёмной поглотил тяжёлый полумрак кабинета. Всё здесь было тяжёлым, как успела заметить Вэи. Массивные книжные шкафы тянутся грозной вереницей вдоль стены. Грузные кожаные кресла и неподъёмный диван окружают журнальный столик полированного тёмного дерева, явно антикварный. Стол самого директора широкий, вытягивающийся Т-образным ответвлением. К нему с обеих сторон приставлены чёрные кресла, которые, казалось, невозможно было сдвинуть с места. Посетителю придётся сидеть так, как запланировано невидимым мастером. Каждая неподвижная деталь, сам операционный директор, недвижимый, точно весь его кабинет безмолвно предупреждали: «Здесь все и всё действуют не как хочется, а так, как должно».

Довлеющая тяжесть непререкаемого авторитета куда более удушающа, чем узкие коридоры. В них Мотидзуки чувствовала себя стеснённо в пространстве, здесь же в каждом действии, жесте и даже взгляде. Теперь то она поняла, что увещевания Натсуми Сайто были отнюдь не преувеличенно строги. «Я будто к Секретарю ЦК КПСС на ковёр пожаловала… Скорее всего, в его кабинете царило бы такое же принуждение», — из глубин памяти невольно вырвалось воспоминание о Родине, рассыпавшейся четыре года назад на десятки независимых государств. Так, Вэи неожиданно обнаружила себя не советской, но российской гражданкой.

Нелепый, детский страх сковал девушку. Будто вновь очутилась в апартаментах тёти. Будто вновь стоит, виновато опустив голову, посреди загромождённого свитками кабинета… Вэи поспешила отогнать, спугнуть его спасительной мыслью: «Брось! Старое, забытое, прошедшее… Не волнуйся, думай о хорошем, думай о Наруто, о том, как учил держаться в такой ситуации», — подчиняясь совету доброго друга, Мотидзуки попыталась побыстрее придумать что-нибудь смешное. — «Я будто бью челом перед Иваном Грозным… А вот будет мне, как в том фильме, мол, был у нас толмач, но он лыка не вяжет, вот мы его в кипятке и сварили». Смешно и страшно.

А Тобирама Сенджу, тот и головы не поднял, продолжая писать тёмно-синей с золотым оперением ручкой. Вэи с облегчением выдохнула. Вдохнула. Слишком глубоко. Едва сдержала кашель. Пришлось стиснуть зубы, прижать язык к нёбу. Аромат его парфюма такой же тяжёлый, как и весь кабинет, как и он сам, с гордым безразличием восседающий в своём директорском кресле. Густой, пьянящий табак, слившийся со сладостью вишни, постепенно раскрывающейся богатым букетом. Увы, но познания Вэи в парфюмерии были слишком скудны, чтобы у неё была возможность распознать ингредиенты, мыслью проникнуть в состав. Она не видела детали композиции, но лицезрела её завершённую форму. Богатую, пьянящую, необычную…

«Сладкий, но не слащавый… Ох, мамочки, в какую историю я ввязываюсь?» — подумала Вэи, продолжая молча исследовать взглядом кабинет. Она не видела смысла отвлекать господина Тобираму деликатным покашливанием или громким объявлением о себе. Итак понятно, что он прекрасно знал о её присутствии на «своей территории». Раз не обращает внимание, значит, завершить то, что он сейчас пишет важнее разговора с ней.

Мотидзуки было не обидно: в конце концов, откуда ей знать, насколько срочное это дело?

«К тому же у каждого начальника свои причуды… Некоторые слова поперек не дают сказать; некоторые, как Минато-сама, располагают одним лишь взглядом, а некоторые…» — она воровато скосила взгляд на начальника. — «Пугают всем своим видом. Такова особенность работы с людьми: ломать голову над причудами каждого из них».

Уловила движение со стороны директорского кресла. Вздрогнула и опустила голову. Скрыла взгляд раньше, чем Тобирама-сама мог бы уловить сильное любопытство к своей персоне. Низкий, глубокий, но грубый голос чётко отчеканил:

— Мотидзуки Вэи?

«Так точно, товарищ Сенджу!» — Вэи едва удержалась, чтобы не ответить по старой привычке. Во время опомнилась, отрапортовала как по уставу:

— Добрый день, Тобирама-сама!

«Надеюсь, мой голос звучал не слишком торжественно… Иначе он примет меня за душевнобольную и отправит на добровольно-принудительный отпуск в дурку», — поклон слишком низкий, чтобы разглядеть лицо операционного директора. Но стоило Вэи выпрямиться и тут же она встретилась со взглядом налитых рубиновым пурпуром глаз. Непроницаемым, нечитаемым, неподвижным. Приглушённый свет делал белизну волос темнее. И лишь проникающие сквозь жалюзи лучи бесцветного дня указывали на то, насколько светлыми они были на самом деле.

Мотидзуки потеряла дар речи. Впервые в жизни ей довелось увидеть подобную внешность воочию.

«Мистическое… Сказочное сочетание…» — подумала она, под гнётом этикета заставив себя опустить взгляд. — «Кажется, что люди таким быть не могут… А вот жители Луны из древних японских легенд — вполне».

Однако сидящий перед нею мужчина явно не относился к сказочному племени. И занимающие его мысли отличались куда большей приземлённостью, чем те, что владели умом его подчинённой.

— Я вызвал вас для обсуждения вашего перевода в другой отдел, — так, без излишних предисловий начал он, беззвучно надев серебряный колпачок на ручку. — Возможного перевода. Поводов для волнений нет — это никак не связано с невыполнением обязанностей по вашей настоящей деятельности.

Каждое слово — строго законченное предложение со снисходящем тоном, разбивающимся о последний звук в конце. Каждая фраза — выдержка из документа. Однако, как видела Вэи, Тобиарма Сенджу не читал, — он так говорил.

Только на данный момент особенности речи начальника волновали иностранку меньше всего. Страх прошёл, уступив место замешательству. В голове крутились лишь вопросительные слова: «Зачем? Почему? Да за что вообще?»

— Присаживайтесь, разговор предстоит долгий.

Вэи подчинилась этому твёрдому голосу. Памятуя о пункте из «инструкции», постаралась произнести как можно более уверено простое:

— Благодарю.

«Отчего так сложно выдавить из горла бесхитростные звуки?» — подумала она, едва выдерживая ровную поступь под давлением взгляда. Расстояние от двери до кресла — не слишком большое. Но кажется вечностью для того, кто вынужден преодолевать его под надзором начальника. Вэи невольно сравнила себя с преступником, которого под конвоем отправляют в ссылку…

Выдохнула сдавленно, так тихо, как только можно, чтобы Тобирама не расслышал в осевшей, точно пыль, тишине этот безмолвный крик испуганной души. «Отчего так странно, нестерпимо страшно? Он ничего не сделал, не сказал… Ужасно, ужасно быть такой впечатлительной дурехой», — подстёгивая себя упрёками, Мотидзуки на негнущихся ногах опустилась в кресло. Оно стояло вполоборота к директору, чтобы тот мог беспрепятственно видеть лицо посетителя, так, что любой поворот головы не укрывался от тотального контроля. В мгновение этого безрадостного осознания Вэи искренне посочувствовала Натсуми-сан: той приходилось проводить подле такого человека около восьми часов в день.

«А, может, и больше… Я бы не выдержала. Отныне Хаята-сан в моих глазах безобидный, добрейшей души товарищ», — это была последняя из её отвлечённых мыслей перед началом серьёзного разговора. Ни тон, ни взгляд, ни сам внешний вид Тобирамы и полунамёком не располагал к праздным размышлениям во время обсуждения рабочего вопроса.

— Вэи-сан, мы намерены начать сотрудничество с представителями новой Федерации, вашими согражданами, — руки сложены в замок, упираются в столешницу тёмного дерева, а взгляд в серые глаза собеседницы. — Как вы можете понять, для этого нам требуется посредник — переводчик. Но… не просто переводчик, — Тобирама слегка поддался вперёд, напирая, не прикасаясь, вдавливая злосчастную пиарщицу в твёрдую спинку кожаного кресла. — А тот, кто понимает суть, скрытую за словами. Не машинно переводит, а осознаёт со всей полнотой и ясностью, что за мысль он перекладывает на другой язык.

Краткая, мучительно-давящая на сознание пауза.

— Ведь именно это важно при переводе. Не так ли, Вэи-сан?

— Д-да, Тобирама-сама, — она приложила все усилия, чтобы ответить достойно…

Но дрогнул голос, и взгляд упал на воткнутую в органайзер тёмно-синюю с золотом ручку.

— Хорошо. Значит, мне не следует разжевывать, почему наш выбор остановился на вас, — в голосе не отразилось разочарование или брезгливость из-за слабости подчинённой, а смотреть на неё директор и вовсе перестал. — Назовите своё настоящее имя, которое дали вам при рождении в вашей стране.

Удивлённая такому необычному приказу Вэи, тем не менее, ответила на родном русском языке:

— Маяковская… Варварва… Дмитриевна.

Тобирама кивнул, будто подтверждая свою теорию, которую, впрочем, он тут же и озвучил:

— Непроизносимо для нас, японцев. А так же малопонятно, почему прибавляете имя отца к личному и родовому… Впрочем, — вновь перевёл взгляд на Мотидзуки, но лишь на долю секунды, — на данный момент этот вопрос меня не интересует. Вы когда-нибудь прежде работали с документацией российского образца?

Ответить сразу не получилось. Кто-то коварный и жестокий будто перекрыл доступ к кислороду. Вэи едва заметно сдавила колени руками, мысленно отсчитав: «Раз, два, три, четыре, пять — пиарщика мы отпустим без зарплаты гулять…»

Начало забавной считалки точно глоток противоядия облегчил страдания отравленной страхом души.

— С-советского образца, Тобирама-сама, — произнесла Вэи, умудрившись практически не запнуться при произношении трёх простых слов. Простых в любой обстановке, кроме этой. — Мне тётя помогала составлять… Показывала, какие бывают на выдуманных примерах. Подлинников я не видела… Запрещено, конечно же… Она работала переводчиком в Министерстве иностранных дел.

— После распада Союза она осталась в МИДе, но уже Российской Федерации?

Решив, что «нет» может заменить покачивание головы, Вэи невербально выразила своё согласие, надеясь за этот краткий срок вернуть дезертировавшее спокойствие в свой стан.

— После того, как случилось… то, что случилось она ушла в частную практику и сейчас работает в нефтегазовой корпорации.

Тобирама сощурил глаза. Незаметно крепче сжал руки. И внезапно кивнул.

— Хорошо. Значит, опыт у вас какой-никакой, но имеется. Это, а также ваша связь с вашей уважаемой тетушкой может помочь вам вот в каком вопросе… — операционный директор неуловимо двинулся — и вот он уже сидит, опершись на высокую спинку внушительного кресла.

Вэи смогла расслабленно выдохнуть. Кисловатая сладость вишни не ощущалась до боли ярко, обезоруживающе притягательно. К своему удивлению, Мотидзуки приметила, что витиеватый состав аромата начал раскрываться с совершенно неожиданной, скорее расслабляющей, чем давящей стороны.

«Всё потому, что он более не довлеет надо мной… Как же не могу, не получается, не удаётся взять себя в руки… Перестать, прекратить трястись, точно на допросе в КГБ», — каждый новый виток мыслей — сорвавшаяся капля злости на самое себя. Постепенно она начала наполнять чашу терпения. — «Веди же ты себя достойно как специалист! Отчего не боишься с Хаята-саном переругиваться, обмолвиться любезностями с господином Кё, а тут поджала хвост и дрожишь!»

В обволакивающей тьме не видно витающих в воздухе пылинок. Казалось, что и они, подчинённые суровой воле этого мужчины, лежали ровно там, где положено — и нигде более. Стерильный, безупречный, спартанский порядок царил на столе руководителя: карандаши, ручки, текстовыделители стояли в ряд, точно легионеры перед военачальником. Документы лежат ровно листочек к листочку. Даже края папок симметрично касаются друг друга. Подобного Вэи не доводилось видеть ранее.

— … мы планируем заключить сделку с некоторыми компаниями. Пакет документов от одной из них получен этим утром, — Тобирама исследовал въедливым взглядом лицо Мотидзуки, которой удавалось через скрип зубов сохранять хлипкое подобие умиротворённости. — Я бы хотел, чтобы переводчик как можно раньше приступил к работе над ним. Однако… — с непринуждённой, даже неосознанной аристократической элегантностью, он соединил кончики пальцев рук. — Для начала объясню вам специфику этой задачи. Во-первых, вам предстоит комплексная переводческая работа, то есть — перевод документации, писем, телефонных переговоров, разумеется, официальных встреч и даже переговоров «тет-а-тет».

Вэи кивнула, подтверждая, что полностью и до последнего слова понимает и осознает, что от неё требуется. Ей постепенно удалось вернуть себе здравое спокойствие. Так что кабинет и начальник ей уже не стали казаться такими страшными, как Ад Воплей и его владыка — Эмма Дай-О…

— Во-вторых, вам придётся перерабатывать. Придётся, чтобы успеть закончить в сжатые, крайне сжатые сроки. Разумеется, вам будут доплачивать за дополнительные часы, согласно условиям нового трудового договора, который мы перезаключим с вами. Ваша новая зарплата будет выше текущей на тридцать тысяч иен, то есть составит семьдесят двести тысяч иен, без доплаты за дополнительные часы.

Тобирама не отводил взгляда от Вэи, а она, в свою очередь, больше не спешила скрыть свой за мнимой заинтересованностью качественной канцелярией руководителя. В её голове происходили расчёты выгоды, которую ей могло принести внезапно щедрое предложение — выгоды значительной.

«На шаг ближе к мечте…» — в душе трепетало пока ещё робкое, но постепенно набирающее силу ликование. Мотидзуки кивком обозначила своё понимание ситуации. Господин Сенджу, не двинувшись, продолжил той же неподвижно твёрдой, чёткой интонацией вбивать в голову сотрудницы информацию.

— В-третьих, вы всегда должны быть на связи, Вэи-сан. Всегда. В любое время дня и ночи с вами могут связаться.

— Позвольте узнать… А если я буду в этот момент в поезде или городе? — Мотидзуки решилась задать животрепещущий вопрос, который мог стать камнем преткновения в этом разговоре.

«Полтора часа до дома… В магазине задержаться можно или я же на выходных останусь у Наруто ночевать… Слишком много «если» прерывают рабочий процесс», — подумала она, с замиранием сердца ожидая ответа начальника.

Тот последовал незамедлительно.

— Вам выдадут служебный мобильный с оплаченным на месяц тарифом. Также связываться со своею уважаемой тетушкой вы сможете за корпоративный счет в пределах офиса. Я настоятельно, — Тобирама легко и вместе с тем настойчиво приподнял интонацию, чтобы последнее слово наверняка отпечаталось в памяти подчинённой, — не рекомендую пользоваться данными привилегиями в личных целях. Надеюсь, вы меня поняли.

— Конечно, Тобирама-сама… Только рабочие вопросы, никаких частных дел.

— Хорошо, — кивнул. — Последний пункт касается неразглашения корпоративной информации…

Градус диалога тут же упал до отметки «минус». До этого он стабильно держался на серединном делении «ноль». Вэи ощутила покалывающий озноб. «А ведь он ни разу не упомянул о деталях этого предприятия… Ни полунамёком, ни словечком… Теперь то, когда страх отступил, я поняла… поняла, почему он даже Натсуми-сан не сказал для чего вызывает меня», — Мотидзуки нервно взглотнула, чтобы смочить пересохшее горло. — «Это корпоративная тайна, секретная сделка… Утечка информации в СМИ недопустима».

Едва заметно, но всё же отчётливо, болезненно уловимо, Тобирама поддался вперёд. То самое незримое давление вновь сжало горло, будто на шею накинули верёвку, и жестокий палач уже был готов выбить опору из-под ног висельника. Неясным образом операционному директору удавалось делать это одним лишь взглядом.

— Вы подпишите документ, в котором чётко будет оговорено взыскание за нарушение договора о конфиденциальности и неразглашении информации. Вэи-сан, — в тисках ледяного тона собственное имя казалось подписью под смертным приговором, — взыскание и последствия крайне неблагоприятно отразятся на вашей карьере… Крайне неблагоприятно. Потому я уповаю на Ваше благоразумие и умение держать язык за зубами, когда того требует ситуация.

«Иначе этот самый язык отрежут», — мысленно добавила Вэи логическое завершение угрожающе-спокойного предупреждения. Из последних сил выдавив мученическую улыбку, она кивнула.

— Я осознаю важность… И полунамёком не обмолвлюсь.

— С вашей родственницей в том числе.

— Разумеется.

— Значит, вы согласны взяться за эту работу?

— Да.

Тобирама кивнул. Спокойно, неспешно выпрямился. Нажал кнопку на пульте связи.

— Натсуми-сан, свяжитесь с начальником отделом кадров, пусть подготовит приказ о переводе Мотидзуки Вэи из отдела по связям с общественностью в переводческий отдел. Должность «переводчик-референт японский-русский языки».

Из динамиков блестящего чёрного аппарата донёсся скрежещущий голос секретаря:

— Будет исполнено, Тобирама-сама.

Ответа от него не последовало. Прервав связь, он вновь посмотрел на измождённую подчинённую. Вэи постаралась, но так и не смогла разглядеть за кровавой пеленой взгляда ничего, кроме непроницаемой холодной сосредоточенности.

— Все необходимые документы будут составлены к концу рабочего дня. С вами свяжется отдел кадров. С завтрашнего утра вы приступите к исполнению обязанностей. Но, — длинные пальцы потянулись к тёмно-синей «Parker», — за десять минут до начала рабочего дня зайдите ко мне. Натсуми-сан вас пропустит.

Мотидзуки уже извелась от желания подскочить с каменно-твердого кресла, выскочить из неподъёмной атмосферы кабинета, отсрочить пытку удушающе-тяжелым взглядом до завтрашнего утра. Однако упрямый профессионализм подтачивал задержаться на несколько мучительных секунд, чтобы задать интересующий вопрос…

— С какой отраслью будет связан перевод?

Тобирама мазнул по напряжённому лицу девушки безразличным взглядом. Положил перед собою чистый лист толстой, качественной писчей бумаги. Произнёс:

— Узнаете завтра. До свидания.

Опустил голову и остриё перьевой ручки на бумагу, показывая, что аудиенция окончена.

Можно было выдохнуть.

Едва передвигая ногами, Вэи плелась в сторону кофе-машины. Она не могла вернуться в отдел, не выпив хотя бы стаканчика эликсира бодрости… Вот её то как раз и не хватало юной пиарщице. Все припасённые на грядущий день силы она с горечью побеждённого отдала грозному начальнику. Стук каблуков прерывистый, тихий. Мотидзуки будто бы боялась потревожить коллег, склонившихся над столами за стеклянной преградой. Благо, кофемат находился в укромном уголке, чуть дальше лифта. Рядом для услады глаз или выработки кислорода поставили горшок с фикусом, вальяжно раскинувшим во все стороны «Розы Ветров» свои листья-лопатки.

Вэи глубоко вдохнула тронутый чьим-то приторно-горьким парфюмом воздух…

Постаралась сосредоточиться, но из-за неудачной попытки, мысли, точно испуганные кролики, окончательно бросились врассыпную. С Мотидзуки остались лишь самые бредовые: «Теперь я втянута в корпоративные гангстерские разборки!»

«А если меня за плохой перевод правда в кипятке сварят?!»

«Вдруг я таких слов и на русском не знаю, откуда японские то сыскать?! У Тобирамы-сама спрашивать?!»

«А мне оплатят корпоративный абонемент в библиотеку, если вдруг понадобится много дополнительной литературы?»

Самым выдающимся оказалось следующее умозаключение: «Если шоколад стимулирует работу мозга, то мне понадобится съесть пять плиток, чтобы выдержать перевод переговоров Тобирамы-сама с каким-нибудь несчастным партнёром… Последнему, кстати, в таком положении тоже шоколад не помешает».

Рваный стук каблуков отзывается эхо в гудящей голове. Пиджак стягивает, сковывает движения. Блузка излишне плотно облегает тело — кажется ещё вдох и затрещит ткань. Проклятая юбка-карандаш сдавливает бёдра. И ноги, обтянутые телесного цвета колготками, начали чесаться. Мотидзуки нестерпимо захотелось броситься в уборную, чтобы закрыться в узкой кабинке. Будто лишь там, в этом интимном пространстве, её не коснётся рубиновая проницательность взгляда…

«Какое впечатление… Он точно тот Правитель-инок из «Повести о доме Тайра», от одного вида которого люди приходили в трепет… Но только разница в том, что Киёмори Тайра устрашал властью, а Тобирама-сама…» — Вэи остановилась и запустила руку в узкий, едва заметный кармашек, чтобы достать мелочь. — «Видом. Уверена, что даже если бы не знала о его значительном положении и встретила его на улице, после бы ночью заснуть не могла».

Смятая, но ещё вполне приличного вида, бумажка исчезла в узком проёме. Мотидзуки всегда нравилось наблюдать за этим, на первый взгляд, бесхитростным процессом. Однако же она находила, что именно в таких мелочах оцениваешь величие прогресса, совершённого человечеством за этот век.

Дрожащими руками провела по щекам, пылающе-горячим от напряжения. Пусть прошло пять минут с момента окончания «аудиенции», однако гнетущее впечатление продолжало властвовать в восприимчивой ко всему новому душе и по сей миг, когда самое страшное — начальник и его кабинет,— остались позади. Прерывистый вздох рассеял тишину. Тут же оказался поглощён утробным урчанием автомата, из которого начал изливаться капучино. Серые глаза растерянно взирали на этот укромный уголок, открытый всем взглядам и между тем укрытый от них прозрачной стеной безразличия людей: у всех на уме были свои дела.

«Я правильно сделала, что согласилась… Точно правильно! Столько тысяч иен к моей зарплате и, это ещё без учёта доплаты за переработки… Выходит экономия за два, а то и три месяца сразу!» — Вэи резко подняла голову и воззрилась на соседние здания, затуманенные промозглой осенней непогодой. Серый бетон кажется чёрным, а окна уныло-тусклыми. Тоска и, вместе с тем, тайное, мучительно-приятное удовольствие владели её душою: слишком поэтично-прекрасным казалось ей умирание лета. Ведь поэзия далеко не всегда слагает песни о солнцеподобном счастье.

«Только, вот, проблема… Она будет посерьёзнее абонемента в библиотеку и незнакомых слов», — не отводя взгляд наблюдала, как небосвод разрезает чёрная полоса-стайка ворон. — «Жилищный вопрос. Кажется, мне перевод сулит не только значительной зарплатой, но и переработкой».

Пронзительный писк автомата привёл в замешательство: Вэи вздрогнула. Потерявшись в спутанном лабиринте своих мыслей, она забыла, что из него можно и даже нужно искать выход. Животрепещущий вопрос начал вытеснять упорный страх перед Тобирамой Сенджу. На время. Однако именно оно и играло ключевую роль в этой истории, и отныне Мотидзуки требовалось тщательно обдумать, а как же ей быть дальше.

«Оставаться в мотелях? Дорого», — хрупкие пальцы обхватили горячий стаканчик. — «Ох уж эти поезда! Ну почему курсировать нужно так редко?! Увы, но если не попадаю на привычное время, то приезжаю домой затемно».

Цвет розовый, нежного оттенка лепестка сакуры, остался неровным полукругом на белой поверхности стаканчика капучино. Его горечь, подслащённая приторностью ванильного сиропа, согревала горло, даровала сладостное наслаждение усталому сознанию. Вэи прислонилась к стене, которая казалась более мягкой, чем то кожаное кресло, в котором она сидела несколько минут назад.

«А ведь это опасно… В нашем то районе, где полицейских последний раз десять лет назад видели. По крайней мере, живыми…» — Вэи сделала большой, опаляющий жаром растопленной сладости глоток. — «Шу и я на перегонки соревнуемся, кто домой быстрее доберётся… Если я рискну замедлить бег, то расстанусь и с деньгами, и с плеером… и с жизнью».

А думать о том, что её может ждать до безвременной кончины Мотидзуки и вовсе ужасалась…

Сделала нервный глоток. Один. Ещё. На дне остался лишь тонкий слой осадка.

«Может, к Наруто тогда попроситься в качестве незваного гостя? Нет… Слишком нагло. Он ведь юноша, ему будет неловко. К тому же, куда ему деть меня в своей однокомнатной квартире?» — Вэи тяжело выдохнула, повертев стаканчик в руках. — «Разве что в ванной он мне постелет. Только держатель для душа наконец-то прикрутит, чтобы шланг не занимал моё спальное место».

Безрадостная шутка, впрочем, положительно повлияла на настроение, — Мотидзуки стало несколько легче перебирать возможные варианты. Среди них закрался один, достаточно логичный, но и, вместе с тем, пугающий. «Можно попросить господина Катсу меня провожать со станции… Он живёт в соседнем доме. К тому же сам не раз предлагал связаться с ним, если вдруг, по его словам, «начальник козлом окажется и заставит за всех работать». Милый человек, хоть и якудза», — перед глазами тут же предстали воспоминания о хитросплетениях узоров и цветов на татуированных руках. — «Надеюсь он не сочтёт мою просьбу обременительной для себя… Деньги предлагать не стоит, а то, выйдет, будто нанимаю его. Но, к примеру, домашнюю еду и бутылочку хорошего сакэ — разве плохо? Он ведь один живёт и, насколько помню из наших недолгих разговоров, готовит лишь в тех случаях, когда в магазине опять устроили беспорядок, и владельцу пришлось его закрыть».

— О, Вэи-чан, а ты чего тут фикус изображаешь? — обволакивающая бархатность голоса мягкими волнами смыла зарождающуюся мысль, точно рисунок, выведенный у побережья неосторожной рукой.

Вэи подняла голову и встретилась с тускнеющим за стёклами очков взглядом Тагути Осамы, её коллеги. На нём всегда красовался неизменный чёрный пиджак и его вечная спутница — слегка смятая белая рубашка. Безжизненной змеёй болтался тускло-фиолетовый галстук, который Осама никогда не повязывал до конца. По его словам: «Только затяну галстук потуже, кажется, будто хочу свинтить с работы до законной пенсии». Несмотря на несколько небрежный внешний вид высокого роста — сто семьдесят — Тагути по праву считался одним из самых красивых мужчин отдела. Таковым его почитали многие девушки, которые засматривались на густые чёрные волосы, с поразительной педантичностью зачёсанные на левый бок, худое, по-девичьи нежное лицо и тонкие музыкальные пальцы. Осама часто покручивал ими наручные часы безвестного китайского бренда, пошучивая, что не раньше, чем через десять лет «эти Rolex станут настоящими». Поговаривали, что в юношестве он хорошо играл на скрипке.

Вэи повезло сидеть напротив Тагути. И отнюдь не потому, что он считался местным Дорианом Греем. Осама здорово помогал младшей коллеге, когда она только приступила к своей работе в «Ota Confectionary», и был одним из первых, кто принял её как равную, несмотря на то, что Мотидзуки была родом из совсем другой страны. Поэтому между ними сплелись и прочно закрепились отношения добрых приятелей, готовых в случае надобности подставить плечо или спину. Последнюю, когда требовалось закрыть заспавшегося коллегу от строгого взора начальника Игараси.

Сейчас Вэи была рада видеть Осаму более, чем когда бы то ни было. Своим появлением и меткой остротой он развеял мрак безрадостной задумчивости.

— Потому что директор-сама из кабинета выставил. Растения он не любит, — Мотидзуки тихо усмехнулась.

— О, кстати, мне наши все уши прощебетали об этом… — Осаму начал старательно шарить в карманах, ища мелочь на кофе. — Как прошёл разговор? Что он от тебя вообще хотел?

— Перевод предложил. В переводческий, — Вэи бросила усталый взгляд на стаканчик. — Прости за каламбур…

Осаму, поражённый услышанным, случайно нажал не на ту позицию.

— Чтоб тебя на гайки разобрали, посудина проклятая! — выругался он так, словно бы кофемат был виновен в невнимательности мужчины. Однако угрозы на аппарат не подействовали, и в стаканчик начал капать невольно выбранный напиток. — Вэи, сейчас ты для меня переведешь всё то, что сказала, на язык для полных дебилов, потому что я не понял ничего… Ты любишь латте с карамелью?

— Ещё спрашиваешь!

— Спрашиваю, потому что не представляю, как можно любить эту приторную рвоту единорога, — Осаму указательным пальцем поправил очки, смотря на младшую коллегу.

— Так же, как можно наслаждаться этим горьким плевком дракона!

— Благородным двойным эспрессо!

— А я так и сказала!

Недолгий «обмен любезностями» окончательно развеял мрак страха перед неопределённостью будущего. Вэи, грея руки уже о второй стаканчик кофе, с едва заметной улыбкой наслаждалась лентой реки, переливающейся серебряными чешуйками бликов. Она разрезала асфальтированную пустошь, разделяя её на два берега — на одном стоял офис «Ota Confectionary» и несколько прилегающих небоскрёбов, а на втором невысокие коробочки семейных магазинов, над которыми гигантами-покровителями высился частокол других, чуть более новых стеклянных высоток. Мотидзуки находила это зрелище поразительно-завораживающим.

Она вкратце передала Осаме суть диалога с Тобирамой. Однако детали скрыла во мраке лжи. «Так неприятно говорить неправду… Но могу ли раскрыть ему истину? Хоть и не подписала договор пока что, однако, он ясно дал понять, что моей карьере грозит полёт в бездну, если кто-то прознает о сделке с нашими», — снедаемая мучительными нарицаниями совести, Вэи говорила, мол, так то и так, не хватает переводчиков, документов и партнёров из стран бывшего Союза стало многовато…

— Логично, что тебя позвали. Русский для тебя родной, а японский борется за право сместить его с этого почётного места, — Осама, стоящий рядом, смотрел с проницательностью бывалого бойца на «зелёного» новобранца. — Правильно, что не заартачилась, не попыталась отказаться, хоть и презентация на носу… Паршиво, конечно, что твой вклад останется без внимания. Зато Харуку обрадуешь — она точно выступит вместо тебя.

— От моего перевода больше радости, чем горести, — Вэи сделала глоточек. — Компанию переводами обеспечу, Харуке дам шанс проявить себя, а Хаяте-сану сделаю внеурочный подарок на Новый Год — избавлю от надобности видеть моё лицо каждый день.

— Насчёт последнего не уверен, — Тагути сипло усмехнулся, отпив ядрёный двойной эспрессо. — Хоть и незаметно это, но, уверяю, наш громовержец будет скучать без тебя.

Вэи едва не поперхнулась напитком. Благо, успела через силу проглотить царапающую гортань сладость.

— Ты… кхе-кхе… Своими шутками… кхе-кхе, в могилу сведешь раньше времени…

— Больно мне это надо, Мотидзуки, — Осама чуть наклонился, чтобы похлопать неудачливую по хрупкому плечу. — Не хочу скидываться на твои похороны.

— Говнюк…

— Я знаю, — Тагути самодовольно улыбнулся изощрённому комплименту. — Пошли нести весть людям. А то тебя там уже правда похоронили… Говорят, из кабинета мистера Холодильника выносят в такой же, но уже в морге.

Вэи лишь покачала головой и ловко швырнула стаканчик в высокую мусорницу. Её примеру последовал и Осама.

— Кофе оказался настолько чёрным, что это сказалось на твоём юморе? — поинтересовалась Мотидзуки.

Но при этом её взгляд невольно касался таящего в туманной дымке пейзажа… Не хотелось, до дрожи, до бунтарского протеста, идти на рабочее место. И уже там притворяться, старательно делая вид, что разум не разрывают вопросы, требующие незамедлительных ответов, а душа не болит из-за отчуждённой холодности большинства коллег… Четыре месяца — слишком малый срок для осторожных японцев, чтобы примириться с наличием в сплочённом рабочем улье пчелы совсем другого поля. Эта одинокая пчёлка не могла их винить, но и смириться с вынужденной обособленностью было невыразимо сложно.

«Надеюсь, что новое назначение привнесёт в жизнь ещё что-то хорошее, помимо денег… В конце-концов, если верить в чудеса, они случаются… Разве нет?» — подумала Вэи, бросив прощальный взор на весенний туман, расплывающийся за панорамным окном. — «Жаль, что нельзя заглянуть в будущее… Ведь оно совсем, как те горные вишни «посмотреть собрался, но дымка// Преградила дорогу». И ничем её не развеять, увы».Фудзивара-но Такацунэ. «Госэнвакасю», 78

Вэи поднялась со своего рабочего места спустя пятнадцать минут после официального окончания рабочего дня. Однако никто из коллег ещё и не думал уходить: все сидели, склонившись над клавиатурой, записями или телефоном. Пустовали лишь кресла тех, кто уехал решать вопросы на местах. Всё же отдел по связям с общественностью был обязан взаимодействовать с оной. Поэтому Мотидзуки постаралась откатиться от стола как можно тише, чтобы не привлекать ничьего внимания до момента, когда она окажется у стеклянной двери выхода.

«После полуночи я уже официально буду числиться за переводческим отделом… Ближайшие два месяца. Самое худшее, что может меня ожидать — последний нагоняй от Хаята-сама», — Мотидзуки тихонечко поднялась и едва ли не на цыпочках прокралась к встроенным в стену шкафам. — «Долг перед отделом я выполнила. А перед другом — нет… Я просто до дома доехать не успею, если выйду позже».

Бесшумно приоткрылась дверца. Никто и головы не повернул. Даже её ближайшие коллеги — Сано Харука, Цудзи Кийоко и Тагута Осама были поглощены выполнением своих заданий. Так, наступающая на пятки дата презентации нового продукта своею пугающей близостью подгоняла пиарщиков, уже и позабывших, а какого это уходить с работы в оговорённое в контракте время. Вэи искренне старалась влиться в этот безудержный поток трудоголизма. Подстраивалась под быстрое течение бурной деятельности отдела. Перевыполняла план. «Пятилетку в четыре года», — шутила про себя бывшая гражданка СССР. Впрочем, под гнётом усталости было отнюдь не до шуток… Однако даже этот суровый бич казался не столь страшным в сравнении с тем, что может произойти, если она не встретится с «милым другом», как называла его про себя.

Вэи набросила пальто на плечи с мыслью: «Завяжу либо в лифте, либо на ходу уже вне офиса». Рюкзак оказался проворно закинут на спину. Дверцу закрыла бесшумно. Сделала шаг в сторону выхода и повернула голову назад. Она не могла… Не было сил перейти через заставу сентиментального желания взглянуть на полюбившееся рабочее место, на склонившиеся неподалёку знакомые макушки приятелей-коллег, на ужасающую дверь в Тартар — кабинет Игараси Хаята. Весь опенспейс, похожий на миниатюрный лабиринт Минотавра, вдруг стал ощущаться до щемящей боли родным, дорогим сердцу.

«Думаю так, будто не вернусь никогда… Глупость какая! Я же буду работать всего лишь двумя этажами выше — можно на перерывах к ребятам заглядывать», — нежный взгляд серых глаз устремился на каждого из близких коллег. — «Они ведь не будут против, уверена!»

Вэи будто бы проглотила колючий, болезненный комок, — запершило горло от напряжения, — прежде чем она решилась произнести тихое:

— До свидания, ребята…

Первым услышал и поднял голову Осама. Взъерошенный, точно разбуженная сова, он указательным пальцем резко поправил очки, едва ли не вдавив дужку в переносицу.

— До какого свидания, Мотидзуки? Ты на какое свидание так рано собралась? Бросаешь нас в последний свой день здесь?!

— Это вопрос жизни и смерти! — без толики весёлости прошептала Вэи, кинув взгляд на белоснежный циферблат наручных часов. — Мне нужно срочно другу кое-что отвезти… Я на поезд просто не успею.

— А почему я об этом друге ничего не знаю?! — Харуко оторвалась от чтения материалов к презентации, составленных Мотидзуки. В неё то как раз и был вперен взгляд карих глаз.

— Ну… Я ведь говорила, что у меня есть друзья вне офиса, — слабая защита Вэи была сломлена нападением с двух фронтов.

— Спасибо за детальное объяснение, всё сразу стало понятно, — Харуко добродушно усмехнулась и откинулась на спинку кресла, продолжая цепко сжимать документацию.

— Подробности, мне нужны подробности! Симпатичный то друг хоть?

— Богатый? Работает где? — Кийоко выглянула из-за спины Осамы.

Он единственный безмолвно наблюдал за происходящим взятием терпения и времени коллеги. Вэи понимала причину любопытства девушек и всё же полностью удовлетворить его у неё не было ни лишнего часа, ни хвастливого желания. «Не хочу подставлять его… К тому же, если узнают, что я вожу дружбу со столь значительным человеком и им об этом не говорю — самое малое, что меня ожидает — четвертование упрёками», — прикрываясь такой мыслью, как щитом, Мотидзуки принялась отступать. В ответ она предприняла попытку обезвредить «нападающих» завесой туманного ответа:

— Симпатичный или нет — кому как… От вкусов зависит… Работает на работе, на жизнь хватает. Он не жалуется.

Кийоко тряхнула завитыми волосами и недовольно пробурчала, возвращая взгляд к монитору:

— Больно нужен нам твой друг, Мотидзуки. Просто интересно, чего ты так подорвалась резко.

— Он бы пожелал остаться инкогнито, — бросила в своё оправдание Вэи.

Страх начал покалывать кончики пальцев от одной лишь мысли: «Сейчас обидятся, думая, что не доверяю им!»

— Шпион он что ли или ещё кто похуже, раз скрывается так? — Харуко вскинула брови в непритворном удивлении.

— А может он наоборот крутой! — возвестил мужской голос с соседнего ряда, по которому тут же волнами прошёлся шелест смешков.

Каждый из них наносил рану самообладанию, уже начавшему оседать под давлением волнения, вызванного торопливостью; стыда, призванного всеобщим вниманием; страха, порождённого мучительным желанием никого не обидеть, но и личность «милого друга» оставить тайной для всех. Вэи прикусила губу с внутренней стороны. Боялась… страшилась сорваться. В порыве чувств сорвётся непоправимое: «Оставьте его в покое! Какое вам вообще дело?!» И выстроенные отношения разорвутся, точно тонкая паутинка от порыва ветра.

— Для меня да… — негромко, но твёрдо произнесла Вэи и поспешила развернуться. — Мне пора! Я буду скучать по всем вам! Спасибо за бесценный опыт, что я смогла приобрести у вас!

Невысокая пиарщица резко развернулась на каблуках и стремительно направилась к выходу. Каждой секундой задержки она отсрочивает встречу с ним. Каждой секундой задержки она порождает новую тему для пересудов.

Встрепенувшись, Тагути Осама растеряно бросил во вслед младшей коллеги:

— Мотидзуки, к тебе можно приходить будет?!

— Разумеется! Я всегда буду рад… — Вэи остановилась на выходе и повернулась в последний раз, чтобы ответить, смотря Осаме прямо в глаза. Как вдруг, именно в этот миг, «Врата в Ад» отворились и из глубин личной Преисподней вышел заместитель руководителя — Игараси Хаята. И, заприметив, что «худший работник за всю столетнюю историю существования компании» собирается ретироваться, он резко взмахнул жёлтой папкой и указал ею в сторону Мотидзуки, словно самурай, желающий покарать обидчика.

— …ааааа… — протянула несчастная и энергично поклонилась, так, что заколки едва не выпали из волос. — До свидания, Хаята-сама!

— Стоять-бояться!!! Мотидзуки, да как ты…

— И для меня было честью работать с Вами! — произнесла Вэи, уже толкнув стеклянную дверь.

— Жалобу напишу!!! — мужчина порывистым, широким шагом начал покрывать расстояние, разделяющее его и «обнаглевшую вчерашнюю студентку». — Три жалобы!!!

— Прошу, отдохните, так будет лучше и Вам, и всему отделу! — Вэи ответила уже из кабины лифта. Пришлось забежать, тем самым напугав нескольких человек из отдела планирования и одного работника логистической компании.

Ответ разгневанного практически бывшего начальника поглотил утробный звук задвигающихся створок. Резкий писк оповестил об окончании концерта. На такой ноте Вэи завершила этот затянувшийся спектакль.

«Следующий сезон начнётся спустя два месяца. А пока актёры отдохнут друг от друга», — она прислонилась спиной к пластине стенки, переливающийся металлическим блеском. Устало прикрыла глаза. — «Иначе кому-то не поздоровится… Скорее всего мне и коллегам, вынужденным выслушивать наш непрекращающийся поток взаимных упреков».

Сквозь завесу тьмы взгляды ощутимо колют откровенной внимательностью. Смущает. Вэи представляла, какое впечатление на ничего не подозревающих зрителей произвёл её внезапный выход со сцены своего отдела в партер. Поэтому решила запахнуть пальто и завязать пояс уже на улице. Стоять в фойе бизнес-центра в час-пик, когда у большинства фирм плюс-минус оканчивается рабочий день, — плохая альтернатива её настоящему положению. Однако удручало даже не это…

«Почему ребята не сказали ничего напоследок? Ну, хотя бы удачи бы пожелали… Не нарваться в новом отделе на идейного брата-близнеца Хаята-сана», — такая наивная, по-детски простая обида, на нечуткость приятелей собралась в пульсирующий комок мыслей, который начал распространять горячие волны тупой боли по всей голове. — «Только Осаму проявил интерес ко мне, а не другу… Но, отчего я виню их? Они работали, в отличие от меня, их ждёт презентация. Думать о себе некогда, а я уже, возомнив себя невесть кем, рассчитываю, что их должны гложить заботы обо мне».

Пискнул лифт, возвещая о прибытии на первый этаж. И Мотидзуки в своих размышлениях прибыла к точке осознания того, что: «не нужно превозносить собственную значимость в жизни других». Она была успокоена тем, что душа прекратит метаться, так как нужная дорога к разрешению этого внутреннего конфликта была найдена. Так что из лифта Вэи вышла достаточно бодрым шагом. Провела пластиковой карточкой перед детектором пропускной системы.

— До свидания, Дзюнпэй-сан, Фуджита-сан! — помахала на прощание охранникам, ответившими ей встречным жестом и пожеланием хорошего вечера.

«Я точно успею доехать! На автобус как раз попадаю», — наскоро поправила чёрные лямки рюкзака. — «И всё же так тяжело… Столько к презентации готовилась, а вот оно как… Непонятно как получилось».

Вэи тихо вздохнула во след своим мыслям, вдохнула поддёрнутый вечерней прохладой воздух. Слабый травянистый аромат растений практически утопал в загазованной, запыленной атмосфере большого города. Девушка вдруг ощутила острую, почти болезненную тоску по деревенскому домику прабабушки. В этом уединённом приюте, сокрытом от всевозможных неурядиц «большого мира», она когда-то проводила летние каникулы… И сердце сжалось от воспоминания, что после смерти почтенной старушки дом продали, так как ездить туда было некому. Родители-врачи вечно на работе, а тётя-переводчик в разъездах с делегациями от Министерства.

Мотидзуки тряхнула головой, будто желая избавиться от тяжести удушающей грусти о невозвратном. В этот момент дверца Toyota Land Cruiser 80, стоявшей неподалёку открылась, и из неё вышел аккуратно одетый господин.

— Сасори?! — удивлённо воскликнула Вэи, выпустив из рук половинки пояса.

Chapter Text

Мотидзуки тряхнула головой, будто желая избавиться от тяжести удушающей грусти о невозвратном. В этот момент дверца Toyota Land Cruiser 80, стоявшей неподалёку открылась, и из неё вышел аккуратно одетый господин.

— Сасори?! — удивлённо воскликнула Вэи, выпустив из рук половинки пояса.

— Вэи, — он сдержанно кивнул в знак приветствия и решительно шагнул навстречу. — Я тоже удивлён, но не твоему присутствию здесь, — безэмоциональная усмешка сорвалась с по-аристократически тонко очерченных губ, — а твоей вопиющей безответственности по отношению к своему здоровью. На улице не настолько жарко, чтобы ходить в распахнутом пальто.

Мотидзуки не нашлась с ответом. Её разум, склонный к романтическим фантазиям, оказался околдован винтажной эстетикой картины. Маслянисто-жёлтый свет зажёгшихся фонарей растёкся по капотам припаркованных машин, сереющим полосам тротуаров и дорог, а также по песочно-коричневому пальто «милого друга». С непринуждённой строгостью разлетались в стороны тяжёлые лацканы. Этот концентрированно желтеющий свет особенно аккуратно оттенял белую рубашку, едва виднеющуюся из-под ворота пальто. И тем более тёмным казался винного цвета галстук. «Точно струя крови», — Вэи стало дурно от такого меткого, но всё же излишне убийственного сравнения. Однако более смертоносным мог показаться взгляд этого одетого с иголочки господина: неподвижное, трупное безразличие застыло в карих глаз. Ещё более впечатление укреплялось благодаря фарфоровой бледности кожи. В лицедейской игре электрического света она казалась вовсе болезненной, ненормальной. И всё же в пугающем образе была своя, поистине бодлеровская эстетика, которую Мотидзуки смогла оценить не без помощи «милого друга», неизвестно каким образом сумевшего достать русский перевод сборника.

«Точно с полотна сошёл… Неописуемо», — подумала Вэи и неловко повела плечами. Нужно было ответить хоть что-то, но все японские слова как назло вылетели из головы, уступив место русскому словосочетанию: «Красота то какая».

— Я… эм… вот как раз… в процессе…

Она взглядом указала на неловко выпущенную из руки половинку пояса. Сасори лишь покачал головой, устало прикрыв глаза.

— Будь добра, заверши его в машине. Уверен, если я простою здесь ещё хотя бы минуту, меня отправят в Лимб [Термин, использовавшийся в средневековом католическом богословии и обозначавший состояние или место пребывания не попавших в рай душ. Согласно представлениям о лимбе, в нём пребывают души тех, кто не заслужил ада и вечных мук, но не может попасть в рай по независящим от него причинам. раньше, чем я закончу свои дела в этом мире.]

Вэи заторопилась. Сжала в руках злосчастный пояс и обогнула капот. Невероятным образом Сасори, повторив манёвр, но со стороны багажника, оказался быстрее её. Изящная рука в тёмной кожаной перчатке легла на ручку. Раздался глухой щелчок, — Акасуна открыл перед Мотидзуки дверцу и приглашающим жестом указал на пассажирское сиденье.

— Благодарю, — с довольной улыбкой произнесла Вэи, опустившись в кожаное кресло. Неприятные воспоминания возникли искрами, которые девушка тут же потушила потоком размышлений.

«В его компании ощущаю себя принцессой. Так обходителен», — чуть повернув голову, взглянула на друга, решительно выруливающего с узкой дороги между парковкой и входом в бизнес-центр. — «Стоп…»

Внезапно здравая мысль прорезалась из-под воздушных снегов мечт, точно первый весенний подснежник. Только сейчас Вэи поняла, что каким-то образом другу удалось попасть на закрытую шлагбаумами парковочную территорию офиса. Неловкость из-за своей невнимательности молниеносно сменилась вопросом, уже прожигающим кончик языка: так не терпелось выудить причину у Акасуны. Однако, прижав к груди портфель, она решила отложить «допрос» до того, как они выедут на широкую дорогу. Не понаслышке, но опыту знала, что Сасори терпеть не может… нет, ненавидит, когда его отвлекают на сложных поворотах. В такие моменты неудачливому собеседнику повезёт, если мужчина решит сохранить ледяное молчание, а не вздумает поразить недальновидного ядовитым замечанием.

Поэтому Вэи повернула голову в сторону. С упоением воззрилась на пролетающие мимо размытые огни офисов, многоэтажек, магазинчиков и уличных фонарей. Она не спрашивала, куда они едут и зачем: безоговорочное и безграничное доверие к другу успокаивающе шептало: «Куда нужно».

Однако острый взгляд полоснул по шее, точно лезвие скальпеля. Мотидзуки невольно вздрогнула: больше от неожиданности, чем страха. «Из-за этого предложения Тобирамы-сама я стала слишком часто уноситься прочь, в глубь своих мыслей. Плохо это. Так и в беду угодить можно», — она повернула голову. Сасори следил за движением. Взгляд поразительно больших карих глаз вперен в дорогу.

«Вряд ли показалось… Слишком хорошо я знаю, когда он смотрит, а когда действительно нет», — ободрённая таким выводом, Вэи уже хотела было задать вопрос, но Акасуна успел «сделать ход» первым.

— Куда поедем: в кафе, ресторан или на заброшенный дом?

— Сейчас твоя очередь выбирать! — тихо рассмеявшись она улыбнулась. — В прошлый раз по моему желанию мы ездили в котокафе.

— И я поклялся никогда не заводить кошек.

— Но кто же знал, что у тебя аллергия на шерсть? Ты молчал как на допросе!

— Я сам был не в курсе, — Сасори сделал краткую паузу. — До того дня.

«Пора!» — ухватившись за удобный момент, Мотидзуки решила начать издалека. Пока салон, пропитанный душистой горечью кофе, был погружен в безмятежное безмолвие, она осознала, что вопрос оказался не простым, а комплексным.

«Как говорилось в треклятой математике: слишком много неизвестных», — добавила приверженка гуманитарных наук.

— Тебе наконец-то удалось вырваться с работы раньше полуночи! Мало операций было?

— Такое было разве что в сказках, — хмыкнул. — Сократил нагрузку. Я уже забыл, когда видел дом… тебя.

— Я тоже скучала, Сасори, — Вэи нежно улыбнулась другу, повернув голову в сторону его, недвижимого, сосредоточенного до побеления костяшек пальцев, сжимающих руль. — Хотела, вот, сегодня к тебе поехать, чтобы убедиться, что с тобой всё в порядке… Но ты опередил меня!

— Это ненамеренно, поверь, — хрипло усмехнулся, не отводя взгляда от дороги.

— Я и не думала, что ты нанял детектива с собачкой, чтобы следить за мной, — взгляд упал на проехавший мимо чёрный Mercedes явно последней модели. — Хотя… уже начинаю сомневаться. Как-то тебе удалось разузнать, во сколько я закончила работу.

— Ты сама говорила, что твой рабочий день заканчивается в шесть.

— Но я ведь и упоминала, что перерабатываю на полчаса или целый час. В особенности же, когда мы занимаемся новым проектом… — Вэи решила осторожно ненавязчивыми вопросами протоптать тропинку к заветной цели — истине, которую Сасори намеренно или нет не спешил открывать. — А ты подъехал так ювелирно точно… Сложно поверить, что случайно.

— Твой ход мыслей мне понятен. Говори прямо, — Акасуна мазнул взглядом по её порозовевшему лицу. — Ты же знаешь, я ненавижу ждать.

— Но и ты ведь знаешь, что я прямо не умею… — она пожала плечами, мол, такова правда обо мне. — Боюсь обидеть прямолинейностью.

Внезапно лицо Сасори будто просветлело: мраморный мрак безразличия на долю мгновения сменился теплотой одного ему известного чувства. Впрочем, оно быстро померкло. Акасуна словно бы не мог долее нескольких секунд удержать на лице маску хотя бы одной эмоции, кроме непроницательной собранности.

— Знаю. Поэтому не прерывал твой поток сознания. Я спросил у господина Кё.

Вэи шарахнулась, точно от удара током. Едва не прикусила язык, уже вытянувшийся чуть вперёд, чтобы произвести на свет звуки. Однако зубы клацнули раньше. В голове пульсировало лишь одно вопросительное слово: «Откуда?!»

— Я его знаю. Да, — Акасуна просигналил излишне наглому водителю, решившему обогнать его. — Никчёмные людишки…

Вероятно за первой характеристикой неминуемо последовала бы вторя, куда менее лестная. Однако, бросив косой взгляд на пассажирку, Сасори решил обойтись первым вариантом. Украсил его лишь незатейливым:

— Как только мозгов хватает на права сдать? Так… Прошу прощения, меня отвлекли. Господина Кё я знаю дольше, чем ты живёшь в Японии.

— Хорошо, что не дольше, чем на свете живу, — пробурчала Вэи, высматривая среди непримечательных однотипных коробок девятиэтажек тот самый заброшенный дом.

Его для своих встреч с Сасори они облюбовали совсем недавно. Нашла же его Мотидзуки, когда, возвращаясь со встречи с одним из журналистов, случайно села не на тот автобус. Так, перепутав похожие цифры, она потеряла время, за что получила нагоняй от Хаята-сама, но тем не менее нашла совершенно чудесный недостроенный дом. Застройщик разорился. Покупать же участок, что удивительно, никто пока не собирался.

— Я стар, но умеренно, — в спокойно голосе скользнула безотчётная тень печали.

Вэи стало стыдно за свою неуместную иронию. «Жаль, что язык не укусила… Может, меньше болтать бы начала», — подумала она. Заметила с искренним жаром:

— И вовсе ты не стар! А, как говорил герой одного мультфильма: «Мужчина в самом расцвете сил»! — кивнула, чтобы её слова звучали убедительнее. — И я с ним соглашусь. А насчёт господина Кё… Я просто удивилась… Прости, не ожидала, что ты можешь его знать.

— У хорошего хирурга связей не меньше, чем у политика или бизнесмена, — Сасори покачал головой. — Мои силы скорее увяли. Лишь сгнить осталось до полного исчезновения. Но мне приятен твой жизнерадостный, полный надежды тон… Он подбадривает, что ли…

— Я знаю, что тебя ещё может подбодрить, — Вэи заговорщически подмигнула товарищу и прижала портфель к груди, практически незаметной под плотным слоем ткани пиджака.

— И что же? — тонкая бровь изящно изогнулась в арочную дугу.

— Не скажу, пока не ответишь, сколько знаешь господина Кё и как попал к нам на парковку!

— Жёсткие требования, — лицо мужчины вновь приобрело неотчётливое выражение мрачной задумчивости. — Но ради твоего сюрприза я готов выполнить каждое из них. К тому же, мы приехали. Как раз успеем побеседовать, а после я отвезу тебя на поезд.

«Как раз об этом… Думать хочется менее всего. Но нужно… договориться с господином Катсу. Иного выхода я не вижу», — Вэи постаралась укрыть растерянность за ширмой добродушной улыбки.

Стоило Сасори открыть дверцу со своей стороны, как салон тут же наполнился свежестью вечера, утонувшей в мокром запахе грязи и перегнивших листьев. Кофейная прянность, расщеплённая этой гремучей смесью, растворилась, стала едва ощутимой. Практически неуловимой.

Вэи без стеснения сжала протянутую ладонь. Это удушающее ощущение прошло спустя время, за которое она привыкла к галантным манерам «милого друга». Невольно хотелось, чтобы все мужчины были столь предупредительны. Но разве это не пустые мечты? «Каждый получает разное воспитание, растёт в разных условиях. Глупо ото всех требовать похожего поведения», — такого мнения придерживалась девушка, равно как и сейчас она придерживалась за руку в кожаной перчатке. Обманчиво хрупкую, скрыто сильную.

Мотидзуки выбралась наружу, в объятия этой перегнившей свежести и Сасори. Он без особых церемоний укутал девушку в её же пальто. Заступил за ту линию, границу, что обозначает интимное расстояние между собеседниками. Хирург стоял к пиарщице практически вплотную. Его дыхание обжигало лицо, а руки талию. От него исходил аромат пьянящей хвои, постепенно сгорающей, тающей удовым дымком, оттенённым едва уловимой сладостью. Вэи даже запомнила название нового парфюма друга: «Encre Noire A L'Extreme Lalique».

Однако произнести не решалась — таким завораживающе-красивым и витиевато-сложным казался ей французский язык.

Она отчётливо не могла разглядеть выражение его лица, — мужчина наклонился, чтобы видеть, как его пальцы колдуют над длинной змеёй пояса.

— Сасори, я бы и сама смогла… — она тихо хихикнула, находя такую заботу трогательной и очаровательной.

— Заболеть? — Акасуна не поднимал головы, и его голос звучал сухо, жёстко, как хруст опалой листвы. — Уверен, без моей посильной помощи ты бы справилась. О, Вэи, ты не представляешь…

Мотидзуки вздохнула, ощутив, как удавкой затянулся на талии пояс. Спустя мгновение темноту прорезал едкий взгляд карих глаз: в них обманчиво-переливчато плыл, играл неверный свет редких фонарей. Сасори был выше её на сантиметров пятнадцать — значительно. Поэтому, выпрямившись, он смотрел на неё сверху вниз. Смотрел так, будто одновременно желал обнять и придушить на этом самом месте. Девушка знала это состояние тихой злости.

«Почему же так халатно относишься к собственному здоровью, а обо мне заботишься, будто родной отец?» — мысль разлилась в сердце бурлящей, кипящей грустью. Хотелось докричаться, достучаться до друга, но тот, будто не слыша, отдавал последнее время на что угодно, кроме себя самого. Смотря в его глубокие карие глаза, вобравшие мрак и свет окружающего мира, ей хотелось в своём взгляде серых, полупрозрачных глаз передать ему сообщение её истинных чувств. То, которое невозможно облачить в пространную форму слов.

—… как иногда хочется приставить к тебе служанку, как в былые времена, чтобы она второй парой глаз компенсировала невнимание госпожи.

— Тоже самое хочу сделать и я, чтобы твой слуга ещё одним мозгом компенсировал забывчивость твоего, — Вэи покачала головой и приподняла бровь, отчего её лицо приобрело выражение лисьей хитринки. — Ты пообедать сегодня не забыл?

— Ясно… На подавление мятежа бросили основные силы, — Сасори хрипло усмехнулся.

— Практически нет.

— И как, позволь узнать, это понимать? — она наигранно насупилась. Сузила глаза до едва различимых в темноте прорезей, сквозь которые проглядывала светлая радужка.

— Крекер был вкусным.

— И это он называет обедом?!

— А как ещё это можно назвать?

— Смертным приговором желудку! Вот как! — Вэи кивком головы указала на висящий на спине рюкзак. — Доберёмся до заброшки, я тебя откормлю… И не вздумай сопротивляться, это бесполезно. Твоих призывов о помощи никто всё равно не услышит. А даже если и так, то меня вряд ли осудят.

— Я и не намеревался, — резюмировал Сасори.

Мотидзуки ощутила резкую, краткую дрожь на своей талии. До этого момента она и не замечала, что длинные, изящные, женственные пальцы лежали на её стане. Никаким движением, резким сокращением мышц не выдавал друг этой вольности. Её, впрочем, Вэи списала на усталость и задумчивость Сасори. Вне больницы именитый хирург становился рассеянным, его отстранённость обострялась до замкнутости. Мозг словно бы брал перерыв после изнуряющей работы. А чувства, притуплённые во время операций, вдруг просыпались, начинали бесчинствовать в обмен на часы забвения.

«На его месте многие бы не выдержали такого темпа жизни. А Сасори умудряется при этом играть на фортепиано, ходить на оперу, балет, в театры… И читать не только медицинские справочники! В моей голове не укладывается этот факт, а в его укладываются пласт за пластом новые знания», — Вэи неподдельно восхищалась острым умом мужчины, который в этот момент…

Отошёл… Даже отскочил от неё, сделав несколько широких шагов назад. Развернулся на каблуках начищенных, лакированных ботинок. Порывисто закрыл машину. Запустил ключ в карман пальто. Отрывистым жестом призвал Вэи следовать за ним.

— Ты ведь интересовалась насчёт господина Кё? — голос дрожал, прерывался от частого, нервного дыхания.

— А… да, до сих пор… — прошептала Мотидзуки. Её обескуражила резкая перемена в настроении друга. Впрочем, ему свойственная. Только привыкнуть к разительному переливу эмоций ей удалось лишь спустя год их общения.

— Я уже около десяти лет оперирую самого господина Кё и целый выводок его родственников.

Он шёл быстро, широко шагая, спешно прорезая пустынный клочок земли, точно метеор бескрайний небесный простор. Вэи, словно медленно плывущая падающая звезда, едва поспевала за ним. Треклятые каблуки так и норовили навсегда застрять в размякшей, хлюпающей грязи. «Туфли придётся чистить, а новые колготки стирать», — внутренний скупердяй, скооперировавшись с лентяем, начали обоюдно осыпать её донимающими упрёками. Мотидзуки силилась сосредоточиться на том, что говорит друг, а не этих субъектах, которые ей уже порядком осточертели. Однако, увы, выгнать их из своей души никак не получалось, — сила воли не имела достаточно власти над злобными недостатками. Сплошные препятствия!

— Он не прочь оказать мне услугу гораздо более значительную, чем то, о чём я его попросил, — в каждом плавно выведенном слове слышалась лишь констатация факта и никакого личного, глубокого чувства.

Мотидзуки знала, что Сасори плевать на господина Кё равно до того момента, пока его не привезут в операционную, либо же уже самому хирургу не понадобится что-то от пациента. Так случилось и на сей раз.

Вэи понимала причины такого отношения друга к знакомым. Однако принять подобную позицию за эталон было выше её сил и желаний.

— Я просто боюсь… Как бы господин Кё не подумал о чём-то не таком… Об иной специфике наших отношений.

— Касается ли она его? — Сасори искоса взглянул на спутницу. Замедлил шаг. За этот добрый жест понимания Вэи одарила его улыбкой: в ней была выражена благодарность и нежность. Тронутый ли очарованием девушки, а, может быть, лишь лучом выглянувшей из-за туч луны, — неизвестно — мужчина неразличимо смутился. Отвернулся.

— Нет, конечно… Фух… Но всё же подозрение уже зародится в его мыслях.

— Предавай поменьше значения мыслям других, — отрезал Сасори, остановившись возле полуразрушенного входа в здание. — В противном случае ты устанешь от общества и себя раньше времени. Сгоришь. Растешь, как восковая свеча под гнётом слишком большого пламени.

Руки в чёрных перчатках с характерным для сделанных из кожи аксессуаров скрипом сжались в кулаки. Он стоял аккурат напротив мрачного прямоугольника прохода, давно лишённого дверей. Фигура Сасори, облачённого в костюм двойку с накинутым поверх пальто, казалась особенно выпуклой, выделяющийся из-за светлого оттенка ткани. Но всё более из-за алеющих, точно безудержные языки пламени, волос.

Мрачный в своей сосредоточенности, он стоял позабытой богами и людьми аттической скульптурой — неподвижной, неживой.

— А я… Знаешь… Тебе то ведомо, мое милое дитя, что я не могу допустить, чтобы подобное произошло с тобой, — голос звучал сдавленно: его сковывали цепи волнения. И звуки казались застывшими, неподвижными, отзывающимися едва уловимым эхо.

В её сердце будто нечто кольнуло. Боль, благодарность, бессвязные порывы помочь. Пообещать, что ей подобная участь не грозит.

«Не могу… Кто я такая, чтобы смотреть в будущее? Зачем бездумно бросать слова на ветер?» — с такою мыслью, Вэи приблизилась к Сасори. Робко опустила свою ладошку на его руку. Под пальцами, не укрытыми материей, ощутила, как окаменели мышцы кисти.

— «Ведь в этом мире так трудно//Быть ко всему равнодушной»,[ Неизвестный автор. «Кокинвакасю», 631] — ответила последними строками танаки, зная, как нравится ему подобное.

— «Что ждёт впереди//? Не ведаю…// И даже рядом с собою//Ничего разглядеть не могу», — потаённая, словно позабытая ласковость, развеяла безразличие, стёрла безэмоциональность в голосе Акасуна.

Он, не смотря на свою спутницу, разжал руку и бережно обхватил её ладонь. Так тонко-осторожно, точно хрупкую фарфоровую драгоценность древнего Китая. Затем отпустил, взял её под локоть и заботливо повёл мимо разбросанных осколков и строительного мусора. На это мрачное кладбище некогда бурлящей стройки падал лунный свет.

— Будь осторожна, юная Комати[Сасори имеет ввиду одну из великих поэтов — Оно-но Комати], иначе напорешься на грозного врага всех некачественных туфлей.

— Так прямолинейно! — Вэи даже задохнулась от обуявшего душу возмущения.

— Зато честно.

— Вот тогда, блюститель истины и целых подошв, ответить, как ты попал на закрытую парковку? Благодаря господину Кё?

Лишь обогнув угрожающе острые балки, лежащие в беспорядке на полу, Сасори ответил:

— Нет. У меня есть пропуск.

— Где ты его раздобыл?! — Вэи удивлённо вскинула брови. Вспомнила суровых секьюрити в фойе.

«Те даже кому надо не сразу без пропуска откроют. И тот выдают только работающим в бизнес-центре… Быть может, есть отдельная категория специальных пропусков для VIP-персон?» — ей пришлось теряться в предположениях, пока они не минули по узкой бетонной лестнице первый этаж.

— У застройщика, разумеется. Не стащил же я его, в самом деле, — Сасори остановился. Прислушался к пыльному безмолвию заброшенного помещения. Ни шороха. Лишь где-то в отдалении в жалостливом одиночестве каркала ворона.

Вэи, так же вслушавшись в тишину, пыталась различить звуки, те, что укажут на пребывание в здании таки же любителей вечерних прогулок в необычных местах, либо бездомных. Ответом ей послужил стон гуляющих сквозняков.

— Ты… имеешь ввиду девелопера, построившего офис? — она едва верила в то, что шептала. Бессознательный страх губить устрашающую прелесть одинокой тишины прошёлся холодком по позвоночнику.

— Кого ещё я мог иметь ввиду под застройщиком этого бизнес-центра? — её спутник в изумлении вскинул брови, явно не понимая, чему Мотидзуки так беспрестанно удивляется. — Впрочем, и не только «Ota Plaza», если быть откровенным.

За спинами рисковых путешественников зияло красновато-голубой синевой закатное небо: окно лестничной площадки было беспощадно выбито либо хулиганами, либо иными противниками порядка. В застойный запах нежилого здания вплетался дух свежести осени, дрожащей на тонкой грани между ранней "золотой" и поздней "промозглой". Вэи опасливо бросила взгляд на уплывающее солнце. У неё в запасе было не больше получаса.

«Отчего время так безжалостно?» — печальная мысль потерялась в потоке других, занимавших воображение, которое уже не могло вместить в себя всё узнанное, произошедшее за день.

— Эм… а… знаешь, да, мой вопрос в действительности звучал глупо для тебя, — Мотидзуки сделала шаг вперёд.

Однако Сасори робко, но вместе с тем настойчиво, обхватив её ладонь, пошёл наверх первым. Он явно намеревался встретиться с возможной опасностью лицом к лицу, чтобы спиной защитить спутницу. Которой лишь оставалось смириться с гиперопекой друга. Всё же разница в двадцать лет диктовала свои условия для этих необычных отношений.

— … Но у меня просто в голове не укладывается, что ты знаком со столькими важными людьми!

— Вот именно, что людьми, — он сардонически усмехнулся: по спине Мотидзуки разлился колющий холодок. — Вроде как. Не твори из них кумиров, они — простые смертные с простыми желаниями и пороками. Единственное, что их отличает от живущих в этом районе рабочих — возможность реализовать свои извращенства с пышностью и размахом.

— Неужели прямо все сильные мира сего так плохи? — Вэи осторожно переступила через чьи-то полуразвалившиеся ботинки, покрывшиеся белой пылью штукатурки.

— Практически. Исключения можно пересчитать по пальцам кисти человека с ампутированными руками.

Мотидзуки едва не вмазалась в дверь — настолько сильной была шутка и неприкрыто злым сарказм.

«Обожаю юмор врачей», — подумала она, тряхнув головой. — «После таких шуток требуется бесплатная запись вне очереди к психиатру».

— Запущенный случай… — заметила она.

Сделав несколько шагов назад, остановилась у полуобвалившейся стены. Всё равно спорить с Акасуной бесполезно: он не позволит ему помочь в борьбе с чердачной дверью. Чернеющая пустотой дыра открывала обширный вид на пласты бетонных плит, неухоженный лабиринт стен, мрачные ямы лестниц. Вдали, будто отчуждённый изгой, зияла бездна лифтовой шахты. Её Вэи боялась больше всего в этом доме. Ей казалось, что один неосторожный шаг… и она познает закон притяжения лучше, чем яблоко, упавшее на голову Ньютона.

— Если болезнь не лечить в течении ближайшего времени, — осложнения неизбежны. А если не заниматься ею столетиями… — Сасори налёг на дверь плечом. Та с возмущённым скрипом отворилась. — То она мутирует в нечто совершенно гротескное. Пойдём.

Рука в кожаной перчатке мелькнула перед глазами. Вэи, не колеблясь, вложила в неё свою ладонь. Пальцы, тонкие и цепкие, хваткие, точно паучьи лапки, жадно обхватили эту бледную хрупкую бабочку. Обхватили и не отпускали, пока Сасори и Вэи не подошли к аккуратно сложенным бетонным балкам. Те так и не дождались своего часа стать частью единой, монструозной конструкции девятиэтажки, отстроенной только на шесть этажей.

Бабочка мягко высвободилась из сдавливающих объятий паука. Он не сопротивлялся её своеволию. Однако Вэи ощущала на себе взгляд, пока она, водрузив рюкзак на балки, доставала из его недр о-бэнто.

— Значит, Сенджу Тобирама тоже такой, заражённый мутировавшей болезнью порока? — она в задумчивости свела изящные брови к переносице. Сиплый вздох вырвался из груди, сдавленной одном лишь воспоминании о тяжёлой атмосфере кабинета, непереносимом взгляде начальника. — Вот, это твой нормальный обед для человека, работающего по двадцать пять часов в день.

Она протянула ему розовый пластиковый контейнерчик. На его крышке бледно- и ярко-розовыми сочными красками расцветали рисунки вишен. Сасори не находил нужным сопротивляться и оказываться. Да и едва ли он желал того. Сняв перчатки и положив их в карман, с благодарностью принял милый подарок.

— Надеюсь, тебе понравится! — с улыбкой произнесла Вэи, выуживая из рюкзака шоколадный батончик «Kit Kat».

— Онигири, варенные яйца, бутерброды, морковный салат и…

— И печенье! — с гордостью добавила Мотидзуки, откусив сразу половину шоколадки. — Сама испекла.

— Оно… крайне необычной формы, — Акасуна поднёс к лицу пластиковую коробочку, чтобы получше разглядеть овальные орешки из теста.

— Это по нашему, СССРовскому фирменному рецепту приготовлено! — подмигнув другу она вернулась к поеданию великобританской сладости. — Я, когда уезжала сюда учится, забрала с собой специальную… Даже не знаю, как назвать эту не то формочку, не то пресс своеобразный. Готовилась к нелегкой жизни одинокого волка.

Сасори с интересом покрутил в руках необычную сладость. Надкусил. Тонкая, едва заметная улыбка тронула бескровные губы.

— Вкусно. Причём весьма. Мне нравится это блюдо одинокого волка.

Вэи искренне рассмеялась, прикрыв рот ладонью, кажущейся полупрозрачной, нежно-розовой в закатном свете, разливающимся по небосводу, словно пролитое красное вино.

— Польщена-польщена! Теперь я знаю, чем тебя обрадовать. Конечно, по-хорошему, тут должна быть варенная сгущенка, но в Японии такую если и можно достать, то не в магазине для простых смертных.

— Я покажу тебе несколько магазинов для «небожителей». Тебе пригодится, — Сасори с тихим треском разломил одноразовые палочки. — Вдруг какой-нибудь избалованный актёришка или ещё кто-то из того отребья, с которым тебе приходится возиться, захочет именно итальянский кофе? Такой не в каждом продуктовом магазине можно найти.

— Эх, ты слишком жесток к творческим людям! — Вэи с наигранной укоризной покачала головой, украдкой смотря на мраморно-непроницаемое, стоически спокойное лицо друга. — Может быть им для вдохновения нужен вкус Италии…

— Его выращивают в основном в Индии, странах Африки и Южной Америки. Какая тут к черту Италия? — с поразительной ловкостью и отточенной аккуратностью он поддел ломтики моркови и зелени.

— Ну… не знаю, честно, на пачке написано обычно, что производитель — такая-то страна, — её голос стал звучать значительно тише. В его интонацию вплелось, разбивая её на дрожь смущённая неловкость.

«Я совсем не знаю мира. За три года не успеваю… не могу выучить стольких вещей. Никогда даже всерьёз не задумывалась, а почему называют итальянским кофе, который вырощен, к примеру, в Эфиопии?» — мысли давили на виски, шумели в голове напряжённо-сдавленными звуками. Мотидзуки не стеснялась показаться недостаточно умной перед Сасори — нелепость! Итак понятно, что они не идут вровень в интеллектуальном соревновании. Однако, когда разговор касался таких простых, практически бытовых мелочей, которые для Вэи являлись едва ли не открытием Америки, то уже становилось стыдно. Мучительно стыдно за свою непросвещённость.

И вновь острый взгляд, точно скальпель, ранил покрасневшие щёки. Вэи повернула голову в сторону Сасори, смотрящего на неё с внимательной нежностью бесконечно снисходительного учителя. За их спинами чернели развалины, впереди окрашивался розовым белый лес блоков жилых домов. Бархатно-обволакивающий голос, совсем не такой грубый, угрожающе-низкий, как у Тобирамы, привносил успокоение и ободрение в её смущенную душу.

— В Италии базируется компания, которая закупает из южных стран кофейные зёрна, после перемалывает их и фасует в упаковки. Те, кто говорят, что такой кофе итальянский — правы ровно наполовину. Однако, — Сасори не отводил взгляда, горящего пламенем потухающего солнца, с лица Вэи, которая завороженно слушала старшего товарища, — настоящий итальянский кофе, мое милое дитя, ты можешь попробовать только в Италии или тематических ресторанах, кафе. Итальянским его делает способ приготовления.

— Как чудесно… — на выдохе произнесла она.

Она смотрела на космическое солнце, а он смотрел на неё, этого, увы, не замечавшую.

— Чудесная… — прошептал Сасори, забывшись на миг.

— Что? Кто? — объект его внимания начала вертеть головой во все стороны и даже заглядывать вниз, силясь отыскать эту загадочную «чудесную» вещь или женщину.

Спохватившись, Акасуна уже более сдержанно произнёс:

— Возможность узнать больше об итальянском кофе… Съездить в Италию.

— Вот стану профессором, мы обязательно съездим в Рим! И не только, — Вэи обратила своё внимание на Сасори, вернувшегося к своему позднему обеду. — Осталось немного потерпеть… Я могу сократить время ожидания в ближайшие месяцы. Так как мне предложили перевод на работе.

— Это связано с твоим вопросом о Сенджу Тобираме?

Мотидзуки уловила, как изменился тон «милого друга»: в нём проклюнулась прежняя непримиримая жёсткость.

— Ты кушай пока, а я постараюсь всё кратко изложить… Дело было так…

Когда последнее слово растаяло туманным облачком тёплого дыхания в забвенной тиши, вдали послышалось срывающееся в скрипучий хрип карканье ворон. Сасори уже успел закончить свой импровизированный обед-ужин. Вэи убрала коробочку для о-бэнто обратно в рюкзак, вслушиваясь в перекличку могильных птиц. Единственный живой звук в неживом месте. Акасуна, словно желая слиться с ним, застыл в молчаливой неподвижности. Только во взгляде шевелились, переливались оттенки чувств. И самым ярким из них было недопонимание.

Вэи не решалась прерывать мыслительный процесс друга. Ждала его вердикта, как приговора своему первому впечатлению о «большом боссе» компании. Лишь бросила печальный взгляд на часы.

«Ещё пять минут…» — подумала она, и Сасори, словно услышав её мысли, поспешил ответить:

— Впрочем… Можно считать, тебе повезло. Не только в отношении вознаграждения, но и начальника. Вернее, его отношения к ближайшим подчинённым.

«Он имеет ввиду, что пугать помощников до потери сознания у последних — это хорошо?!» — однако нелепая мысль быстро сменилась более здравой. — «Нет, он имеет ввиду нечто совершенно иное… Не хочу спрашивать, о чем он, иначе Сасори окончательно укрепится в своём убеждении, что процесс эволюции я благополучно проспала в пещере».

— Раз он лично занимается твоим переводом, вызывает тебя на допрос… кхм, беседу, — Акасуна ядовито хмыкнул, приподнял рукава многослойных одежд, чтобы взглянуть на циферблат часов. — Пойдём. Иначе я не успею тебя отвезти к вокзалу во время.

— Конечно… И я понимаю, что мне придётся плотно поработать с Тобирамой-сама, — сказала Вэи, не поворачивая головы.

Пока она возилась с лямками рюкзака, упустила из виду молниеносную перемену в лице друга. Выражение спокойствия, будто искажённое судорогой, растрескалось на осколки: рот сузился в тонкую полосу, а глаза, наоборот, расширились в невыразимом гневе; между бровей пролегли борозды заметных морщин, а брови, казалось, могли впиться в переносицу.

— … Он бы тогда сам не занимался моим переводом, лично бы ничего не объяснял — для этого есть работники отдела или его начальник, на худой конец. К тому же Тобирама-сама обмолвился, что ему хочется понять суть этого дела, понять русских.

Вэи шла впереди, вслушиваясь в тяжёлые шаги за спиной. На этот раз ей удалось первой нырнуть в проход. Сасори оказался внутри следом. Предусмотрительно затворил тяжёлую металлическую дверь, чей скрип протяжным эхо разлетелся по заброшке. Однако отходить от неё не спешил. Так и застыл, упершись в металлическую поверхность тонкокостною рукою. Девушка замерла и с волнением подбежала к другу.

— Тебе плохо?...

Положила мягкую ладонь на его спину. Но он резко отпрянул и покачал головой, своим обычным тоном произнес:

— Проверял, чтобы была плотно закрыта. Иначе какие-нибудь не в меру активные подростки просочатся на крышу: именно благодаря таким травмпункт никогда не пустует. Насчёт Тобирамы могу посоветовать тебе следующее. Не просто посоветовать, — Сасори для большей убедительности вперил взгляд в подругу, спускавшуюся следом за ним. — Но настоятельно порекомендовать: выполняй всё точно, как он прикажет, и ни в коем случае не смей даже мыслью впутываться в подковёрные дела компании.

— Думаешь, и здесь могут укрываться от налогов и скрывать кредиторскую задолженность? — Вэи невольно вжала голову в плечи, вспомнив, как в один день пятнадцать человек-сотрудников компании по варке ароматических свечей нашли себя безработными и безденежными жертвами непроходящего кризиса.

— Это ничтожно мелко для «Ota Confectionary», — Сасори без обиняк пнул носком сапога камень, чтобы тот не мешал его спутнице спускаться. Послышался гулкий звук удара. — К тому же вас поддерживает правительство, какие-то субсидии в начале правления Сенджу вам выплатили гарантированно.

— По программе помощи развития частного бизнеса?

— По старой дружбе, — Акасуна безэмоционально усмехнулся. — Наиболее надёжная и долгосрочная программа. Под такую ты не попадешь, поэтому, дитя моё, повторяю вновь в надежде на твоё полное понимание: не пытайся разрешить задачу, непосильную тебе. Увидишь несостыковки в формулировках, цифрах — говори Тобираме. Он сам поймёт, что с этим делать. Переводи то, что велено, — не своевольничай, не пытайся помочь даже своим, пусть и осознаешь, что их откровенно нае… — Сасори прокашлялся в кулак, словно бы пытаясь вырвать изо рта так и просящийся в контекст сильный, но очень уж обсценный глагол. — Надувают. Тебя это не касается.

— Противно безмолвно наблюдать за тем, как вершится обман… Но… — Мотидзуки нервно взглотнула. — Я понимала, на что соглашалась… Представляла, что всё примерно так и будет, ведь моя задача быть посредником, а не участником коммуникации. И всё же Тобирама-сама больше похож на генерала, чем барона мафии.

— Не даруй ему столь значительный титул безосновательно. К тому же есть люди гораздо более опасные, чем бароны, — Сасори и Вэи вышли, оставив позади своё уютное убежище от урбанистической суматохи и шума. — Их ближайшие помощники.

— Ты имеешь ввиду, что Тобирама-сама… — Вэи в с подозрением воззрилась на друга, пытаясь выискать в непроницаемом выражении лица и взгляде какой-нибудь подвох.

— «Того, что говорят нам, мы не слушаем, И то подозреваем, что не сказано»Того, что говорят нам, мы не слушаем,, — Акасуна усмехнулся. — Я имел ввиду лишь то, что сказал. Ни мыслью более.

— Пожалуй, я поверю, что тебе неизвестен страшный секрет Тобирамы… — однако как её наигранно простодушные слова разнились с лукавостью, пляшущей ведьминским хороводом в глазах пиарщицы.

— Смотря что считать «страшным». Тобирама скрытен, недоверчив, пунктуален, как механизм Rolex. Поэтому рекомендую сдавать работу в срок или даже несколько раньше. Большего тебе знать о нём не нужно.

— А ты знаешь большее? — Вэи не могла сдержать гложащее душу любопытства.

«В самом деле, лучше владеть большим объёмом информации о том, с кем предстоит работать. В особенности же, если это человек у власти… Меньше ошибок можно допустить. Непоправимых», — она с раздражением повела ногой, которая едва не лишилась туфли. Безжалостная грязь, точно опытный прожжённый вор, не намеревалась оставаться ни с чем.

— Я много чего знаю, — Сасори устало разблокировал машину. — Но тебе об этом ведать не нужно. В конце концов, кто умножает познания, умножает скорбь.

И вновь он галантно открыл перед Мотидзуки дверцу. Она нырнула в салон, но перед этим постаралась стряхнуть грязь с обуви и даже выудила из рюкзака салфетку, чтобы обтереть носки и борта туфлей.

— Наверное ты прав… Лучше мне не прибавлять к свои печалям ещё и чужие, — прошептала она, не в силах отвести взгляда от своей туфли, чернеющей на фоне грязновато-коричневой травы.

— Не нужно так переживать за салон. Я всё равно планировал отвезти её на мойку. Тебя… что-то тревожит?

— Пустяки да и только, — Мотидзуки спохватилась, но поздно: Сасори слишком хорошо знал её манёвры.

Поэтому контратаковал незамедлительно:

— Опять пытаешься играть в Джеймса Бонда? — голос стал звучать более требовательно, вибрировать на грани раздражения и злости. — Выкладывай немедля в чём дело. Я не хочу узнавать обо всём, как в прошлый раз.

— Братик Наруто несколько преувеличил тогда… — Мотидзуки не хотелось вспоминать о том инциденте с одногруппником, не хотелось вновь волновать друзей своей слабостью, безнадежным неумением скрывать чувства. — Ты же знаешь, какая я королева драмы. Да к тому же впечатлительная. Гремучая смесь…

Она захлопнула дверцу машины. Грязную салфетку завернула в чистую и скрыла в пустом кармашке рюкзака, чтобы после выбросить в урну на вокзале.

Послышался скрип колёс и зубов Сасори, явно желавшего высказаться едко, метко по поводу «несколько преувеличенного инцидента». Костяшки пальцев побелели от силы, с которой он сдавил рулевое колесо.

— Ты — прелестное средоточие истинных, чистейших чувств и побуждений. А то недоразвитое существо, решившее, что приклеивать юбку девушки к стулу, — забавная идея — лишь идеальный образец для рекламы контрацептивов. Вэи, — он хрипло выдохнул, встретившись пронзительным взглядом с её, встревоженным. — Я сойду с ума, если вновь увижу тебя на грани нервного расстройства. Дёрнул меня знакомый в тогда слетать в Нью-Йорк на конференцию… Поэтому выкладывай суть дела.

И что ей оставалось? Лишь безропотно подчиниться воле друга, расстраивать которого Мотидзуки хотелось ещё меньше, чем обременять своими «нескончаемыми проблемами».

Внезапно машина остановилась рядом с одним из многочисленных отпрысков-близнецов семейства блочных девятиэтажек. Сасори резко повернулся к ней. Его лицо пылало гневом.

— Я знаю, ты хочешь меня придушить, четвертовать и закопать, — Вэи, успокаивающе улыбнувшись, примирительно подняла ладони в знак капитуляции. — Однако в своё оправдание…

— Такой. Глупости. Нет. Оправдания, — беспрекословным тоном Акасуна отчеканил каждое слово, не убирая рук с руля, кажется, единственной хлипкой преграды между Вэи и ожидающей её расправой. — Просить якудза провести до дома в этом вшивом притоне, где собирается самое отребье общества?!... Как ты вообще дошла до мысли такой…

— В отчаянии, — Вэи сдавленно выдохнула, обратив взгляд на вышедшую из подъезда девушку. Поправив лямку лаймового цвета сумки, незнакомка уверенно зашагала по тротуару. Мерный стук каблуков отдавал в усталой голове мучительной трелью. — Я не могу потратить заработанное на хостелы. Я молчу о студиях и съёме квартиры — из-за этого и переехала на окраину Токайдо. Ты ведь знаешь, как немилосердны цены на жилье в наше время.

— Знаю… — глаза мужчины внезапно загорелись пламенем азарта. — Поэтому предлагаю на время переехать ко мне.

Единственное, что смогла произнести Вэи, поражённо взглянув на друга, было простое:

— Что?!

Chapter Text

— Может, лучше не стоит?

— Стоит.

— А если…

— Никаких «если». Я не намереваюсь зря тратить время и бензин. К тому же мы уже приехали, — Сасори с невозмутимым видом заехал на платную парковку рядом с фешенебельным французским бутиком.

Вэи, утомлённая длительными и бесплодными препирательствами, откинулась на спинку кресла. Про себя отсчитывала секунды до начала позорного шествия по месту, предназначенному для дам совсем иного сорта.

«Нет, я не должна была сознаваться… Придумала бы байку, что, мол, с Хаята-саном поругалась вновь. Хотя… Вдруг Сасори решит поговорить с господином Кё об этом? А он ведь может», — тонкие пальцы вцепились в портфель, притянув его ещё ближе к груди. — «Тогда лучше лишний раз не упоминать наши перепалки. Не в присутствии Сасори… Который почему-то решил, что въезжать нужно обязательно сегодня! И отговорку такую очаровательно-надуманную изобрёл: «Чтобы прийти пораньше в первый день. Ты ведь сама сказала, что за десять минут до начала тебе придётся выслушать наставления Тобирамы. Следовательно, приехать тебе нужно приблизительно за двадцать минут». И хоть это верно, но!» — Мотидзуки с опаской, какой обычно смотрят больные на медицинские учреждения, взглянула на панорамные окна, каменные ступенечки под дугообразным навесом. — «Я бы просто встала на час раньше, и никто, включая его свободное время и мои нервы, не пострадал бы».

Лимонно-жёлтая иллюминация, растекаясь насыщенным светом по чёрной раме, ореолом окутывала шоколадно-коричневые и песочно-золотые портьеры. Среди них зазывающе изгибаясь стояли манекены в роскошных пеньюарах. Строго, элегантно и вместе с тем непринуждённо-легко на вывеске было выведено: «Carine Gilson». Однако название бренда Вэи ни о чём не говорило.

В иной ситуации она бы с наслаждением рассмотрела искусно украшенную витрину, неуклюже постаралась бы прочесть имя создателя этой марки, предалась бы мечтам о будущем, в котором она сможет спокойно заходить в подобные магазинчики. Не посмотреть, но купить. Однако сейчас ей было отнюдь не до романтических фантазий: она из последних сил выискивала аргументы, чтобы убедить друга отказаться от этой безумной затеи. Купить ей ночное платье.

«Я не смогла противостоять его настойчивому приглашению… Он слишком сильно волнуется за мою безопасность. Впрочем, я тоже, но всё же в меньшей степени, так как господину Катсу, несмотря на его сомнительную должность бандита, я доверяю… Хотел бы, причинил вред давно. Он меня уже провожал однажды. Но там скорее случайно вышло: он возвращался с дела, я с работы», — утопая в своих мыслях, она, тем не менее, умудрялась держать «милого друга» в поле зрения. Непроницаемое безразличие фарфорового лица и холодная решительность в карих глазах. Нет, он отнюдь не намеревался отступаться от своей затеи. Вэи оставалось лишь вздохнуть и смириться.

«А ведь началось всё с того, что я всё-таки на пятой минуте спора сдала позиции…»

— Сасори, ты — знаменитейший хирург Японии! К тебе прикованы взгляды соседей, прессы, скрывающейся в кустах… Ты ведь ставишь под угрозу свою репутацию!

— Позволь мне разобраться с моей репутацией, равно как и с кустарной прессой и соседями самому, — Сасори невыразимо мучительно сжимал и разжимал руки, словно таким образом переламывал некое неизвестное Мотидзуки желание. — Позволь узнать, ты кем меня считаешь?

— В смысле… — Вэи растерянно моргнула. — Другом, конечно же! Но причём здесь…

— Притом, что разве друзьям не доверяют?

— Ты ведь знаешь, что я тебе доверяю! — нерушимая уверенность отразилась на лице сведёнными к переносице бровями и губами, поджатыми так плотно, что они казались не более чем кривой розовой линией.

— Знаю. Поэтому не могу взять в толк, почему ты полагаешь, будто бы я заранее не продумал всё. И скучную ложь прессе, соседям и то, как тебя разместить? — мужчина мучинически закрыл глаза, так, будто боролся с ужаснейшей мигренью. — Думаешь, я бы стал подначивать тебя на столь серьезный шаг, не просчитав примерные последствия оного?

— И вовсе нет! Я и взглядом не выразила того, о чём ты говоришь, — Вэи осторожно подобралась поближе к нему и робко коснулась его плеча кончиками пальцев. Шершавые ворсинки щекотливо огладили мягкие подушечки. — Наоборот, я отказываюсь, чтобы не стать обузой для тебя и госпожи Чиё. Ведь подпустить нового человека к очагу всегда непросто… Тем более, не родственника даже.

— Как раз родственников я бы и к двери не подпустил, — выцветшее безразличие голоса привнесло в душу Мотидзуки горькое страдание, из-за того, что даже в близких её друг не может найти поддержку и опору. — Как ты можешь потеснить нас в пятикомнатной квартире? Это же нелепо. Одна комната — моя, вторая — Чиё-сан, третья, гостевая, станет твоею. У нас ещё есть целых две комнаты — гостиная, мой кабинет, — я не беру во внимание кухню и санузел, — чтобы не встречаться и не мешать друг другу.

— Проблема не в количестве комнат, но в осознании хозяевами, что в их мирке поселился пришелец.

Сасори открыл глаза внезапно. Повернулся резко. И до боли, до исступления, впился в овеянное печалью лицо взглядом. Взглядом, выражающим яростное непонимание.

— Моё нежное дитя, сколько раз я должен тебе повторять, насколько я дорожу тобой, чтобы ты наконец-то поняла это?

— Даже если повторишь тысячу миллионов миллиардов раз, я всё равно буду чувствовать себя неловко, когда ты идёшь на такие жертвы ради меня… — улыбка, которой Вэи надеялась подбодрить друга, померкла, стоило ей вглядеться в поразительно большие для японца карие глаза.

Какую борьбу, какой страх, какое мучительное отчаяние она узрела в их мрачной глубине…

«Он потерял в раннем детстве и отца, и мать… В юношестве он лишился единственного лучшего друга… Столько претерпел в школе из-за своих необычных и необычайно красивых волос… Он так одинок, он просто боится лишиться и меня, той глупой девчонки, которая каким-то случайным, поразительным образом стала ему дорога как новый, единственный за столько лет друг», — Мотидзуки постаралась этой мыслью затоптать гордость самостоятельной особы. Этой мыслью она силилась заглушить голос тёти, выводящий: «Хватит полагаться на меня! Прекрати наивно верить, что в этом мире кому-то есть дело до твоих бед. Сама справляйся! О, ками, как же мне стыдно порою за тебя…»

Этой мыслью она выковывала свою новую реальность, странную жизнь, которая вступила в свои права сразу после того, как она вышла из опенспейса вслед за Натсуми.

— Всё, ты сделал меня. Мне нечем возразить, — она вздрогнула, ощутив мягкое прикосновение ледяной кожи мужских перчаток к своей ладони.

— Наконец-то ты прислушалась к голосу разума, — произнёс Сасори с таким тихим трепетом, что Вэи ощутила, как сердце пропустило удар. — Тебе, клянусь всем, хоть Юпитером Камнем, как римляне, понравится у нас… В конце концов, я смогу поработать над твоим французским более основательно, так как ты всегда…

Музыкальные пальцы сомкнулись капканом на небольшой холодной ладони.

— Будешь рядом.

Тишина салона сплелась с освежающе-сладостным «Encre Noire A L'Extreme Lalique» и дурманящей кофейной горечью. За окнами растекалась тьма, смешивающаяся с мягким светом фонарей. Вокруг ни души.

Эта тонкая интимность момента ошарашила Вэи непривычностью происходящего, его безумной неправильностью.

«Он мой друг, о чем я?.. .Мерзкая! Как могу приписывать уважаемому человеку такие мысли? Как могу мнить себя такой необыкновенной личностью, чтобы Сасори подумал обо мне, как о возл…» — она не верила в то, что ей в голову пришла подобная нелепица. Не хотелось и заканчивать эту невыраженную словами речь. Будто даже этим она могла оскорбить искренние намерения «милого друга» помочь единственному человеку, кроме госпожи Чиё, которому он по-настоящему доверяет.

Поэтому Вэи и сказала:

— Чисто технически, не всегда, а несколько часов утром за завтраком и после работы ещё парочку…

Сасори вскинул брови и отпустил руку подруги. Будто бы пристыженно отвернулся и устало прошептал:

— Ты умеешь делать ремарки, как критики: едко, но не к месту.

— Ты не дал мне договорить, — Вэи тихо рассмеялась. — Я ещё не упомянула выходные, там, конечно, выйдет больше…

— У меня уже не выходит больше смеяться с твоих шуток, — сдержанная серьёзность Сасори выдавала душевное смятение, которое Мотидзуки не преминула заметить и запомнить.

— Надоели?

— Скорее я не привык так много задействовать мышцы лица, гортани, шеи, груди, живота и спины, умолчу о некоторых вариациях для отдельных случаев, чтобы производить нечленораздельные звуки, выдыхая, прошу прощения за тавтологию, воздух, который может достигать скорости ста двадцати километров в час. Слишком много усилий уходят в пустоту. Хотя такая скорость и положительно поражает. Можно в очередной раз задуматься о богатстве свойств наших тел.

При этом лицо хирурга не выражало ничего, кроме обычной спокойной усталости. Он смотрел вперёд, мыслями унёсшись вдаль, едва освещённую уличными фонарями.

Вэи была поражена услышанным. Она и на миг не задумывалась, как много усилий прикладывает для того, чтобы посмеяться над очередной шуткой Наруто или выходкой Осамы.

— Это так по-умному можно обозвать смех?

— По-занудному, — Сасори бросил мимолётный взгляд в её сторону. — Тебе понадобится ночное платье.

— А… Эм… Могу я узнать, для чего?

— Для сна, разумеется. Для чего же ещё оно может пригодиться?

— Просто я не поняла, почему ты так резко об этом заговорил, вот и решила переспросить… — Вэи чувствовала себя ещё более нелепо, чем во время своей первой беседы с «настоящими» японцами — друзьями её тёти, у которых она жила первые полгода своей учёбы в Токио.

— Потому что время делает всё, кроме того, чтобы ждать.

Машина свернула с узких улиц на широкую дорожную полосу и из тьмы нырнула в неоновый свет ослепительных проспектов. Из непримечательных блочных девятиэтажек и низеньких магазинчиков выросли стеклянные гиганты небоскрёбов, каменные здания в английском стиле.

— Ты переедешь ко мне сегодня. Поэтому я ку… курьерскую службу вызову завтра. Они доставят твои вещи из этого вшивого гадюшника. А сегодня я подарю тебе ночное платье. Сомневаюсь, что в твоём чудо-рюкзаке нашлось место таковому.

— Зачем так спешить? Прошу, погоди гнать карету впереди передовых, — так Вэи положила начало ещё одному бесплодному, но бесспорно изматывающему спору.

Итогом которого стала пластиковая карта в её руках и напутственные слова Сасори:

— И не смей брать самое дешёвое.

— Будто там в ходу такое понятие… — пробурчала Вэи, бросив взгляд на «бессовестного транжиру», каким она нарекла друга. Про себя, разумеется.

Акасуна, опустив стекло, с индифферентным видом курил. Кольца дыма вились в воздухе. Взлетая они таяли, рассеивая по округе резкость никотиновой горечи. Кончик зажатой между пальцами сигареты тлел ярко-оранжевым. И, хоть оживлённая улица шумела совсем рядом с огороженной парковкой, однако, сила бархатного голоса подавляла излишнее звуки. Вэи отчётливо различала, что ей говорил друг:

— Из предложенного, — он стряхнул пепел в пепельницу, удобно вделанную в переднюю панель. — Я бы с радостью сопроводил тебя, но, ты и сама понимаешь, чем это грозит.

— Конечно, меня разорвут на кусочки твои поклонницы, — негромко рассмеявшись, Мотидзуки вложила карточку в специальный отсек своего кошелька. — Так и вижу заголовки: «Нападение русских! Одного из самых желанных холостяков Японии пленила русская баба!»

— Пусть в лид [Аннотация статьи] укажут, что я добровольно сдался в плен.

Она уловила, как уголки губ мужчины на несколько мгновений потянулись вверх.

Сасори будто пытался выдавить из себя улыбку. Однако, потерпев крах, вновь вернул лицу прежнее выражение безразличной невозмутимости.

«Это ведь прогресс! Прогресс! Он улыбается в три раза чаще, чем три года назад, когда мы только начали общаться», — радость этого осознания вытеснила неловкость перед походом в стан «врага» с его внушительным войском не менее внушительных цен. По крайней мере, на несколько минут Вэи позабыла об этом.

— Обязательно! Так им и скажем, чтобы у читателей окончательно отбить всякое желание помиловать коварную женщину, — Вэи помахала рукой Акасуне. — Так… Я пошла… Рюкзак оставляю на твоё попечение.

— Позабочусь о нём, как о своём дипломате [Мужской портфель].

— Рассчитываю на это!

Девушке пришлось повысить голос, чтобы её слова не утонули в грохоте колёс, перезвоне сирен и гомоне моря людских разговоров.

— Не кури больше двух! Слишком вредно!

Сасори сделал неопределённый жест рукой: он явно не обещал придерживаться непрошеной рекомендации.

«Тем быстрее я должна выбрать что-нибудь, иначе он может выкурить хоть полпачки», — стук каблуков вторил сердцу, бьющемуся всё с большей и большей интенсивностью. — «Ками, что за привычка у человека! То не курит из-за операций днями, то после поглощает отраву пачками. Пытается наверстать упущенное… Всегда задавалась вопросом, почему врачи, утверждают, что курить вредно-плохо, но сами же, зная лучше обывателя воздействие смол и прочих химических абракадабр на организм, продолжают губить своё здоровье собственными руками?»

Треплющий волосы ветер напоен неописуемой, непередаваемой смесью запахов и ароматов большого, никогда не спящего города. Мимо Вэи прошли и скрылись за прозрачными французскими дверями бутика две невысокие, но определённо привлекательные девушки. Грусть кольнула сердце, а жадность отравила мозг мыслью, во сколько премий ей пришлось бы уложиться, чтобы купить такое пальто, как у одной из них.

«Красивющее… И длинное. Всегда хотела такое, чтобы полы доставали практически до пят. Неудобно, конечно. И испачкать легко, в особенности, если ходить по таким дорогам, как у нас», — витиеватый переход с мысли на мысль занимал Мотидзуки так, что она замедлила шаг, будто бы желая поспеть за бегом своих безудержных идей. Поправила своё короткое пальто, едва прикрывающее бёдра. Нервно выдохнула. — «Зато визуально я бы стала походить хотя бы на детский стульчик, а не табуреточку».

Медлить больше нельзя! Сасори мог скуриться за то время, пока его подруга простаивала возле бутика. Словно могла только смотреть, но не купить.

«В сущности таких и есть… Это ведь не мои деньги», — подумала Вэи и, резко вспомнив о кое о чем, опустила взгляд на ноги, стиснутые в чёрных туфлях искусственной кожи. — «Колготки вроде бы чистые… У косточки, конечно, есть пару пятнышек… Но их сейчас три не три — только время потеряю. Надеюсь, от их зоркого взора укроется столь вопиющее нарушение приличий».

«Такие себе шутки», каковыми именовала она свои душевные порывы исказить реальность до нелепого абсурда, всегда защищали её от накатывающих волн страха нерушимой крепостной стеной.

Всегда и сейчас, когда свет слепит глаза, а две высокие, статные девушки сканируют её взглядами, проницательными, как рентгеновское излучение, Вэи силилась вспомнить все «такие себе шутки». Иначе стена спокойствия падёт.

— Чем я могу быть вам полезна, мадам? — одна из продавцов-консультантов сдержанно поклонилась в знак приветствия.

Всем своим существом Мотидзуки ощутила, что этот пронзительный рентген оценивающего взгляда просветил для «Нагами Юко» ценность всего образа клиентки: от купленных на распродаже туфель, до костюма от одного из брендов масс-маркета. Вэи, сочтя вовсе не предосудительным интерес и со своей стороны, окинула встречным взглядом продавца-консультанта. Стройная, с чистой бледной кожей, овальным лицом, вытянутым подбородком, высоким хвостом прямых чёрных волос — такая элегантная и утончённая, совсем, как представленные в бутике модели одежды.

— Добрый вечер. Я бы… хотела найти пеньюар. Длинный. До пят.

Нагами Юко приподняла брови в явном удивлении дерзостному запросу этой убого одетой девушки. В карих глазах явно читался вопрос: «Поглазеть пришла сюда что ли?» Вэи понимала, что по мнению местных ей не хватит денег и на бюстгальтер. Что уже говорить о целом пеньюаре…

И разве так уж они были неправы?

«Сасори… За что ты вообще меня отправил сюда?» — подумала несчастная жертва щедрости «милого друга», явно позабывшего, каково это приходить в элитный магазин не будучи частью бомонда. — «Он просто хотел сделать приятное. А эти дамы… Они просто не верят в мою покупательскую способность. Это тоже самое, если бы бомж пришёл в фирменный магазин какого-нибудь «Rolex» и попросил бы показать ему самую последнюю модель».

— Старую коллекцию распродали недавно. У нас представлены модели из новой, только недавно показанной в Париже.

Однако Вэи читала между строк совсем иное, прозрачно намекающее, что «слишком дорого для такой, как ты. Не рассчитывай урвать вещицу со скидкой, как привыкла».

— Меня устраивает. Надеюсь, Вы будете столь добры показать мне эти несомненно чудесные пеньюары.

В своё сообщение Мотидзуки вложила следующий, едва уловимый смысл: «Выполняйте свою работу — обслуживайте клиентов, а не оценивайте их гардероб».

Юко одарила её фальшивой улыбкой.

— Прошу, пройдёмте, мадам. Сюда.

Звонкая трель шпилек продавца-консультанта смешалась с дробными ударами низких каблуков Вэи. Кремовый мрамор пола упирался в белоснежные стены. Насыщенно-золотого цвета углубления сдержанной яркостью привлекали взгляд, обращая его внимание на вывешенные модели. Натуральный шёлк, отделанный тончайшими рюшами; пастельные тона сменяются вызывающей насыщенностью кричащих оттенков; обтекающие формы, скромность, граничащая с чувственностью, — таковы были модели женского нижнего белья «Carine Gilson». Такими их запомнила Вэи.

Ей не предложили сесть на мягкий пуф. Соседние занимали эффектные девушки, которых Мотидзуки видела у входа в бутик. Возле них вертелись две работницы, наперебой восхваляющие достоинства «этого платья из натурального шёлка», «этого мягкого бюстгальтера с ручной вышивкой на чашечках». Никто из них и головы не повернул в сторону экстравагантной, по местным представлениям, посетительницы. Чему она была очень рада.

Юко жестом указала на манекены, облачённые в лоснящиеся ткани. Их мягкие складки и переливы захватили внимание Мотидзуки так, что ей вдруг не стало дела до презрения консультантов.

«Какой элегантный… Какой нежный… Какой невообразимо лёгкий», — серые глаза оглаживали взглядом то самое ночное платье, тот самый халат, которые Вэи бы в миг захотела приобрести, если бы у неё была возможность увидеть их раньше. Но сейчас у неё была возможность купить комплект.

«Сасори ведь сказал «не самый дешевый». Сомневаюсь, что такая красота может стоит недорого… Но он разрешил… И вообще, пусть местные знают, что в мире сделок», — пальцы до боли сжали кошелёк. — «Встревают по одежке, провожают по кошельку. Я обязательно найду, чем отблагодарить моего милого друга, а пока что…»

— Запакуйте вот эту модель, пожалуйста, — Вэи указала на понравившийся комплект несколько резким, из-за волнения, жестом.

Нагами Юко вскинула брови так высоко, что, казалось, они прорежут ей лоб. Явно хотела возразить, подсказать «мадам» стоимость такого комплекта последней коллекции из Парижа. Однако, встретившись с решительной твёрдостью взгляда серых глаз, отступила в сторону манекена.

— Я пока что… уложу аккуратно. Прошу, пройдите на кассу.

Мотидзуки с волнением последовала совету. Она морально готовилась заплатить высокую цену за такую красивую мечту…

— Четыре тысячи евро.

Однако к такому Вэи была не готова. Пришлось из последних сил изображать на губах подобие улыбки, пока не закончится мучительная процедура расплаты за выбор. Тонкие, точно нарисованные лёгкими мазками туши брови Юко поползли вверх, когда «безумная идиотка», каковой она успела обозвать про себя невзрачную, бедно одетую клиентку, достала из кошелька платиновую карточку. Нагами в миг осознала, что бог богатства Дайкокутэн-камисама не благоволил одним лишь коллегам, которые успели прибрать к рукам готовых к покупкам светским львицам. Эта «безумная идиотка» в наряде из масс-маркета принесёт ей отличные комиссионные… А, может, она ошиблась? И эта юбка-карандаш, на самом деле, от известного бренда? И туфли вовсе не схвачены на распродаже…

Встречали Мотидзуки, как нижайшую служанку, а провожали как дочь не меньше, чем Правого Министра в древности. Однако ей не льстило заискивание, не наполняло душу удовольствие видеть гордячку, в миг растерявшую былую спесь. «А ведь всегда так было, есть и будет в нашем мире: деньги поднимут в глазах человека до небывалых высот… Даже если ты и вовсе недостоин», — эту правду жизни Мотидзуки давно приняла как неизменную часть устройства общества. — «Надеюсь, что эта Юко впредь будет более уважительно относиться к клиентам. Почём знать, под какой личиной скрывается настоящий Рокфеллер».

Бумажный пакет с логотипом бренда отягощал руку. Вэи вдохнула этот бурлящий, кипящий запах жизни. Жизни огромного, безжалостного, но до умопомрачения манящего чудовища — мегаполиса. Чёрные стеклянные башни искрились огнями. Неоновые вывески заливали кричаще-ярким светом улицы. Плеяды машин смешались в непрерывно движущиеся полосы цветов и горящих фар. Вертолёт с утробно-урчащим шумом пролетел над этой неподъемной громадой района Гиндза. Смотря, впитывая восприятием звуки и виды, Вэи спрашивала себя лишь об одном: «А смогу ли я выжить в этом мире?»

Однако ей пришлось поспешить. По её неточным и скромным подсчётам, за это время Сасори мог спокойно выкурить около половины пачки. «Я слишком задержалась… Ух, вечно так, стоит задуматься о чем-то дольше положенного… И вот, пожалуйста, результат: забываешь, что время не ждёт», — подумала она, стыдясь ещё и потому, что совсем недавно Сасори ей напоминал об этом.

К её величайшей радости, друг не губил своё и без того шаткое здоровье сигаретами, но читал, вальяжно откинувшись на спинку кресла. Однако он тут же вздрогнул, стоило ему услышать деликатное постукивание по стеклу. В тот же миг поднял голову: спокойствие его взгляда встретилось с растерянностью её.

— Тук-тук, можно я вас потесню? — Мотидзуки постаралась скрыть душевное смятение за улыбкой.

— Только вас и ждал, миледи, — Сасори захлопнул книгу и спрятал её бардачок. — Погодите, я сейчас выйду…

— Не волнуйтесь, миледи сегодня сама заберётся в карету, — Вэи открыла дверцу и опустилась в кресло рядом с водителем, хмурым из-за того, что его пассажирка оказалась такой строптивой. — Вуалэ тут! Я правильно произнесла?

— Практически, — Сасори усмехнулся. — Начала ты верно, но закончила неправильно. Вуаля ту. [фр. Voilà tout — вот и всё]. Звука «э» в конце «voilà» нет и в помине. И, моё милое дитя, запомни наконец, что без гласных согласные в конце слова не читаются. Лишь в редких исключениях и при связке с последующим гласным, на которое…

Акасуна приметил, что его нерадивая ученица совсем поникла от такой отповеди. Вэи было совестно вновь разочаровывать Сасори своей непроходимой способностью не запоминать фонетические правила французского языка. «Как я вообще японский и ещё даже немного китайский с такими навыками умудрилась выучить», — Вэи поспешила сгладить ситуацию неловкой улыбкой. — «Бедная тётушка… Как же ты намучилась с такой тупицей, как я».

— Хорошо, что меня не слышал француз. Иначе побил бы меня багетом за такие измывательства над языком.

— Это нормально. Ты ещё учишься, к тому же нерегулярно и у меня, которого преподавателем назовёт разве что безумец.

— Я…

Вэи смутилась ещё больше от той нежности, которая смягчила твёрдость взгляда Сасори. Поспешила протянуть ему карточку и чек с горячей благодарностью, пока окончательно не потерялась в водовороте безумных мыслей.

— Зачем мне это? — мужчина покрутил в руках бумажную змею, явно не понимая что ему с ней делать дальше.

— Убедиться, что всё честно, — но не успела Вэи закончить, как Сасори тут же смял чек и засунул его в карман пальто.

— Я это итак знаю.

— Но цена… Сасори, ты ведь не видел…

Он покачал головой. И Мотидзуки замолчала в ожидании объяснений от самого зачинщика всей этой ситуации.

— Неважно. Я дал тебе свободу выбора и действий. Не в моих привычках это отнимать.

— Но четыре тысячи евро!.. — девушка перевела взгляд с Сасори на пакет, будто прося его взглянуть на это невероятное приобретение.

— Мой пиджак стоит дороже, — он с тихим стуком захлопнул портмане. — Я умолчу о запонках и прочих прелестях гардероба джентльмена.

— Я… у меня слов нет… — прошептала она.

У Вэи сломался внутренний калькулятор пока она пыталась подсчитать, сколько месячных зарплат может стоить лишь верхняя часть наряда Сасори. «А после я расстраиваюсь, что меня ни во что не ставят в бутиках», — мысли развеял голос друга.

— Тогда поговорим о чём-то другом. Только не молчи, прошу, — он осторожно вырулил с парковки и ловко встроился в поток транспорта, рассекающего улицы Гиндзы. — Я скучал по твоему голосу… — его собственный надрывно дрогнул. — По нашим беседам. Безмолвие невыносимо.

— И я скучала по нашим разговорам, спорам, обсуждениям, — Вэи нежно улыбнулась, прижав к груди рюкзак и пакет элитного бутика. — Тебе, наверное, совсем не с кем поговорить на работе.

— В этом ты права, меня окружают либо люди в отключке, либо люди-идиоты, — Сасори проводил внимательным взглядом мощный чёрный Мерседес, который в следующее мгновение обогнал несколько соседних машин. — Надеюсь, показалось…

Последнее он прошептал себе под нос, слишком тихо, чтобы Вэи могла разобрать слова, не перепутав их с бранью на тех самых «людей идиотов».

— Вообще я имела ввиду другое… Нехватку времени… Тебя так интерны достали?

— Не все. Но парочку я бы сдал на опыты без зазрения совести и с просьбой обратно даже останки не возвращать.

— Ты их там, поди, всех совсем запугал!

— Их должен пугать не я, а мрачные перспективы карьерного будущего, — заметил Сасори, украдкой бросив взгляд в стекло заднего вида.

Вэи не удалось связать два происшествия воедино. «Мало ли знакомого увидел… У него половину Токио, если не больше, знакомых, которые могут позволить себе такое. Я, вот, тоже испугалась, когда в поезде увидела мужчину, который мне напомнил Хаято-сана…» — к такому выводу пришла она, куда более утешительному, чем тому, который сделал Сасори.

Впрочем, это внезапное происшествие никак не повлияло на тон беседы, остававшийся приподнято-веселым до самого… магазина. Вэи заставила Сасори остановиться у супермаркета. Не по наслышке, но от самого друга она знала, что о существовании кухни в своём доме он догадывался лишь тогда, когда в холодильнике загнивал позабытый им и госпожой Чиё продукт. Мотидзуки решила внести коррективы в рацион Акасуны: его бабушка улетела на симпозиум в Израиль.

— Зачем тебе утруждать себя лишними заботами после работы? Рядом есть ресторан, чуть поодаль несколько кафе. Там готовят вполне недурно, а, временами, даже вкусно.

— Я, временами, готовлю нечто съедобное, — Вэи взвалила на плечи рюкзак и с уверенным видом направилась к раздвижным стеклянным дверям. — Тебе обязательно стоит это попробовать! И, вообще, я намерена тебе и о-бэнто собирать, ведь ты, в самом деле, даже до доставки не дозвонишься!

— Мне хватает кофе и ассортимента в снековом автомате, — Сасори шёл рядом с девушкой, не следя за дорогой, но наблюдая за каждым изменением её лица.

— Чтобы заработать язву? — она с укоризной взглянула на мужчину.

Он за миг «до» перевёл взгляд на зазывающе-яркую вывеску магазина. В кислотном свете невозможно разглядеть бледный румянец на не менее бледных щеках.

— Несомненно, — Вэи ответила за него и шутливо пригрозила пальцем, мол, возьмусь за тебя серьезно. — Я буду раздражать тебя не только присутствием своим, но и добровольно-принудительными просьбами хотя бы пробовать то, что я приготовлю.

— Моё милое дитя, я всегда снисходителен к твоим причудам.

Лёгкая ирония вербализована со слишком щемящей, трогающей душу мягкостью, чтобы на неё можно было обижаться.

Вэи не обижалась. А, подмигнув, произнесла:

— Тогда я буду этим бессовестно пользоваться, маэстро.

Однако приятную беседу прервал гомон голосов и стук колёсиков тележек. Сасори сморщился, а Вэи посеменила за корзинкой. Их горка становилась всё меньше с каждой потерянной секундой. Поэтому девушка ускорила шаг, только вот, во всеобщем оживлении, Акасуна, к ужасу своему, быстро потерял макушку подруги из вида. А, когда спустя мучительные две минуты отыскал её, то обнаружил Вэи, спорящей с каким-то американцем.

Темноволосый высокий парень в куртке несоизмеримо большей, чем требуется для его роста и комплекции, весьма лаконично на английском объяснял «коротышке» простую истину:

— Смотреть надо, куда прёшь, коротышка.

— Ай ду нот спикъъъъ ингггришу! — Вэи даже скрестила руки для усиления своего протеста.

— Оно и видно… — американец грязно ухмыльнулся.

— Тогда почему продолжаешь донимать её? — холодный тон с сильным французским акцентом полоснул слух незнакомца.

Он повернулся, чтобы объяснить наглому «лягушатнику», что за своей «карманной подружкой» неплохо бы и следить. Только острый давящий взгляд карих глаз запихнул это желание глубоко в душу неудачливого туриста. Было в этом лощёном фате нечто такое… Завуалировано угрожающее. Может быть, дело в выражении тёмных глаз на белом лице?

— Чтобы… Э-э-э… Смотрела, куда идёт… Врезалась в меня…

— Она извинилась. И не её проблема, что ты неспособен запомнить простейшие слова прощания-приветствия, — Сасори сделал шаг вперёд, а американец наоборот отступил.

— Ладно-ладно, мужик, успокойся, чего ты так завёлся…

— Я не позволю всяким оскорблять её, — Акасуна встал рядом с Вэи, пытающейся безрезультатно вникнуть в суть диалога.

Лишь по напряжённости голосов, невербальным знакам, она угадывала враждебное настроение собеседников.

Некое мрачное безумие отразилось во взгляде «психа француза». Американец почёл за благо не связываться со странной парочкой. Бросив нервное: «Ссори, мисс», ретировался к полкам с макаронными изделиями.

Вэи виновато обхватила ладонь Сасори своею, поддерживающе сжала, прошептала:

— Прости, втравила тебя…

— Не стоит. Забудь об этом наглеце. Он недостоин упоминания.

Перчатки холодили кожу. В крепкой хватке угадывалась забота, защита того старшего друга, каким Мотидзуки видела Акасуну. Она была уверена, что могла бы и сама разобраться с некстати взъевшимся на неё парнем.

«Всё же непонятно, кто в кого влетел: я в него или он в меня», — подумала она и потянула мужчину за собою в овощной отдел. Не отпустила руку, зная, что тактильность его успокаивает. И лишь её прикосновения он не просто молча сносил, но получал наслаждение от них, чего, впрочем, не скрывал. Любому другому, решившему нагло нарушить личные границы, Сасори без малейшего зазрения совести мог свернуть руку.

«Виной всему — одиночество. Он слишком долго был один. Поэтому и расточает скопившееся душевное тепло на меня, его единственного друга», — так Вэи объясняла себе этот феномен всегда и сейчас, когда, холодящая нежную руку стальная хватка не ослабла даже в тот момент, когда они остановились возле полок со всевозможной зеленью. — «Как мы выглядим со стороны… О, ками, уже и не думаем об осторожности».

Однако Сасори будто позабыл о сказанных им же недавно словах. Ему вдруг стало безгранично безразлично мнение окружающих, которых он был готов послать прямой дорогой под землю, если бы решились прервать этот миг упоительного счастья…

Который, всё же, продлился недолго, так как перед ним встала непростая задача — выбирать из широкого ассортимента продуктов. Тут то Вэи и обнаружила, что друг уже и позабыл, а как выглядит латук не в салате. Пришлось ей брать ситуацию в свои хрупкие, но сильные руки, и объяснять ему какие продукты должны быть в холодильнике, чтобы не околеть от голода. К концу Сасори так приспособился к непривычному для себя действию, что Вэи едва поспевала за ним, переходящим от полке к полке с важным видом эксперта.

Чек поделили 50/50. Не без споров, но Мотидзуки отдала свою часть немаленькой суммы: Сасори решил, что неприлично быть столь настойчивым в один день. Вэи выиграла битву, а он — войну.

И, вот, спустя полчаса они вошли в тёмный коридор просторной квартиры, удобно расположенной в одном из самых престижных специальных районов — Тиёда.

Вэи вздрогнула, услышав звук закрывшейся двери. Удушающе-пряный аромат, тот самый, особый, который есть у каждого человеческого жилья, был тем не менее приятен: точно вокруг шеи затянули не грубую пеньковую веревку, но мягкую шёлковую ленту. Она вздохнула. Испуганно оглянулась. В темноте различимы лишь очертания предметов и… горячие дыхание на шее. Щекочуще-мягко огладило плавный изгиб, вызывая волну дрожи в теле. «Какие несуразные мысли приходят в голову… Срочно прервать молчание. Становится жутко», — мысль одна за другой подхлёстывали её к действию.

Успела разомкнуть пересохшие губы. Но не издала и звука. Слишком неожиданным было прикосновение руки к шее. Точно полоснули скальпелем.

Миг и…

Chapter Text

Успела разомкнуть пересохшие губы.

Однако не издала и звука.

Слишком неожиданным было прикосновение руки к шее. Точно полоснули скальпелем.

Миг и…

Свет загорелся. Боковым зрением Вэи обнаружила, что стояла вплотную к выключателю, до которого Сасори пришлось тянуться через неё.

— Добро пожаловать в твой новый дом.

— Б-благодарю, — дрожь выдала скрывающееся в глубине души волнение. К тому же навалившаяся усталость и отголосок пережитого страха не придавали голосу спокойствия. — Прости, я просто пытаюсь осознать… Что не заехала на пару часов, а месяцев.

— Понимаю. Не волнуйся, это пройдёт, — Сасори помог ей снять пальто.

Вэи приметила, как он скептически окинул его взглядом. «Сегодня не день, а модный приговор какой-то. Вы осуждены за отсутствие вкуса», — усмехнулась про себя, но решила сделать вид, что ничего не заметила. Опустилась на один из пуфов, чтобы снять вконец надоевшие туфли. Однако природное неуёмное любопытство возобладало в ней. Она вновь взглянула на привычный коридор, но теперь по-новому — не глазами пришлого гостя, но одного из жильцов, пусть и временного.

Антиквариат. Таковым будет первое слово-определение, которым Мотидзуки бы охарактеризовала прихожую, плавно сливающуюся с коридором. Лишь полукруглая арка обозначала границу между двумя пространствами. Тяжёлая деревянная тумба увита кружевом тончайшей резьбы. В ней хозяева хранили различные мелочи — от перчаток до щёточек для обуви. Рядом стояла напольная вешалка для верхней одежды. Потускневшее от времени дерево, чуть стёртый лак указывали на её солидный возраст. Сасори, заметив заинтересованность Вэи этим предметом мебели, как-то обмолвился, что купил её у продавца, даже не представляющего её истинную ценность. Однако в подробностях историю не рассказывал, лишь резюмировал: «На конец этой скучной повести ты можешь посмотреть прямо по коридору».

Ещё здесь было два мягких пуфа, между которыми стоял низкий стол, увенчанный массивным стационарным телефоном. «Милый друг» уже третий год их знакомства грозился сменить его на более современный аппарат, но претворять свою угрозу в жизнь не спешил. Поэтому старый телефон так и продолжал гордо стоять на своём законном месте, подчас пугая Вэи оглушительной трелью звонка. Антикварные позолоченные бра выступали из стены. Они были похожи на канделябры, чью верхнюю часть скрыл абажур. К потолку крепилась тяжёлая старинная лампа.

Здесь преобладали тёмные оттенки, тревожные полутени. Вэи нравилась эта часть дома, пусть она и навевала печаль о неизбежном расставании.

— Можно я позвоню Шу? Она ведь сойдёт с ума от волнения! Уже поздно, а меня всё нет…

— Конечно. Я пойду пока что переоденусь, — Сасори огладил её образ взглядом прежде чем скрыться в глубине коридора.

Его шаги гулким эхом разлетелись по квартире.

Мотидзуки поспешила набрать номер. Спустя несколько длинных гудков с той стороны сняли трубку.

— Алло, кто это? — высокий, как трель колокольчика, голос, изменённый каналом связи, казался скрежетом металла по железу. Пиарщица невольно вспомнила Натсуми Сайто.

— Шу, это я, Вэи, — невольно улыбнулась, пусть и осознавала, что соседка не может видеть её лица.

Прошло несколько секунд, прежде чем её оглушил звучный:

— Слава буддам, наконец-то! Ты где бегала вообще? Откуда звонишь? Время видела? Как добираться планируешь?!

Пришлось соскрести скудные остатки сил, чтобы вразумительно ответить на шквал вопросов встревоженной девушки. Которая, уразумев, в чём дело, не преминула с любопытством заметить:

— А друг то хоть как, ничего такой?...

— Шу, о чём ты вообще! — искреннее негодование явно распалось на набор шипяще-свистящих звуков из-за качества связи.

— Это ты о чём вообще, Вэи? — она представила, как Су Шу, по своему обыкновению, опустилась на низенький стульчик рядом с телефоном и начала отбивать дробный ритм по столику. — Неужели ты свято веришь в то, что у этого «господина друга» нет планов на тебя?

— Я это знаю, — Вэи с опаской покосилась в полутьму коридора. Боялась, что «господин друг» услышит слишком много нового про себя. — Мы же уже три года дружим.

— И это гарантия что ли?

— А почему и нет?

— У неё, может, уже срок истёк, — Шу тонко усмехнулась. — Я спрашиваю не из желания посплетничать. Предупредить тебя хочу… Ты слишком наивная, когда дело касается любви и её близости.

— О, ками, Шу, нет тут ничего…

— Он тебе так сказал?

Ответом соседке послужило молчание и сопение Вэи, начавшей уставать от непрестанных подозрений окружающих, которые влекли за собою естественную необходимость скрываться от любопытствующих глаз.

«Почему в их представлении мужчина и женщина не могут просто дружить и приятно проводить время за увлекательными беседами…» — она задумчиво опустила взгляд на свои ноги, обтянутые бежевым капроном. — «Отчего везде должна быть любовь».

Перед внутренним взором вышла из красок воспоминаний та интимная атмосфера в машине; ладонь будто бы вновь сдавило болезненно-крепкое касание; шею опалило горячее дыхание. И та странная задумчивость Сасори… Вэи стало не по себе. Зябко. Хотелось укрыть плечи руками и выбросить из головы в бездну забытья сказанное соседкой. Но разве это возможно?...

— Ты ведь не спрашивала?

— Я так похожа на сумасшедшую?

— Скорее наивную девочку, которую очень легко обмануть, — серьёзность тона уроженки Гонконга не оставляла сомнений в том, что она верит в свою идею. — В особенности же взрослому, опытному мужчине… Прошу… — она хрипло выдохнула. — Не ведись на красивые уговоры, воодушевляющие слова. Их пьянит твоя молодость, беспомощность, невинность… А вот когда их станет тошнить от второго, станет скучно от первого, а третьего и вовсе лишат… Тогда найдешь себя на обочине с бутылкой пива в руке и билетом на поезд. Так как подачек в виде такси и «подвезу до дома» можешь больше не ждать.

У Вэи сжалось сердце. Стало дурно… До тошноты, до отвращения к таким уродам, как бывший Шу, из-за которого она два года назад потеряла голову. Из-за которого ушла с работы, лишь бы быть ближе к возлюбленному. Из-за которого она покинула Гонконг, ибо каждый небоскрёб напоминал ей о безвозвратно утерянной любви, вере в человечество и надежде на светлое будущее в этом жестоком городе контрастов.

«Бедная… бедная… Шу… Вновь вспомнила тот кошмар двухлетней давности», — Мотидзуки сжала ткань юбки. Сердце кровоточило, душа разрывалась, будто от казни четвертованием. Она и на мгновение не могла представить Сасори в подобном амплуа. Даже в самом страшном кошмаре. — «Чудовищно жестоки люди… во все времена».

— Шу, прошу, только не начинай волноваться… Меня рядом нет, я не могу если что подать успокоительное. Не вспоминай об этом… Не при тебе, но при нем должны быть сказаны те слова.

— Я бы не отказалась услышать, как ты покрываешь его матом. Хотя и последствия бы были… — девушка грустно рассмеялась. — Ты уже подала, когда позвонила. Я думала утром организовать поиски.

— Пропажа нашлась сама, — Вэи вымученно улыбнулась, смотря на темно-коричневые обои в мелкий рисунок.

— Всегда бы так… Я вот не могу найти носки уже сколько…

— Зато мои колготки нашла быстро…

— Повезло, что я на пару сантиметров выше тебя, иначе бы не натянула такие крохотулечки, — Шу звонко рассмеялась, но её тон в следующее мгновение стал отливать сталью прежней серьезности. — Ты точно уверена в этом друге?

— Да. Тысячу раз, — отчеканила Вэи, сжав трубку.

— Хорошо… Я буду только рада, если ошиблась. Но ты всё равно мой совет не забывай. Мало ли, каким окажется твой начальник… Тобирама ведь?

— Угу. Да никаким, он производит грозное впечатление. О нём думать в подобном плане так же странно… как если бы стихи древних поэтов Китая были посвящены воспеванию чиновничьей жадности, а не её порицанию.

— Такой уж жуткий тиран? — заинтересованность голоса Шу лишь позабавила Мотидзуки, которая кое-как в сняла пиджак. В апартаментах Сасори было значительно теплее, чем в квартирке девушек.

— Скорее просто жуткий.

— Ну-ну… Что-то его имя мне кажется знакомым. Я будто слышала о нём раньше. Неужели мой подонок упоминал?

— Всё может быть… — Вэи поспешила отвести соседку от опасной темы. — Только не задумывайся об этом. Не стоит оно того. Лучше ляг пораньше, ты ведь завтра в первую?

Девушки поговорили ещё пару минут о работе, непривычно холодной для Токио осени. Вэи уверила соседку, что она внесёт свою долю за квартплату и коммуналку, а так же попросила Шу, чтобы та хоть как-нибудь запихнула её вещи в чемоданы и одну коробку.

— Там два больших словаря рядом стоят на полке рядом с Кобо Абэ и Ихару Сайкака. Молю тебя всем, чем только могу, положи их в коробку. В чемодан вообще не влезут.

— Ага, погоди-ка, торопыга, я записываю, — проворчала Шу. — Два словаря…

— Без них я как без рук. Мало ли, какое слово незнакомое попадётся, — Вэи сжала ворот пиджака, чёрным покрывалом укрывающим ей ноги. — И чемодан возьми тот самый…

— Думаешь накопленное оставить в квартире друга?

— Так надёжнее. Ты ведь во вторую смену работаешь: дом пустым будет оставаться. А тут вход сторожит консьержка, двери под надёжным замком, да и контингент…

— М-да, явно не наркоманы, алкаши и мелкие сошки якудза.

— Ещё бы! С такими то ценами на недвижимость!

— Сволочи, обещают решить проблему который год…

— Меню не обновляется: нас всё так же продолжают кормить обещаниями, — Мотидзуки усмехнулась. Коснулась виска: острая боль растекалась магмой по голове. Воспоминания и усталость этого дня расплавлялись измождением, постепенно охватывающим всё тело. — Но… более-менее ситуация стабилизировалась в сравнении с тем, что в девяносто третьем было.

— Мои шансы купить квартиру к ста годам повысились на три процента, — горькая усмешка соседки отозвалась тоской в сердце каждой девушки.

Молчание решили прервать прощанием. Вэи было совестно болтать так долго, ведь Сасори ждал её, а Шу завтра нужно было вставать в пять утра, чтобы успеть к семи в отель, где она работала на ресепшене. Однако, в последний момент, Мотидзуки вспомнила нечто важное, что она не могла проигнорировать:

— О, Шу, прошу, положи ещё в коробку Шустрика…

— А я то думала, когда ты о своём плюшевом друге вспомнишь, — звонкий смех рассеялся шумами в трубке. — Смотри, чтобы твой «господин друг» о нём не прознал… А то ревновать начнёт, мол, не его обнимаешь…

— Шу!

— Пока-пока! Скажу хозяину, что приедут курьеры. Он их встретит и передаст твои вещички.

Вэи устало прильнула к стене и прошептала:

— Ты лучшая… Спокойной ночи…

Гулкие гудки надрывно разрывали нерушимую тишину дома. Закрыв глаза, Мотидзуки вдыхала удушающе-пряную симфонию ароматов апартаментов. У неё вдруг не осталось сил… Казалось, будто прошла последний рубеж, за которым её не ожидало ничего. Она уже ничего не хотела ожидать от этого безумного дня. «Не зря начался так странно… А закончился… он ещё не закончился что ли?» — ей пришлось преодолеть неимоверное нежелание открывать глаза, возвращаться к осознанию, что ещё нужно как минимум рассмотреть свою новую комнату, сходить в душ и Сасори приготовить что-нибудь.

«Он съел всего лишь небольшую коробочку о-бэнто: ничтожно мало для взрослого мужчины», — девушка с кряхтением, которому позавидовали бы многие старушки, поднялась с пуфа. — «Я обойдусь чаем. Нет аппетита. Есть только желание поспать. Тем более вставать можно не так рано. Вокзал рядом… За тридцать минут доберусь».

Едва перебирая ногами, плелась по длинным коридорам. В этом доме Вэи ощущала себя непрошеным гостем. Тяжёлые двери из дерева визуально давили на сознание. Картины в изящных рамах внушали невольный трепет. Казалось, будто попала в поместье аристократа. Она и раньше видела его таким, но дело одно — быть временным посетителем и совсем иное — постояльцем, видящим привычное место под другим углом.

«Интересно, а кто здесь убирается? Вокруг стоит не просто чистота… стерильная чистота. Вряд ли сам Сасори после операций или госпожа Чиё после лекций», — подробности быта, ранее казавшиеся слишком личной темой друга, вдруг коснулись и её.

Совсем как она прикоснулась к двери в его комнату двумя тихими ударами. Древесный массив сдвинулся — вместо него стоял хозяин апартаментов. На нём был светло-серый пуловер и тёмные домашние штаны. Однако даже в неформальном виде проскальзывало нечто утончённо-сдержанное, такое, что Вэи идентифицировала как «общее впечатление».

— Прости, я заставила тебя ждать.

— Не стоит переживать, — Сасори сделал шаг вперёд, Вэи назад. — Я не спешил переодеваться. Догадывался, что разговор не будет коротким.

— Объясните причину, мистер Холмс? — Вэи лукаво улыбнулась.

Губы Акасуны дрогнули, но в улыбку не изогнулись. Ещё одна попытка провалилась.

«Но хотел же!»

— С удовольствием, дорогой Ватсон, — он жестом позвал подругу следовать за ним. — Я понял, что тебе придётся, во-первых, объяснять соседке причину своего сегодняшнего отсутствия — сразу, затем уже перейти на на обстоятельства своего двухмесячного переезда.

Он подвёл Мотидзуки к комнате— первой в коридоре, третьей от его спальни. Нажал на ручку — дверь отворилась легко с едва уловимым скрипом.

— Во-вторых, помня, что я обещал вызвать курьера для твоего багажа, ты явно пыталась договориться с ней о том, когда и как лучше передать его.

Сасори вытянул руку вперёд, приглашая Вэи вступить в её новые владения.

— В-третьих, женщины в большинстве своём обожают болтать по телефону.

«Будто мужчинам это не нравится, особенно, если есть о чем поговорить», — подумала она и не преминула поинтересоваться:

— Но почему вы пришли к последнему выводу, Холмс?

— Потому что мне знакома одна леди по имени Сакура. И, если она звонит своей дражайшей подруженьке, то от телефона её могут отпугнуть разве что мои угрозы не занимать своё учебное время пустяками, — Сасори резко щёлкнул выключателем. — Не в таком количестве.

— Быть может ты слишком строг… — заметила Вэи.

Она остановилась у входа, точно вампир, не решаясь переступить порог без приглашения.

— Не отрицаю. Я специалист — не педагог. У меня свои методы и взгляды, — мужчина мягко усмехнулся и протянул руку вперёд. — Моё милое дитя, не стой так скромно в сторонке. Эта квартира отныне и твоя: тебе не нужно моё приглашение, чтобы заходить во все комнаты, кроме моей и Чиё-сан спален. Тем более не нужно дозволения, чтобы войти в свою комнату.

— Я буду ещё долго привыкать, сразу предупреждаю, чтобы после на меня поступало меньше жалоб, — Вэи, прижав к себе перекинутый через руку пиджак и покрепче обхватив ручки сумок, неуверенно вступила в новую спальню.

Сасори не успел ответить. Его подруга, неугомонная даже в усталости, радостно вскричала:

— О… ками! Неужели настоящая китайская ширма?!

Вэи не могла, да и не хотела оставаться на месте, когда в глубине комнаты чернела такая красота. С вещами в руках она подошла к четырёхстворчатой ширме тёмного дерева. Богатая на оттенки позолота покрывала объёмные фигуры: тут были и реющие в небе журавли, пышные процессии — знатная дама в сопровождении служанок, бережно держащих зонт над головою госпожи, — павильоны стояли у воды, а над ними возвышались раскидистые печальные сосны. Мотидзуки, позабыв обо всём, рассматривала это восхитительное произведение рук некоего неизвестного мастера. Перевела взгляд в сторону — ба! на стене, прямо над большой двухместной кроватью, весит свиток.

— И гун-би! Такая тонкая работа!

Затаив дыхание, Вэи смотрела на распростёрших крылья ласточек. Над ними свисали ветви груши, усыпанные белоснежными цветами. Каллиграфии на бледно-коричневом свитке не было.

— Одна лишь весна…

— Я хотел выкупить оставшиеся три картины Фан Цзюлуна, но меня опередили, — бархатный голос раздался слева.

Вэи повернула голову и встретилась со взглядом, мягким от нескрываемой нежности.

— Не смог приехать на аукцион во время?

— Увы, срочная операция. Я не рассчитывал успеть, — Акасуна обратил внимание на созерцательное изображение весны. — Едва вырвал его у одного господина из парламента.

— Боюсь представить, какая борьба шла, — Вэи тихо рассмеялась. — Надеюсь, он не в обиде на тебя.

— Примирение произошло за бокалом шампанского на фуршете, — подёрнутый пеленою воспоминания взгляд был вперен в кружащихся ласточек, так похожих на двух возлюбленных. — Пожалуй, пойду. Не буду стеснять тебя.

— Ты чем займёшься?

— Поработаю над последним концертом для фортепиано. Меня категорически не устраивают несколько моментов.

— А может лучше отдохнёшь? — неподдельное волнение её голоса заметно тронуло Сасори бледным румянцем на фарфоровых щеках.

— Это и есть мой отдых, моё милое дитя.

— За ужином расскажешь мне до чего доисправлялся?

Вэи улыбнулась, услышав тихую усмешку.

— Всенепременно.

Паркет заговорщицки поскрипывал под неспешным шагом хирурга. Прежде чем он скрылся в мистической полутьме коридора, до Вэи долетело сказанное шепотом:

— Я уже позабыл, какого это ужинать дома…

Однако, отныне ему придётся ещё и вспомнить, а какого это завтракать дома. Девушка была решительно настроена заняться меню друга, чтобы оттянуть возникновение язвы, и без того неясным чудом у него не появившейся. К её удивлению, пробуждение выдалось лёгким. Она чувствовала себя отдохнувшей и выспавшейся. Быть может, причиной тому была воздушная мягкость матраца. Или же убаюкивающая тишина, прерываемая разве что шумом проносящихся машин, а не грязной ругани, жалобных криков и глухих ударов.

Мотидзуки полагала, что на новом месте заснуть будет сложно. Непривычно. Спокойно. Тихо. Гладкий шёлк мягкими волнами холодил тело. Ей казалось, будто на ней и вовсе нет никакой ткани – таким лёгким было платье!

«Следующий день подарит мне… что? Непонятно. И не стоит гадать. Бесполезное дело пытаться заглянуть за покров будущего», — глаза застилала темнота. — «Только вот хотелось бы знать… Когда удастся с родными увидеться снова. Скучаю. И позвонить не могу… Дорого слишком. Их ответа жду, но письмо то ли запаздывает, то ли, ужас, потерялось».

Слёзы такие обжигающие, как капли вод горячих источников. В большой постели Вэи вдруг нашла себя одинокой, а в огромном мегаполисе — утерянной.

«Не об этом ли писал Цзо Сы, сетуя, что «стар я скитаться вечно в чужой стороне.// Сумерки года… боль и досада во мне» [Стихи о разном]? И тут же можно добавить «Стихи о чувствах» Чжан Хуа, мудро заметившего, что «кто в долгой разлуке не ведал тоски, // Тот радости встречи узнает едва ль», — хрупкие пальцы сдавили лёгкое одеяло: её переполняли чувства, бурлящие, вскипающие как лава при извержении. — «Мне лишь остаётся смиренно ждать встречи… Может, этим летом... Мама и папа обещали, что приедут».

Успокаивающие мысли погрузили сознание в сон. Сквозь его толщу Вэи казалось, она слышит шаги у двери. На следующее утро, стоя у плиты, она вспомнила этот едва различимый перестук поступи. Сасори… Кому же ещё здесь бродить?

«Приснилось. Я уже не вспомню, бодрствовала или же спала тогда», — подумала Мотидзуки, ставя в духовку противень с нежно-оранжевыми кусочками филе лосося.

Мисо-суп уже закипал, рис поспевал в рисоварке, а соленья радовали глаз жирным блеском в маленьких круглых мисочках. Дело оставалось за малым — собрать о-бэнто Сасори и себе. Вэи порхала по кухне, как легкокрылая бабочка по знакомому полю, знающая, за какой травинкой скрывается такой-то и такой-то цветок. За последние несколько лет жизни в Японии, она наловчилась собирать о-бэнто так же быстро, как опытная гейша икебану к случаю.

Умылась, причесалась и накрасилась заранее, чтобы после не занимать ванную. Пусть кухня друга отличалась новой мебелью и качественной техникой, однако, Вэи достаточно быстро обозначила для себя основные предметы, необходимые ей для того, чтобы приготовить вкусный и, главное, сытный завтрак. Его душистый аромат наполнял просторное помещение запахом специй и жаренной рыбы.

Длинные рукава шёлкового халата мешали страхом испачкать их в муке или жире. Поэтому Вэи сняла его, осторожно сложив в стопочку на стул. «Буду вслушиваться, чтобы распознать шаги Сасори. Не могу, просто не могу я готовить в халате за две тысячи евро!» — однако смелая затея провалилась. По-своему обыкновению, Мотидзуки погрузилась в заводь мыслей и за её толщей, а также шкварчаще-бурлящими звуками не различила лёгкой поступи Сасори.

Она вздрогнула, как зайчик, заслышавший охотника, когда мужчина произнёс:

— Доброе утро… Вижу… ты давно проснулась.

— Ой! Мамочки! — Вэи выпустила нож из рук, и он с тихим стуком приземлился на разделочную доску.

— Ты не порезалась?! — взволнованный голос раздался совсем рядом.

Акасуна — когда только успел! — оказался за долю мгновения в двух шагах от новой сожительницы, которая, зардевшись, поспешила покачать головой. Однако хирург уже обхватил женские ладони и начал с внимательностью специалиста осматривать их на предмет каких-либо повреждений.

Вэи впервые видела «утреннего Сасори». Перед нею он никогда не показывался в чем-то совсем неформальном. Сейчас же он был одет в пижамный комплект, поверх которого был наброшен бордовый флисовый халат. Под мышкой мужчина сжимал свежий выпуск ежедневной газеты «Ёмиури Симбурн». А волосы, совершенно не поддающиеся укладке, топорщились во все стороны.

«Такой по-домашнему уютный», — так охарактеризовала его про себя Мотидзуки и тут же сбивчиво прошептала:

— Сасори, правда, всё в порядке… Нож пролетел мимо пальцев, — стыдливость за свой внешний вид сдавливала горло, мешая чёткой артикуляции. Подсознательно она сомневалась в том, что Акасуна поймет и слово из этой мешанины переплетенных звуков.

Однако он понял. Поднял голову — так он возвышался над подругой. Она не увидела в выражении глаз ни осуждения, ни порицания, только беспокойство и нечто, не поддающееся расшифровке, — тайное, сокрытое в самой глубине души мужчины. Вэи справедливо сомневалась, что Сасори подпустил бы её так близко к своим секретам.

— И хорошо. Иначе я первым делом зашивал бы твои порезы, если бы оказались слишком глубокими, — тихая вкрадчивость голоса, прямой взгляд, сжимающая хватка возродили в Вэи слова Шу. Она их тут же отбросила, коря себя за то, что вообще применяет их, определяя заботу друга как нечто, связанное с любовной сферой. — Впрочем, — тон вновь обрёл прежнюю спокойную твёрдость холода, — я должен извиниться за свой необдуманный поступок. Поверь, я не хотел напугать.

— Это ты меня прости… — Мотидзуки извинялась отнюдь не за одну лишь суматоху, причиной которой она стала вновь, пусть и невольно. — Я слишком пугливая. Даже зайцы и те посмелее будут… И… доброе утро! Завтрак уже готов!

Сасори выпустил её руки из плена своих цепких ладоней. Устало покачал головой и значительно мягче сказал:

— Не стоило так утруждать себя, моё милое дитя. Мы могли бы позавтракать в кафе.

— Ещё чего! — Вэи вскинула брови в знак протеста и поставила на стол миску риса и закусочки. — Пока я в состоянии готовить, этому не бывать! Хочу, чтобы ты попробовал домашнюю кухню. Хотя бы иногда.

— За это я тебе безмерно благодарен, — Акасуна склонил голову и, несмотря на протесты подруги, помог ей сервировать стол. — Твоя забота слишком очаровательна. Ты меня разбалуешь.

— До такой степени, что ты начнёшь есть три раза в день? — шёлковые рукава мелькнули перед задумчивыми глазами, на стол опустилась чашка чёрного кофе. — Утренний эспрессо! Сасори, у тебя замечательная кофеварка.

— Передаем Чиё-сан: это она где-то отрыла её, — тонкокостные пальцы обхватили хрупкую ручку чашечки. — Ещё и мои капризы помнишь — эспрессо по утрам…

— И пресса, — Вэи тихо рассмеялась и села напротив. Сложила ладони в молитвенном жесте благодарности ками за пищу на столе.

Сасори зачастую игнорировал древнюю традицию, исполняя её лишь тогда, когда требовал случай.

Они сидели за круглым столиком, приставленным к широкому французскому окну. За ним, обрамлённым белой рамой, уже начинала закипать жизнь нового дня в политическом и деловом специальном районе. Серое безрадостное небо нависало над высотными домами, старинными особняками. Высаженные под окнами деревья — редкость для Токио — гнулись под давлением беспощадных порывов ветра. Оттого ещё острее и приятнее ощущалось тепло дома.

Вэи бездумно коснулась пояса халата, затянув его потуже. Стыд постепенно проходил, оставляя следы смущения на совести. «Я буду в следующий раз осторожнее… Привезут мой махровый халат, надену его. В нём всегда готовлю», — подумала она, не в силах оторвать взгляда от города, сереющего в тусклом свете дождливого дня. Маленькие капельки стекали по стеклу.

Вэи принялась за свой завтрак. Безмолвно, так как отвлекать друга от чтения она считала каким-то изощрённым кощунством. Пару минут кухню оглушал лишь тихий стук палочек о мисочки и звон фарфора, когда Сасори ставил чашку на блюдце. Но именно он и прервал молчание целой чередой вопросов:

— Как тебе спалось? Ничего не мешало? Матрац был достаточно мягким?

Мотидзуки так и застыла с кусочком баклажана, который зажала между палочек. «Какой же заботливый», — с нежностью подумала она, опуская овощ в маринад.

— Замечательно, у вас очень тихо. Только машины шуршат под окном. Но это даже успокаивает такое дитя асфальта, как я, — она вновь с наслаждением воззрилась на мрачный мегаполис. — Сасори, поверь, это самый мягкий матрац, на котором я когда-либо спала.

— Рад это слышать, — он опустил газету, чтобы взглянуть на собеседницу. — Я давно не проверял качество мебели в гостевой, поэтому у меня зародились вполне оправданные опасения…

— Спешу уверить, они были напрасны, — Мотидзуки улыбнулась и подхватила кончиками палочек рис. — Мебель в гостевой — бесподобна.

— В твоей комнате, — поправил мужчина, прежде чем вновь уткнуться в газету.

— Я так и сказала, — она тихо рассмеялась.

Сасори не понравилось то, что Вэи считает себя лишь гостьей в этом доме, тогда как он ясно обозначил ей — отныне она один из жильцов, пусть и временный.

— Кстати, насчёт квартплаты и коммунальных услуг, — начала она, и Акасуна едва не поперхнулся рисом, который он имел неосторожность положить в рот именно сейчас. — Я готова платить свою часть. Ты только назови, сколько…

— Нисколько. Плачу я. Точка, — прокашлявшись в кулак он жёстко отчеканил каждое слово. — И более не вздумай поднимать эту тему.

— Но… — Вэи вскинула брови в непритворном удивлении. Она никак не могла взять в толк, почему Сасори начинает едва ли не звереть, когда она заговаривает о деньгах. — Я ведь тоже тут живу. Как я могу…

— Можешь, — без зазрения совести прервав её тираду он начал свою. — Я предложил тебе этот вариант, чтобы ты прожила в удобстве и безопасности эти два месяца, а также, чтобы ты отложила деньги на учёбу. Ты без меня знаешь, что цены на недвижимость уже не падают который год. Даже не будучи блистательной в вычислениях, ты в состоянии вообразить, каким может быть налог на эту квартиру.

Ответом ему послужил молчаливый кивок. И он будто пробудил Сасори от гневного сна. Хрипло выдохнув, мужчина сдавил шуршащие газетные листы так, что те подмялись, и выпуск сложился пополам. Его ищущий взгляд поймал её — потускневший от печали недопонимания. Серые глаза можно сравнить с мрачной пасмурностью неба.

— Вэи, прости.

— Нет-нет, всё в порядке, ты прав, — она вымученно улыбнулась, тем самым полоснув душу Акасуны нестерпимой болью вины. — Я просто не хочу быть обузой для тебя… Вечно нуждающейся подругой.

— Моё милое дитя, ты для меня всё что угодно, — радость, вдохновение, печаль, — но не обуза… Зачем… Как вообще тебе пришла такая нелепица в голову?!

Мотидзуки вздрогнула, когда он резко поднялся. Стремительно оказался рядом, даже не выпустив многострадальную газету из рук. Она встала следом и в тот же миг оказалась заключена в объятиях крепких, источающих аромат изысканной сладости. Руками маэстро жадно обхватил свою ученицу: спина, талия горели от его прикосновений. Пойманная бабочка знала тайную печаль паука. Понимала, как боялся он остаться вновь один, на своей пустой паутине. Осознавала и не принимала близко к сердцу сказанное в мгновения злости, которую он поспешил объяснить отрывисто, сбивчиво.

— Пойми… О, пойми же… Я не пытаюсь выставить тебя беспомощной и нуждающейся… Я лишь хочу помочь, моя славная ученица, хочу помочь тебе наконец-то вырваться из этого корпоративного смрада в мир глубоких мыслей, мир умов, не испорченных жаждой наживы и власти… Я желаю, Вэи, — газета, с шорохом упав на пол, к их ногам, разлетелась дюжиной листов. Сасори зарылся руками в свисающий складками шёлк халата, не выпуская свою драгоценную добычу из плена объятий. — Я желаю, чтобы ты поскорее начала учёбу. Поэтому я и предложил тебе переехать, чтобы ты сэкономила полученное, а не потратила на то, что я оплатить могу и сам. С удовольствием, зная, что вклад делаю в будущее достойного человека.

Мотидзуки не смогла вымолвить и междометия. Рыдания сдавили горло, как и она флисовый халат «милого друга». Не понимала… Понять не могла… «Отчего так принимаешь участие во мне? Отчего так заботлив? Неужели так много нерастраченной привязанности хранил в душе?» — мысли перемежались с неслышными всхлипами, которые зарывала в мягкой ткани на груди Сасори.

А он, будто до этого было мало, ещё с большей силой прижал её к себе.

— Я хочу, чтобы ты увидела жизнь… Жизнь, ma cherie[фр. Моя дорогая.], не существование. Я знаю, что такое трудиться долго и чередовать один дрянной сорт риса с другим… Поэтому, mon coeurфр. Моё сердце, не желаю подобного для тебя. Позволь мне… сделать хорошее для кого-то, кроме своей крохотной семьи, — последнее слово легко растаяло неуловимым поцелуем в волосах, собранных в аккуратный пучок под заколкой с пластиковыми жемчужинами. — Ты достойна носить настоящий, не дешёвую подделку.

— Сасори… — она едва выдавила из себя привычное и такое простое имя. — Ты делаешь для меня столько… Я не могу чувствовать себя не обязанной дать тебе что-то взамен. Что-то, кроме проблем и счёта для оплаты, — она тихо рассмеялась, вжимаясь щекою в твёрдую грудь «милого друга». — Поэтому я бурчу, ворчу, берусь делать всё сама… Потому что так нужно. Я так привыкла жить. Не хочу висеть на шее, как говорят у нас в стране, мертвым грузом.

Вэи мягко отстранилась, чтобы взглянуть в глаза своему защитнику. Его зрачки сузились: радужка, казалось, уменьшилась в диаметре. В этом взгляде сверкало безумие. «Его волнения… Невыносимого», — подумала она, объятая страхом за друга. Нежно обхватила его лицо ладонями и зашептала так успокаивающе, как только могла.

— Ну-ну, теперь придём к консенсусу: ты позволяешь мне спокойно оплачивать то, что объективно я могу себе позволить купить, а ты, в свою очередь, если захочешь… плати за меня там, где цены составляют половину моей зарплаты за стакан воды с лимоном, — шутка подействовала успокаивающе на мужчину, начавшего постепенно приходить в себя. — О плате за проживание у тебя больше не упоминаю. Я ценю твоё желание, твою помощь… столь важную для меня в этот момент.

— Надеюсь это окончательное соглашение… — его срывающийся в хрип голос отдалённо напоминал обычные бархатные волны спокойного тембра.

— Подлежащее пересмотрению в исключительных случаях! — Вэи смахнула слезу и тише прошептала. — Спасибо…

— И тебе…

— Я подниму, — её руки огладили шершавые от утренней щетины щёки Сасори, не успевшего даже среагировать.

Вэи уже опустилась на корточки, чтобы собрать разбросанные листы. Шёлковые полы халата растеклись по кафелю кремовым полукругом. Взгляд зацепился за заголовок:

«Погиб при исполнении долга: Хара Сэтори, адвоката фирмы «Uchida&Co», обслуживавший громкий процесс «NaraGroup», повесился на кухне своей квартиры в Тиёда». Под ним на широком квадрате снимка была изображена опечатанная дверь квартиры.

Пальцы замерли над листом. Вспышкой воспоминания в голове возникла бывшая одногруппница, хвастающаяся тем, что ей удалось зарекомендовать себя в крупную холдинговую компанию «NaraGroup».

— Верно, не прикасайся к этой стороне жизни, — Сасори склонился над ней и лично забрал из-под носа статью.

Протянул руку, чтобы помочь встать.

— Так жаль… Ему же было всего лишь тридцать пять, — Вэи бросила взгляд на смятый лист, с трудом поднялась. — Я слышала об этом деле. Их обвиняют в корпоративном шпионаже… Неужели настолько сильным было давление на несчастного?

— Всё может быть.

Сасори вернулся на своё место. Принялся за ещё неостывший завтрак, испускающий ароматный пар. Мотидзуки с трудом заставила себя прожевать баклажан. Мини-столкновение с другом, мрачная статья и переживания о грядущем рабочем дне не способствовали активному пищеварению. Однако Вэи прекрасно осознавала, что это лишь на полчаса: после её живот начнёт издавать голодный рёв, который, если ей, по её обыкновению, «повезёт», услышит Тобирама-сама. Позориться перед ним раньше времени девушке не хотелось. Поэтому, по примеру друга, она налегла на завтрак.

И всё же новость не давала ей покоя.

— А тебе доводилось с ним видеться?

— Почему ты так считаешь? — Сасори ловко и изящно подцепил квадратик филе лосося, которое Вэи заботливо поделила на мини-порции.

— Ты знаешь многих известных личностей. А Хара Сэтори — очень заметным… был… — она сдавленно выдохнула. — Был заметной фигурой в адвокатской среде. Он успешно защищал нас пять лет назад, когда конкурирующая фабрика выпустила конфеты с таким же вкусом и составом. Хотя, рецепт был запатентован «Отой».

— В то время о его существовании я лишь догадывался. Год назад вырезал ему аппендицит. Он боялся обращаться к другим хирургам. Пришлось мне сверхурочно возвращать звезду на небосклон юриспруденции.

Вэи, приступившая к чаю с данго, едва им же не поперхнулась от смеха. «Какие пассажи у него! Мне далеко до того, чтобы говорить так остро за долю мгновения», — она потянулась за салфеткой, но Акасуна уже протягивал её подруге.

— Благодарю… Кха-х, ты умеешь метко сказать.

— Он тоже умел. Метко подн… — кашлем он будто старался избавиться от слова, излишне грязного для слуха его «нежной ученицы». — В общем, противоречивая личность. Самовлюбленная выскочка.

— Ты так многое узнал, пока исследовал его внутренний мир?

Пришёл черёд Сасори усмехаться.

— Несомненно. Мы пару раз встречались в обществе. С меня хватило таких исследований, моё милое дитя, поверь.

Однако Вэи посмотрела на лежащую на краю утреннюю газету с печалью, пропитанной сожалением. За ворохом светло-серых шуршащих страниц скрывался тот самый лист с кричащим заголовком и пугающей фотографией — последним делом адвоката, о котором написали в «Ёмиури Симбурн». За окном оглушительно завыла сирена.

— Несмотря на это, в нём же и хорошее было, и дорог он кому-то был… Какой ужасный, печальный конец. Никому такой страшной смерти… вообще никакой… не пожелаешь.

С важным видом поручив Сасори съесть о-бэнто непременно в обед, когда бы тот у него не случился в течении дня, Вэи побежала на станцию «Токио». Едва удалось протиснуться в переполненный вагон. Предварительно ей несколько раз ткнули в спину локтями, а так же три раза наступили на туфли. Однако жертвы стоили результата: ей удалось ухватиться на поручень аккурат рядом с женщиной, которая вышла на следующей станции. Остаток пути Вэи проехала сидя — большая редкость для утренних рейсов.

Перед глазами мельтешили, качались из стороны в сторону, точно матрёшки, мужчины и женщины в разноцветных куртках и одинаковых серых или чёрных костюмах. Их лиц она не видела — слишком высоко. Однако соседи напротив в основном либо читали, либо с сосредоточенной мрачностью разглядывали окно перед собою, или же отсыпались перед трудовым днём. Она не хотела следовать их примеру.

«Стоит только закрыть глаза — бодрость как рукой снимет… Читать не могу: тревога о предстоящем разговоре с Тобирамой-сама будет отвлекать, не даст проникнуть мыслью в текст», — кликом переключила музыку на плеере — подарке родителей на выпускной из университета. В наушниках заиграл новый трек группы «Тату». — «И жуткая статья не даёт покоя, ведь из-за кризиса, невзгод, охвативших Японию, таких самоубийств происходит каждый день… Думать страшно сколько! А, разве, у нас лучше? Ещё хуже, на самом деле... В переломное время живём… чай, что второе тысячелетие не за горами».

Такими и многими мыслями занимала себя Вэи, пока добиралась до офиса.

Воспоминаниями о недавно перечитанной «Повести о доме Тайра» наслаждалась, пока проталкивалась в лифт. Нелепой считалкой силилась нормализовать дыхание, вторившее стуку каблуков о плитку представительского этажа.

Натсуми Сайто, элегантная и «свежая»даже ранним утром, кивком головы поприветствовала вошедшую в приёмную. На секретаре операционного директора белел новый пиджак.

— Тобирама-сама, — с придыханием произнесла она, окидывая насмешливо-оценивающим взглядом вчерашний наряд пиарщицы. — К Вам Мотидзуки Вэи.

Она прикусила щёку со внутренней стороны. Не хотела вздрогнуть, когда услышит его. Не выдержала. Тело без её желания напряглось, когда из динамика донёсся грубый голос:

— Пусть заходит.

Chapter Text

Семь часов две минуты по часовому поясу JST Asia.

Тобирама перевёл взгляд с циферблата «Master Control» от «Jaeger le Coultre» — белого с тонким светло-серым отливом — на нетронутую чашку двойного эспрессо. У него есть ровно пятнадцать минут для того, чтобы отдохнуть и мысленно подготовиться к заботам, что для него готовит ещё один день. Несомненно готовит. У этого виртуозного повара однообразные привычки — одним и тем же блюдом Тобирама довольствуется уже почти двадцать лет корпоративной жизни. Изменяются некоторые ингредиенты, но основные — внезапность, срочность, давление — неизменны.

Он привык… Реагировать. Действовать. Сносить без ропота. В конце концов это его работа, которую за него могут запороть, но, увы, не выполнить.

Медленно приподнял чашечку. Вдохнул крепкую горечь кофе. В этом кафе, единственном, по мнению Тобирамы, умеют правильно заваривать его любимый сорт для эспрессо. «Gourmetto» от швейцарской «Badilatti» раскрывается богатством своего многообразия в небольшой чашечке. Крохотной в его руках.

Смотря на мутно-серую гладь реки, отпил своего «биологического» успокоителя. Острая горечь обожгла язык, спустя мгновение переливаясь в едва ощутимую сладковатую пряность. Тобирама в блаженстве прикрыл глаза. Голова, ещё не забитая срочной информацией, была будто бы окутана туманом. Дымкой прострации — вполне закономерная аномалия после месяца недосыпа.

Ещё глоток.

Блаженное забытье постепенно рассеивается. Активная мыслительная деятельность начинает восстанавливаться.

Ещё один глоток.

Тобирама не желает потянуться к кожаному дипломату, в котором между папками с документами сжаты свежие номер «Businessweek» азиатской и американской версий. Тонкая ирония с его стороны, учитывая его последний замысел, который сам Сенджу плюс группа первоклассных специалистов намереваются реализовать в кратчайшие сроки. Однако именно в данный момент, сидя здесь, в этом небольшом и, откровенно, не слишком примечательном заведении, Тобирама не хотел прикасаться к работе ближайшие пятнадцать минут.

Это было его время…

Бариста усердно и по-утреннему размеренно-лениво протирал чашки. Взгляд сонных карих глаз с беспечной внимательностью человека, привыкшего изо дня в день обслуживать одного и того же клиента, был направлен на завсегдатая. На этого человека с необычной, а потому пугающей, но всё же странно-завораживающей внешностью.

Мужчина сидел, откинувшись на спинку стула. Не вальяжно, не расхлябисто, но с уверенной твёрдостью. За столиком для двоих второму места не найдется: на соседний стул он поставил свой портфель, явно импортный, качественный и безусловно дорогой. Он повернул стул так, чтобы без излишних движений головы видеть происходящее за широким окном. Шпросы разделяли пейзаж на квадратики. Из них складывалось изображение холодной полосы реки, мокрого тёмно-серого асфальта, синих стеклянных небоскрёбов и пасмурного неба. Сам мужчина, чьё имя баристе не было известно, олицетворял собою эту урбанистическую миниатюру. Светлые волосы аккуратно зачёсаны — но не прилизаны! — при этом остаётся место лёгкой растрёпанной небрежности, будто бы намекающей, что этот господин — не франт, который дрожит над каждым криво легшим волоском. У висков серебрится седина. Серое пальто сливается с дождливым небом. Пусть с этого ракурса это не было видно, однако, принимая заказ, бариста вновь невольно подметил, что у «завсегдатая» ворот и лацканы будто намертво прикреплены к месту. Невольно брала зависть, ведь у него вечно то топорщатся, то лежат, как высушенные водоросли. А здесь — резкость очертаний, непреклонная стойкость виднеется во всей модели, равно как и белая рубашка, рассечённая черной полосой галстука, виднеется из-под тяжелого материала пальто. Совершенно неудивительно, что этот мужчина, вероятно, — корпорат. Похож. Бариста ещё предполагал, что он может быть банкиром, политиком или юристом. В общем — недосягаемой высотой.

Тобирама вновь сверился со временем. Семь часов пятнадцать минут. Осталось две перед погружением в опасные глубины бизнеса…

Которые встретили его лучезарной улыбкой секретаря и целой стопкой приглашений, пришедших вчера вечером. После завтрака с министром Тобирама так и не показался в офисе. По крайней мере этом. Для выяснения последних деталей перед предстоящей встречей с русскими он направился сначала в «Tokyo Consulting, LLC», а после прямо в «стекляшку Маруноути» к своим людям за информацией о разработке недавно приобретенной нефтяной скважине в Техасе… и к брату, разумеется. Тот не мог оставить младшего без своего высокого внимания, стоило тому заявиться в фойе головного штаба.

Тобирама был отнюдь не против семейных посиделок в просторном светлом кабинете под крышей небоскрёба. Он был против пустой траты времени, которое и без того сложно равномерно разделить между всеми рабочими вопросами и базовыми биологическими потребностями. На одну из последних — сон — приходилось всё меньше ценного ресурса. Особенно сегодня. Сверившись со своим распорядком, Тобирама обнаружил множество выделенных цветами полей — мероприятия, и совсем ничтожное количество белых полос — перерывы. Или, как он называл их: «стратегический запас на случай непредвиденной чертовщины». Одно такое «окно» приходилось аккурат на восемь десять. Как раз после встречи с этой переводчицей…

Как раз о ней…

Несколько уверенных нажатий по кнопкам телефона. Длинный монотонный гудок режет слух. «Ещё не на работе? Они там под крылышком брата совсем расслабились, я смотрю», — не без недовольства подумал Тобирама, набирая домашний номер. Всё тот же пронзительный пищащий звук. Затем послышался щелчок, треск и сонное:

— Ал-ло? Я вас слушаю…

— Минато-сан, разбудил?

Директор отдела «Konoha Corporation» по связям с общественностью несомненно узнал этот голос. Слишком уж он запоминающийся, чтобы вовсе не оставить впечатлений, хотя в последний раз брата президента он видел несколько месяцев назад. Его стальная интонация способна выбить из человека не только сон. Прикрыв трубку рукой, он вздохнул и с опаской покосился на спящую жену. Разбудит — помимо сна из него выбьют ещё и дух.

— Н-нет, что Вы, Тобирама-сама!.. По какому вопросу звоните?

Сенджу был несказанно рад, что Минато своей тонкой психологической чуйкой улавливал его настроение и желание, вернее, его отсутствие тратить время на смол толк о всякой ерунде.

— Мотидзуки Вэи, русская, которую вы рекрутировали в мои пропагандистские войска. Откуда вы о ней узнали и почему решили, что её кандидатура подходит для работы в «Ота»?

По ту сторону связи повисло тягостное молчание.

«Жена рядом и поэтому не хочет говорить о той девчонке?» — подумал Тобирама, недоумевая, причём вполне искренне: он всё же был лучшего мнения о Минато как о примерном семьянине. Впрочем, необоснованная иррациональность чувственных порывов способна смести любые преграды морали и приличий, как ураган хлипкий домишко. И всё же гадко…

— Ах! Да… Простите, Тобирама-сама, без чашки кофе голова отказывается сотрудничать с мозгом, — тёплая шутка могла растопить кого угодно, кроме Тобирамы, не попавшегося на этот крючок добродушия. — Вэи… Да… Замечательная девочка, надеюсь, она прижилась у вас.

— Не сомневайтесь, — операционный директор вспомнил её вчерашние дебаты с Игараси Хаята.

— Ну и замечательно, а Наруто всё волновался, что у вас её сожрут, — Минато усмехнулся и продолжил чуть в более серьёзной манере, всё же оставляющей после себя легкий след мягкого радушия. — Дело вот в чём, Тобирама-сама. Эта девочка — подруга моего сына. Просто подруга, без… Ну, вы поняли…

— Да, — произнёс он, начав с помощью индукции составлять примерную картину произошедшего.

— Так случилось, что она потеряла работу. Не по своей вине. Просто «Aigava, LLC» разорилась… И, как мне сказал сын, Вэи попала в затруднительное положение с деньгами. Молодым специалистам, Вы знаете, трудно сейчас найти работу без должных рекомендаций и связей. Поэтому Наруто умолял меня пристроить его подругу к нам, в «Коноху»…

Минато устало усмехнулся. Тобирама молчал в ожидании продолжения.

— Но, Вы понимаете, чем бы это могло обернуться для репутации компании.

«И твоей в частности», — молча добавил Сенджу.

— У неё недостаточно опыта для моего отдела. Но база знаний крепка. Поэтому я прошерстил наших «дочек» и узнал, что как раз вам в пиар-отдел требуются специалисты… Я указал господину Кё на Мотидзуки-сан, но решение оставалось, разумеется, за ним.

«Решение назначить её сейчас или для вида подождать», — подумал Тобирама, бросив взгляд на громоздкие английские часы. — «Он не мог отказать высокому начальству в столь пустяковой просьбе… И ты это прекрасно знал».

— Я не нашёл нужным говорить Вам…

— Следовало бы. Я не против назначений по рекомендации. Однако… — он выделил твёрдым нажимом интонации союз. — Когда они имеют под собой основание.

— Вам кажется, Вэи недостаточно профессиональна для этой работы? — Минато не верил своим ушам: он проводил собеседование и не нашёл подругу сына некомпетентной в области, которую он возглавляет в «Конохе» уже десять лет.

— Не о профессионализме речь. Я имею ввиду её отношение конкретно к вам, Минато-сан, учитывая, как вы сами заметили, её «недостаток опыта для вашего отдела». У меня, — Тобирама начал методично откладывать в сторону приглашения, на которые Натсуми после напишет отказ от его лица, — логично возникло подозрение, откуда вы вообще узнали об этой непримечательной особе.

— Боюсь представить, что Вы могли понапридумывать, — Минато устало и тихо рассмеялся, всё ещё с опаской поглядывая на мирно спящую Кушину. — Я подозревал, что так оно и будет… Но сыну отказать не мог. Он чуть ли не в слезах умолял сделать что-то, иначе его «сестрёнка» уедет обратно в свои «коммунистические советы».

— Даже сестрёнка… — Тобирама на мгновение замер с конвертом от владельца одного неплохого французского ресторана.

Перед глазами собрался образ крохотной фигурки пиарщицы. Бледный узкий овал лица, большие серые глаза, смотрящие с явным напряжением, светло-розовая полоса губ — непримечательное лицо в её родной стране, выделяющееся на его родине. Костюм строгий, соответствует официальному дресс-коду. Однако пиджак сшит не под неё, оттого плечи заметно великоваты, что придаёт её вроде бы стройной фигуре — Тобирама особо не всматривался — комичный вид.

«Вчера боялась меня как заяц анаконду. Удивительно, как такое впечатлительное существо работает в пиаре. Ведь одна из задач связей с общественностью — общение с разного рода мудаками и, время от времени, порядочными людьми», — он положил приглашение от «француза» поверх другого, от одного из сотен знакомых из юридической конторы. — «Странно, что она смогла до такой степени приблизиться к Наруто… Да перед этим где-то встретилась с ним».

Рокочущий смех Минато раздался шелестящим шуршанием в трубке.

— Удивительно, не правда ли? Девочка из бывших Советов, а так хорошо подружилась с сыном. Впрочем, я всё же понимаю, почему. Вэи, Тобирама-сама, обладает удивительной… — Намикадзе примолк на мгновение, чтобы подобрать более точное, бьющее в цель слово. — Эмпатией. Пожалуй, да, можно так сказать. Эмпатией. Она способна почувствовать настроение собеседника и на основании этого применить необходимую коммуникативную стратегию.

— Да неужели? — Тобирама не скрывал яда иронии, коей он желал пропитать излишне лестную похвалу.

«Не заметил за ней такого», — подумал он и отмёл ещё два приглашения.

— Только если не волнуется, — Минато усмехнулся, но, в отличие от Тобирамы, он делал это беззлобно. — Вам уже, как я понимаю, довелось с ней говорить?

— Предоставился случай. Поэтому был удивлён такому неправдоподобному описанию психологического портрета.

— Это из-за волнения. Попробуйте понаблюдать за нею… — в этот момент Тобираме по корпоративной почте компании пришло письмо. От начальника отдела безопасности.

Интерес Сенджу к Мотидзуки быстро угас.

День явно решил обрадовать его новым, особо острым блюдом.

«Только проблем с безопасностью объекта ещё не хватает… Неужели господин Нара не озаботился об обновлении системы? Мы им всобачили разработку со скидкой. Так, спрашивается, какого дьявола вообще мне могут писать из охраны? Или же…» — вереница мыслей пронеслась чередой теорий, многие из которых Тобирама безжалостно отбрасывал за их явной нелепостью.

И стоило тексту сообщения высветиться на современном, плоском экране, как интерес к особе Мотидзуки не просто разгорелся, но запылал в душе Сенджу. Стало жаль, что болтовню Минато он пропустил мимо ушей, до которых долетел лишь конец недолгой «рекламы» русской пиарщицы.

— … возможно она покорит и Вас.

«Не меня, но всё же…» — подумал Тобирама и, несмотря на отстранённость мыслей, ответил твёрдо, приправив свои слова лёгкой усмешкой:

— Не сомневаюсь. Было бы интересно взглянуть на это.

«И на кое-кого ещё. Необходимо. Я не ожидал от него такого… От кого угодно, но не него», — пока мозг анализировал новую информацию, Сенджу «на автомате» парой вежливых фраз распрощался с Намикадзе. Ему хотелось подумать, оставшиеся пять минут до встречи с этой удивительной гайдзин, поразмышлять, как ей удалось покорить не кого иного, как Акасуна Сасори — известного закостенелого холостяка, гениального хирурга и виртуозного токсиколога.

Тобираме даже стало любопытно, а знает ли эта девушка, что её кавалер отнюдь не лечит людей от отравления?

Однако он не успел и откинуться на спинку кресла. Звонок оглушил безмолвие кабинета. Операционный директор мгновенно принял вызов.

— Тобирама-сама, — даже будучи искажённым, голос Натсуми искрился соблазнительной приглушенностью, — к Вам Мотидзуки Вэи.

«Раньше времени приехала? Так даже лучше», — подумал он.

Сделав вид, что не расслышал кокетливых ноток в голосе секретаря, властно бросил:

— Пусть заходит.

Сегодня Тобирама рассчитывал на более продуктивный диалог с той, которой он планировал работать едва ли не бок о бок ближайшие два месяца.

«Посмотрим, что из этого выйдет».

«И что же может выйти из этого разговора?» — подумала Вэи, ступив за порог мрачной твердыни, как она успела поэтически охарактеризовать кабинет начальника. — «Куда я могу после выйти: в окно или всё же через дверь, но не вперёд ногами?» Шутка позволила немного расслабить плечи: не хотелось выглядеть столь торжественно-напряженной точно школьница на линейке.

Вэи окинула «твердыню» мимолётным взглядом. Всё тот же мрак — растушёванные серые полутона — более воздушный, светлый.

«Ещё ведь утро», — так охарактеризовала она атмосферу, внезапно ставшую на йоту легче, терпимее.

Волнение сегодня значительно меньше владело её душой, поэтому Мотидзуки без труда определила источник тьмы в кабинете начальника: зашторенные окна. Жалюзи практически полностью закрывали собою панорамный вид на мегаполис. Точно пластины ламеллярного доспеха самураев защищали их от оружия врагов, так и полосы штор укрывали Тобираму от солнечных лучей. Любопытство тут же взыграло в Вэи: стало жутко интересно, почему он настолько избегает света?

«Не вампир же он, в самом деле. Пусть и бледный с глазами, будто бы действительно красными», — с такой мыслью она остановилась возле конца П-образного стола. Приглашения сесть она вовсе на чаяла услышать.

На этот раз Тобирама сразу же взглянул на неё. За ночь его взгляд, удивительно! не изменился. Всё та же пронзительная, выворачивающая душу острота. Вэи стало не по себе. «О, лучше бы вообще не смотрела… Так, нужно собраться! Я человек с образованием или кто? Чего робею? Раз утвердил мою личность, значит нашёл мои навыки полезными», — она почтительно поклонилась и располагающе улыбнулась. — «Дело ли это, если специалист по связям с общественностью со своими собственными эмоциями связь найти не может?»

Тобирама в ответ не улыбнулся, но кивнул, указывая на кресло для посетителей.

— Сядьте.

— Благодарю.

Исполнив второй поклон, она поспешила опуститься в предложенное кресло. У Мотидзуки не было сомнений, что начальник, пришедший на работу раньше своих подчинённых, не любит тратить времени зря. «В моих же интересах, чтобы он мне больше объяснил насчёт специфики моей задачи», — её взгляд, брошенный украдкой, скользнул по красивому мужскому лицу. — «Точно такое же, как у тех греческих скульптур из мрамора на фотографиях Сасори! Точённое, бледное, неживое».

Тобирама взял заранее подготовленные папки. Идеальной стопкой лежали на педантично аккуратном столе. Длинные, изящные, но отнюдь не женственные пальцы директора, сомкнувшись на документах, выпустили «жертву» перед Вэи. Ради этого высокий начальник, и в самом прямом смысле тоже, как позднее поняла Мотидзуки, даже привстал.

— Пока что переведёте это. Здесь финансовый отчёт по департаментам компании, отчёт по по мощностям производства, несколько кратких описаний недавних разработок. В общей сложности — тридцать семь страниц. Не слишком много для начала.

Вэи даже не знала, что сказать таким образом, дабы через секунду не оказаться за дверью и без работы. Приличных слов, чтобы описать такую непозволительную небрежность у неё не нашлось ни в одном из известных ей языков. Зато обсценная лексика на русском, японском и китайском перемешалось в гремучую смесь недовольства.

«Он… издевается? Немного? Тридцать семь? Так… рано горячку пороть. Я ведь не представляю, сколько времени он соблаговолит отвести на выполнения задания», — мысли сменялись быстрой чередой. Однако и в этом безумстве Вэи удалось выхватить одну и облечь её в приличествующий случаю, краткий вопрос:

— За какой срок?

— Три дня… — Тобирама выдержал околодраматичную паузу, затем добавил, с хриплой усмешкой. — Если сможете, конечно. Максимум за пять дней. У нас мало времени.

Щекочущая дрожь пробежала по телу от звучания этого низкого, рокочущего смешка. Однако не менее остро, ярко Мотидзуки ощутила и раздражение, зародившееся в груди из семени надменности, брошенной начальником с таким высокомерным видом, будто бы он сам мог справиться с задачей и за меньшее время.

«Как у нас говорят: «если бы да кабы». Замечаю, что у всех умных людей привычка недооценивать способности других», — она тут же вспомнила Сасори и его жалобы на симпозиумы «для специалистов среднего уровня интеллекта; остальные могут оригами из листов блокнота составлять, чтобы научиться хотя бы чему-то за эти в пустую потраченные дни».

Сдержала усмешку, прикрыв её низким кивком и словами:

— Сделаю всё возможное, Тобирама-сама.

— Хорошо. Значит, переходим к следующему вопросу, — он сцепил руки в замок и положил их на столешницу. — Вашему рабочему месту, Вэи-сан. Оно будет располагаться этажом ниже. Отдельный, с позволения сказать, кабинетик. Не слишком просторный, но для вас и ваших словарей места найдётся.

Серые глаза стали казаться ещё больше из-за удивления, расширившего черноту зрачка. «С чего такая щедрость? Явно ведь не просто так… Какому переводчику вообще полагается отдельный кабинет?» — Мотидзуки решила прояснить вопрос сейчас, а не терзаться им после, в «личном кабинетике».

— Позвольте узнать, почему я не могу работать в опенспейсе с остальными переводчиками?

— Во-первых, для вас нет места — все переводческие места в фирме заняты, — директор, выводя с лёгким нажимом каждое слово, не спускал глаз с неподвижной пиарщицы, устроившейся, как и в прошлый раз, у края кресла. — Во-вторых, это коммерческая тайна. Так как вы уже ознакомились со своим обязательством о её неразглашении, то, полагаю, вопросов, почему иным лицам не следует знать о настоящем деле возникнуть, как мне представляется, не должно.

Тобирама прервал свою речь ненадолго, пару мгновений, — достаточно, чтобы подчинённая осознала сказанное, недостаточно, чтобы ответить или задать встречный вопрос.

— Вы не избежите расспросов о том, что переводите со стороны новоиспечённых коллег. Будете молчать — начнут подозревать. К тому же Окамото Изава, ваш японский коллега, непременно захочет узнать, документы каких партнёров перепоручили вам. Придется говорить следующее, — он отвёл взгляд куда-то за спину Вэи, — так как Изава-сан занимается всей входящей-исходящей документацией, а также перепиской на русском языке, то подобное перепоручить вам просто не могли. Потому, Мотидзуки Вэи, для всех вас наняли для того, чтобы переводить для нас телефонные переговоры. В этом Изава-сан не так хорош, как в письменном переводе.

Опять тяжесть его внимания опустилась незримым давлением на девушку. Ей уже было не до одури страшно, как вчера, однако, растекающийся по телу холодок напряжения мешал сосредоточиться. Хотя и следовало бы, как понимала Мотидзуки. Её беспокоила неясная секретность всего предприятия.

«Почему фирма не может открыто сотрудничать с теми компаниями? Какими вообще?» — она напрягла пальцы, силясь не обхватить пальцами юбку. Слишком неприкрыто очевидным вдруг предстанет перед директором её волнение, сомнения. — «Вдоль и поперёк перечитала все бумаги, но не нашла даже упоминания… Вот уж точно жадный платит дважды».

Вэи встретила его взгляд на долю секунды. Он словно пытался впиться в её душу, выдернуть из глубин то, что ему необходимо знать об этой русской, которую неизвестно каким ветром занесло с материка на острова.

— В таком случае, могу ли я узнать теперь, когда я связана с этим делом обязательством о неразглашении… — её мягкий, плавный голос звучал не как вчера — напряжённо-робко, но с твёрдым напряжением человека, пытающегося понять природу своих новых обязанностей. — Почему следует соблюдать такую секретность и что за отрасль, компании, с которыми я тоже буду иметь дело. Опосредованно. Но всё же…

Холодный прищур ощущался едва ли не материальным: прикосновение взгляда выбивало дыхание из груди. Монотонно тихо тикали громоздкие настольные часы. Законсервированная закрытыми окнами и дверями тишина кабинета давила на сознание. Время будто остановилось. Замерло. Как и сам Тобирама, который на протяжении всего разговора не изменил позы и даже не шевельнулся.

«Стальная выдержка… Он действительно похож на статую больше, чем мне казалось изначально», — подумала Мотидзуки, прежде чем грубый голос вновь полоснул слух.

— Можете. Ради этого я и назначил вам встречу, Вэи-сан, — он произнёс её имя будто бы с нажимом, им же клеймя девушку. — Мы, то есть, я и ещё некоторые руководители, а так же крупные акционеры, намерены приобрести компании, обслуживающие нефтедобывающую отросаль. На Сахалине. Близость расположения выгодна как-никогда, если начинаешь разрабатывать новое направление, за которым нужен глаз да глаз. Я беру в учёт не конкретно неизведанность отрасли для компании — с этим проблем нет, когда есть специалисты и консультанты, которых можно привлечь. Зато проблемы есть с людьми: управляющими, работниками, в конце концов, владельцами этих объектов.

Вэи продолжала ощущать на себе его неотрывный взгляд: казалось, будто её лица со всевозможной бестактностью касались невидимые руки.

Тобирама продолжал:

— Менталитет людей бывшего СССР для нас непонятен. Следовательно, выстроить грамотное сотрудничество и систему управления предприятием здесь не сможет никто. Я в том числе. Поэтому вы для нас, считайте, как Ариадна для Тезея: спасительница, которая выведет нас из лабиринта непонимания этой легендарной «русской души», — Мотидзуки могла поклясться, он изо всех сил сдержал иронический смешок. — Но с той лишь разницей, что в отличие от неблагодарного Тезея, вас компания одарит достойной наградой за сотрудничество. Думаю, по условиям нового договора это и без моих слов ясно.

Мотидзуки кивнула. Действительно, выплаты за переработку, почасовой последовательный перевод переговоров были, по крайней мере, выше рыночных.

«Иначе я бы не взялась в такое мутное предприятие… Но к чему же секретность?» — подумала она и вздрогнула, когда руководитель дал ответ именно на этот вопрос.

По-детски нелепая догадка смутила взрослую девушку: «Да он мысли читает!»

— Секретность дела обусловлена тем, что ни мне, ни совету, ни акционерам не нужна шумиха в прессе. А буря разыграется, стоит только каким-нибудь «Businessweek», «Times» или «Нихон Кэйдзай Симбун» вынюхать об этом деле. Сразу же из засады выползут конкуренты и попытаются вырвать из рук договоры о приобретении — это раз. 

Тобирама откинулся на спинку кресла, так, как, по представлению Вэи, это делают начальники: с непринуждённым чувством собственного превосходства. Оно было вполне обусловлено окружающей обстановкой, которая принадлежала ему. Положением её самой, так как судьба её карьеры находилась в его руках. И он, если продолжать проводить параллель с греческой мифологией, точно мойра смерти Атропос, мог перерезать эту нить и прекратить существование её карьеры в миг.

— Такая тривиальная, по меркам бизнеса, неприятность, однако, влечёт за собой неизбежный рост стоимости компаний — мы окажемся в условиях тендера. Побеждает тот, кто предложит больше, — Тобирама больше не смотрел на неё, переключив внимание на нечто за спиной Мотидзуки, которая наконец-то смогла выдохнуть спокойно. — Мы можем предложить больше. Но мы не хотим. Это идиотство переплачивать за откровенно убыточное производство лишь для того, чтобы покрасоваться перед миром мощью своих капиталов и немощностью интеллекта.

«Его язык разит как самурайский меч!» — ей едва удавалось сдержать улыбку. Вэи немного расслабилась: холодные тиски канцеляризма, который директор вплёл в свою речь, наконец-то разжались. Осуждённая на непростое сотрудничество могла вздохнуть спокойно, равно как и послушать речь, не напоминающую диалог в учебнике для изучающих деловой японский язык.

— Мы выкупим эти компании, чтобы провести реорганизацию и реструктуризацию. Обновим мощности. Вернём съехавший поезд обратно на рейсы — это два.

Мужчина показательно загнул второй палец. Он, точно учитель, пытался вбить в голову недалекого ученика знания, чтобы тот не опозорил его на экзамене. И вновь Вэи вспомнила прошлое, свои занятия с репетиторами по математике, которые, сколько не пытались объяснить крохотной восьмикласснице, как работать с формулами, но результат всегда оставался неизменным. Гадко. Начальник, возможно, видел её так же, как и те несчастные учителя — отсталой особой, одарённой уникальной способность не понимать элементарных вещей.

«Нет… Страхи… Глупость! Он просто объясняет, чтобы поняла… Ничего плохого он не думает… Он вообще не знает меня…» — неимоверным усилием воли Мотидзуки разогнала этот гудящий рой назойливых мыслей. Сосредоточилась на речи начальника.

К тому же настойчивая сила его голоса не позволяла слушающему отвлечься от слов говорящего надолго.

— Деньги, не потраченные в бессмысленной гонке, пойдут в оборот. Он принесёт доход и приобретение окупится спустя несколько лет. Ваши же и выиграют в этом деле. По крайней мере, поймут, что производство следует обновлять не раз в двадцать лет. Тогда нефтедобыча увеличится в разы, а так же станет менее ресурсозатратной.

Бросив взгляд на английские часы, хмыкнул.

— И, последнее, так как наше время подходит к концу. Три — акции компании могут подняться в цене. Текущая котировка устраивает нас вполне. Излишне высокая цена, на данный момент, принесёт больше вреда, чем пользы. Мы стараемся держать стабильный уровень для привлечения новых акционеров и инвесторов.

Тишина вновь заполнила кабинет. Однако, к своему удивлению, Вэи обнаружила, что отныне она была не удушающей, но скорее спокойной. В такой приятно обдумывать услышанное и сказанное. Она словно бы оказалась в старинной готической библиотеке Оксфорда. По словам Сасори в Бодлианской библиотеке царила именно такая, «интеллектуальная тишина».

— Вы поняли меня?

— Вполне. Вы хорошо объясняете.

— Польщен, — без чувства сказал он.

Рука замерла над кнопкой вызова секретаря.

— Я приду к вам сегодня-завтра, как и обещал. Вы расскажите мне в подробностях обо всех нюансах, которые вычитаете. Так что готовьтесь мучиться, госпожа Мотидзуки, — впервые за весь разговор Тобирама… усмехнулся. — Я въедливый ученик. Свободны.

— Есть, Тобирама-сама! Всё будет исполнено в лучшем виде! — отрапортовала Вэи, обхватив хрупкими короткими руками тяжёлые папки.

Она едва ли не подскочила, но не столько от желания сбежать из «мрачной твердыни», сколько от радости внезапного открытия. Возможно такое же чувство охватывало сердца великих мыслителей? Вэи не знала.

— Хорошего Вам дня! — своё пожелание она высказала уже у самого выхода.

Ответом ей послужил тот же рокочущий смешок.

Но отныне она знала точно…

«Тобирама-сама — не холодная статуя. Он такой же человек как и все».

— Располагайся, — бросила Натсуми, прежде чем с хлопком закрыть темную дверь «кабинета» новоиспеченной переводчицы.

Та, с удовольствием опустив тяжёлые папки на стол, огляделась.

«Теперь я понимаю, почему Тобирама так насмешливо называл его «кабинетиком». Я не представляю, как сюда втиснули стол», — Вэи сделала шажочек и вот она уже стоит рядом с офисным креслом, плотно задвинутым к столу. — «Может его сюда всобачили сразу, как строить начали? Тогда я ещё пойму… Ой, а плохо, что дверь открывается внутрь, а не наружу, меня Тобирама-сама так и пришибить может»

Игривое настроение растаяло в миг, смытое чёрным мраком заголовка утренней газеты:

«Погиб при исполнении долга…»

Мотидзуки сдавленно выдохнула.

— Всё никак не могу забыть… Страшно представить, сколько в Японии таких «Хара Сэтори» сейчас, которые из-за непосильной ноши готовы лишиться ее вместе с жизнью, — она шептала, не боясь быть услышанной, осмеянной. Рядом с её новым рабочим местом располагалось хозяйственное помещение, а напротив — уборная. И там, и там люди, зачастую, не задерживались надолго. Вэи была буквально предоставлена сама себе.

Никакого Игараси Хаята, реющего по опенспейсу, точно сокол в поисках добычи. Только тишина и одиночество… То, от которого не хочется мчаться без оглядки.

Вэи, для того, чтобы отвлечься, решила рассмотреть каждую вещицу, отныне находящуюся в её распоряжении.

Весь кабинет — три стены и одно панорамное окно в пол. Светло-бежевая краска визуально немного увеличивала крохотное помещение. По крайней мере, Мотидзуки казалось, что она сидит не в коробке из-под спичек, но хотя бы в пачке из-под сигарет «Беломорканал».

Она улыбнулась забавному сравнению: за четыре года в Японии успела даже соскучиться по ядрёному вкусу, запаху и бело-синей пачке. «Сказали бы раньше — не поверила бы», — подумала она, разглядывая нехитрое убранство стола. Лёгкий, на тонких металлических ножках, с тремя выдвижными ящичками, тянущимися к полу. На нём гордо красовался громоздкий компьютер с выпуклым, точно живот у почтенного джентльмена, экраном. Телефон вместе с факсом стоял по другую сторону от ПК. Однако, при этом, на столе оставалось достаточно места для бумаг и нескольких книг. Прибитые справа полки явно должны были компенсировать недостаток пространства. Полупрозрачный лоточек для документов, водружённый на нижнюю, переливался блеском светло-розового пластика. Слева от стола кое-как вместилась узкая тумба. Она была занята принтером.

«Тому, кто устраивал здесь всё пришлось попотеть! Кому, как ни человеку, жившему в общежитиях и «хрущёвке», знать, как ценен каждый сантиметр квадратный. Я умолчу о метрах», — Вэи повесила пальто на спинку стула, рюкзак поставила под ноги.

Она радовалась. Тихо, про себя, наслаждаясь этим животворящим светом счастья, воодушевления перед чем-то новым, неизведанным. Однако, безусловно, интересным.

«Тобирама-сама… он сложный человек. Противоречивый. Как Сасори, но другой, — более… Не знаю, сейчас не знаю. Но мы будем работать следующие два месяца. Может тогда я пойму какой он «более другой»? По крайней мере, не жуткий тиран, каким его рисуют, сравнивая с Ода Нобунагой. Хотя ему этот образ вообще не подходит», — упершись локтями в столешницу, она обхватила ладонями лицо.

Неотрывно, с упоением смотрела на огромное стекло, на город, им ограждённый. Токио не казался маленьким с высоты. Мотидзуки даже сказала бы, что он представал перед смотрящим во всём своём громоздком, неподъёмном, величественном великолепии. Шпили небоскрёбов, плоские крыши магазинчиков и многоэтажек, раскидистые постройки растягиваются по всему обозримому пространству. Серая пелена небосвода растекается над мегаполисом, точно стеклянный купол, укрывающий «снежный шар», — такой волшебный, чудесный сувенир. Сасори подарил ей один такой, на Рождество. Об истинном смысле праздника Вэи узнала в далёком детстве от прабабушки, рассказавшей шёпотом, украдкой. Спустя годы девочка поняла, почему они не справляют такое светлое торжество. А разведать больше ей удалось лишь недавно, от Акасуны, с удовольствием поделившегося с ней подробной историей праздника, а также фотографиями гигантской ёлки на Тайм-Сквер, в Нью-Йорке.

«Поэтому не хочу, чтобы люди, как я, не знали о других народах практически ничего… Такая политика не приводит к добру, а к одним лишь недопониманиям, конфликтам», — она смотрела на тянущееся серой полосой японское шоссе, но вспоминала практически такое же, родное, московское. Ничего в стране Восходящего Солнца не казалось ей похожим на уклад и образ оставленной Родины, со всеми её достоинствами и недостатками. — «А ведь именно через литературу мы воспринимаем образы других стран. Пусть приукрашенные, где-то преувеличенные красного словца ради… Однако, как иначе узнавать о чем-то новом, далеком, если не путешествуешь, не можешь? Остаётся лишь уповать на совестливость автора и свою фантазию».

Вэи едва заставила себя оторваться от окна: пора было приступать к делу. Она не намеревалась, при всём уважении к начальству, спускать ему с рук такое насмешливое пренебрежение навыками сотрудников.

«Вот увидит, я справлюсь за три дня…» — она достала из жёлтой папки первую стопку, бережно запакованную в файл. — «Пока не знаю как… На тяге упрямства, кофе и дурости. Но я покажу ему, что значит уважать чужое образование… Интересно, а какой он университет закончил? Не Оксфорд ли случаем?»

Мотидзуки тихо рассмеялась. Решила спросить у Сасори, закончившего магистратуру и аспирантуру в этом университете, который стойко ассоциировался с безупречными знаниями и запредельным престижем. Наклонилась, чтобы достать словари, тетради-черновики и необходимую канцелярию. Когда на столе не оказалось свободного места, Вэи, оглядев поле битвы, выдохнула. До боли решительно сжала карандаш в маленьком кулаке.

«Всё ради того, чтобы стать профессором. Буду преподавать литературу, японскую и зарубежную… Ведь именно так можно донести до людей, что нет культуры «лучше» или «хуже», есть культура — другая, отличная, а потому интересная, а не страшная, таящая в себе опасность. В конце концов я уже столько прошла, разве остановлюсь на достигнутом?» — воодушевляющая мысль вдохнула в девушку энергию и запал, столь необходимые для переводчика. Хотя бы для того, чтобы прочитать текст в первый раз, не отвлекаясь на внешние раздражители…

Половина девятого.

Работа началась.