Морозова М.С. Архаизмы и инновации в диалектной системе на примере говора албанцев Украины / Morozova M.S. Archaisms and innovations in Albanian dialects: the case of the Albanian dialect of Ukraine

ACTA LINGUISTICA PETROPOLITANA TRANSACTIONS OF THE INSTITUTE FOR LINGUISTIC STUDIES Vol. part13 Vol.VIII, IV, part Edited by N. N. Kazansky St. Petersburg Nauka 2012 ACTA LINGUISTICA PETROPOLITANA ТРУДЫ ИНСТИТУТА ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ Том часть1 3 ТомVIII, IV, часть Отв. редактор Н. Н. Казанский Санкт-Петербург Наука 2012 Архаизмы и инновации в диалектной системе… М. С. Морозова АРХАИЗМЫ И ИННОВАЦИИ В ДИАЛЕКТНОЙ СИСТЕМЕ НА ПРИМЕРЕ ГОВОРА АЛБАНЦЕВ УКРАИНЫ1 1. Введение Периферийные албанские говоры представляют большой интерес с точки зрения изучения характера и хронологии диалектных различий в албанском языке. Сравнительный анализ явлений, которые отражаются в староалбанских памятниках и сохраняются в современных периферийных говорах в качестве архаичных черт, позволяет судить о том, как формировалась диалектная карта албаноязычных территорий на протяжении XV–XIX веков. Именно этот период считается временем возникновения большей части различий (кроме самых древних, в том числе ротацизма), которые способствовали дальнейшему удалению друг от друга двух основных албанских диалектных ареалов — гегского и тоскского, а также нарастанию диалектного дробления внутри каждого из них [Çabej 1955; Десницкая 1968: 49–50; Жугра 1978: 95]. Островные албанские говоры, оказавшиеся в полной или частичной изоляции от основного албаноязычного ареала в результате массовых миграций населения, хорошо сохраняют реликтовые черты, «непосредственно унаследованные от старогегского и старотоскского языковых состояний» [Десницкая 1968: 51]. Это характерно для говоров албаноязычных поселений Хорватии (Далмация), Италии, Греции2, Болгарии, Украины. 1 Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, грант № 11-0400231а «Островные и периферийные диалекты балканских языков: грамматика и лексика». 2 «Сведения о говорах албаноязычных поселений центральной и южной Греции являются достоянием науки уже с середины XIX в., главным образом по материалам фольклорных записей» [Десницкая 1968: 371]. 533 М. С. Морозова На островном говоре, который является объектом настоящего исследования, говорят жители четырех албанских сел на юге Украины. Самое крупное из них, с. Жовтневое (укр. Жовтневе; старое название села — Каракурт), находится в Болградском районе Одесской области. Еще три села расположены в Приазовском районе Запорожской области: с. Георгиевка (укр. Георгiiвка; прежде называлось Тюшки), с. Девнинское (укр. Дiвнинське; старое название — Таз) и с. Гаммовка (укр. Гамiвка; старое название — Джандран). Большинство населения составляют албанцы; кроме них в селах проживают представители других народов (болгары, гагаузы, русские, украинцы и др.). По мнению большинства исследователей, регионом изначального расселения предков нынешних украинских албанцев было македонско-албанское пограничье: Западная Македония [Ярановъ 1932: 75] или районы современной юго-восточной Албании [Десницкая 1968: 375; Жугра, Шарапова 1998: 118; Новик 2011: 82]. Более точная локализация происхождения данной этнической группы (область Корчи и Вискукя, краина Девол и др. версии) вряд ли возможна (подробнее об этом см. [Новик 2011]). Примерно в XVI в. предки нынешних албанцев Украины мигрировали в северо-восточную Болгарию, а оттуда вместе с болгарами и гагаузами в начале XIX в. переселились в пределы Российской империи (в Буджак, а затем — в приазовские степи). В связи с миграциями условия, в которых говор развивается на протяжении нескольких последних столетий, можно назвать ситуацией «классического» языкового контакта, «когда доминирующий и престижный в культурном плане язык оказывает воздействие на первый язык билингвального речевого сообщества» [Русаков, Соболев 2008: 15]. Для современной языковой ситуации в албаноязычных селах Украины характерно преобладание русского и украинского языков во всех сферах жизни, включая повседневное общение. Как следствие, тенденция к утрате албанского говора (общение на говоре только между представителями старшего поколения; низкая языковая компетенция молодого поколения) особенно ощутима в селах Приазовья — в отличие от Жовтневого, где ситуация значительно более благоприятна. Анализ языкового материала обнаруживает очевидное соответствие говора албанцев Украины тоскскому (конкретнее — 534 Архаизмы и инновации в диалектной системе… севернотоскскому) диалектному типу [Islami 1955: 165; Широков 1962: 34; Десницкая 1968: 375; Жугра, Шарапова 1998: 129]. Говор, с одной стороны, характеризуется многочисленными инновациями, которые в разное время возникали в языковой системе как результат контактов с болгарским, русским, гагаузским языками, а также как следствие внутреннего развития языковой системы. С другой стороны, говор сохраняет ряд особенностей, отражающих «старотоскское» языковое состояние и, вероятно, диалектную специфику той области, которая служила местом расселения предков украинских албанцев до XVI века. Аналогичные реликтовые черты в различных комбинациях сохраняют островные говоры албанского языка (тоскские говоры албаноязычных поселений Греции, Италии, Болгарии), говоры южноалбанской диалектной области и в меньшей степени — не столь консервативные гегские говоры. В настоящей статье некоторые фонетико-фонологические и морфологические особенности говора албанцев Украины интерпретируются с позиций истории албанского языка и с точки зрения современной диалектной ситуации, восстанавливаемой по данным Диалектологического атласа албанского языка (ДААЯ) [ADGJSH 2007] и диалектологических описаний [Xhaçka 1958; Domi, Shutëriqi 1965; Десницкая 1968; Sokolova 1983 и др.]. Система говора рассматривается в ее историческом развитии; для этого проводится анализ языкового материала, отражающего разные хронологические срезы, начиная с 10–20-х гг. ХХ века. Наиболее поздний срез представлен полевыми материалами автора, которые были собраны в ходе комплексных экспедиционных поездок в албанские села Украины в 2005–2010, 2012 гг. и отражают современное состояние говора албанцев Украины. 2. Некоторые фонетико-фонологические особенности говора албанцев Украины в общеалбанской перспективе В ряду архаичных фонетико-фонологических особенностей, которые вплоть до настоящего времени сохраняет говор албанцев Украины, следует отметить следующие черты: 535 М. С. Морозова 1) Сохранение групп согласных kl, gl, lk, lg: klumështë3 (лит. алб. qumësht) ‘молоко’, klan (qaj) ‘плачу’, klinka (qenka) ‘он(а), оказывается, имеет’; gluγë (gjuhë) ‘язык’, glisht (gisht) ‘палец’, glatë (gjatë) ‘длинный’; ulk (ujk) ‘волк’, alkë (ajkë) ‘сметана’; ndëlgon4 (dëgjoj) ‘слушаю’. Эти группы согласных сохраняются также в албанском говоре с. Мандрица в Болгарии (klishë ‘церковь’, klumësht ‘молоко’, klekam ‘я, оказывается, имею’; glisht ‘палец’, të glatë ‘длинный’; ulk ‘волк’; dilgon ‘слушаю’ [Domi, Shutëriqi 1965: 106]), в чамерийском говоре, в говорах Италии и Греции, т. е. на периферии албаноязычного ареала [ADGJSH 2007: 189, 191]. В некоторых случаях группы kl, gl сохранялись (по крайней мере, в первой половине ХХ в.) также в говоре Девола: klishë (лит. алб. kishë) ‘церковь’, klyç (kyç) ‘ключ’, zgleth (zgjidh) ‘развязываю’ [Xhaçka 1958: 200; Десницкая 1968: 326]5. Однако причиной появления этой архаичной особенности в говоре Девола, вероятно, является влияние чамерийского элемента (семей, переселившихся в Девол из Сули в начале XIX в. и смешавшихся с местным населением) [Десницкая 1968: 326]. 2) Сохранение старого палатального l в интервокальной позиции: bila (лит. алб. bijë) ‘дочь’, golë (gojë) ‘рот’, milë (mijë) ‘тысяча’, fam’ile (fëmijë) ‘ребенок’6. Характерно также для чамерийского 3 Для записи примеров, цитируемых по полевым материалам автора, используется современный албанский алфавит. Для отображения отдельных особенностей диалектного звучания вводятся дополнительные обозначения: γ — звонкий заднеязычный щелевой, который произносится на месте h и — иногда — g (подробнее см. [Каминская 2012]); î — гласный, близкий по звучанию русскому ы, который произносится информантами с. Георгиевка и Гаммовка (реже — Девнинского и Жовтневого) на месте албанского ударного гласного среднего ряда среднего подъема. Мягкость согласных обозначается апострофом (k — k’), кроме согласных ll (твердое) и l (мягкое). Примеры из других источников даются в оригинальной записи. 4 Данный пример цит. по [Десницкая 1968: 375]; в современном говоре — d’ilingon // dîlingon ‘слушаю’. 5 В настоящее время достаточно хорошо сохраняются lk, lg (alkë ‘сметана’, ulku ‘волк’). Группы kl, gl переходят в среднеязычные q, gj или смычные k, g [Saraçi 2011: 61–62]. 6 Данный пример цит. по [Руднева 2012: 355]. 536 Архаизмы и инновации в диалектной системе… говора и островных тоскских говоров (например, говор с. Мандрица в Болгарии; албанские говоры Италии, Греции) [Domi, Shutëriqi 1965: 106; Gjinari 1988; Demiraj 1996: 174; ADGJSH 2007: 196]. Э. Чабей отмечает, что у Бузука группы kl, gl сохраняются, в то время как переход интервокального l > j уже совершился: mijë, voj и т. д. [Çabej 1960: 119]. 3) Во всех позициях в слове сохраняются группы согласных mb, nd, ng: mb’ill (лит. алб. mbjell) ‘сажаю, сею’, kumbull (лит. алб. kumbull) ‘слива’, dhemp // llemp < dhemb // llemb (dhemb) ‘болит’; ndajnatë (ndaj ‘к, около’, ndajnatëherë ‘к вечеру’) ‘вечер’, këndon (лит. алб. këndoj) ‘пою’, vent < vend (vend) ‘место’; ngroftë (ngrohtë) ‘теплый’, hëngra // γîngra (hëngra) ‘(я) съел(а), поел(а)’. Однако в некоторых случаях (предлоги, наречия) группы согласных nd, ng в начале слова переходят в d, g: ga (< nga) ‘из’, dan’iγerë (< ndonjëherë) ‘иногда’. Ср. также примеры из материалов Н. С. Державина: ga kaféstε ‘из клетки’, ga obór’i ‘со двора’ [Державин 1948: 73, 90]. По данным ДААЯ, упрощение групп согласных nd, ng, mb в различных позициях в слове характерно для подавляющего большинства гегских говоров на территории современных Албании, Косово, Македонии и Черногории, а также для некоторых говоров Ляберии [ADGJSH 2007: 99–101]. В тоскских говорах изменение mb > b, nd > n проявляется «лишь на севере диалектной территории (причем только в конечной позиции) и частично в ляберийских говорах» [Десницкая 1968: 44]. Ситуация, аналогичная говору албанцев Украины (сохранение ng во всех позициях, кроме начальной, и переход ng > g в начале слова), характерна для единичных пунктов ДААЯ: Shëngjin i Madh (Тирана, Албания), Reshnjë (Преспа, Македония), Pandelejmon (Саранда, Албания) [ADGJSH 2007: 100]. Переход nd > d в начале слова отмечен в говоре Мандрицы: doneri (лит. алб. ndonjëri) ‘кто-нибудь’ [Domi, Shutëriqi 1965: 106]. В говоре албанцев Украины и говоре Мандрицы замещение более архаичных групп согласных смычными, скорее всего, является достаточно поздним явлением, которое стало результатом внутреннего развития (возможно, связанного с влиянием славяноязычного окружения) и, к тому же, не получило широкого распространения, за исключением нескольких употребительных лексем. 537 М. С. Морозова Противоположная тенденция в говоре албанцев Украины выражается в немотивированной преназализации смычного b в начале и в середине слова: të mblla (лит. алб. të mëdha) ‘большие’ (ж. р.), jembër (emër) ‘имя’, dimbër (dimër) ‘зима’, zembër (zemër) ‘сердце’. Эта особенность характерна для албанской диалектной речи в целом. См., в частности, говоры Девола (të mbëdha ‘большие’, embrë ‘имя’ [Xhaçka 1958: 200]), Малакастры (zëmbër ‘сердце’ [Десницкая 1968: 290]), Корчи (zëmbrë ‘сердце’ [Там же: 330]) и т. д. 4) Как для говора албанцев Украины, так и для говора Мандрицы7 характерна утрата среднеязычного носового nj. Вместо него употребляется носовой сонант n, который в украинском говоре палатализуется перед гласным переднего ряда i и на конце слова: narî (лит. алб. njeri, Мандр. neri) ‘человек’, nér’i (лит. алб. njeri, Мандр. neri) ‘один (из X)’, n’i (лит. алб. një, Мандр. ni) ‘один’, n’izet (лит. алб. njëzet, Мандр. nizet) ‘двадцать’, k’ir’in’, -të (лит. алб. qirinj, -të, Мандр. qirin-të) ‘свечи’. На албанской диалектной карте фонема nj отсутствует в восточной части северногегской диалектной зоны, в северо-западных гегских говорах на территории Черногории, а также в некоторых пунктах в районе Кавайи и Эльбасана [ADGJSH 2007: 96]. 5) Сохранение безударного ë в говоре албанцев Украины: — на конце слова: bukë ‘хлеб’, dorë ‘рука’, a dîllë ‘воскресенье’, i m’irë ‘хороший’. Однако это не относится к существительным мужского рода, которые утратили конечное ё и относятся к словоизменительному типу с основой на согласный: djal (< djalë) ‘мальчик’, kal (< kalë) ‘конь’; — в середине слова, в заударном открытом слоге: púnëra ‘работы’, i méntëshm’i ‘умный’, γ´înëzë ‘месяц’; В начале слова в предударном открытом слоге безударное ё часто не произносится или переходит в другие гласные: vlla (лит. алб. vëlla) ‘брат’, likúrë (lëkurë) ‘кожа’, lavézhgë (lëvozhgë ‘скорлупа’) ‘ракушка’, d’ilingón // dîlingón < ndëlgón (dëgjoj) ‘слушаю’. Анализ отображения вышеописанных явлений на албанской диалектной карте показывает, что неударенное конечное ë устойчи7 М. Доми и Дим. Шутерики [Domi, Shuteriqi 1965: 106] объясняют данное изменение влиянием болгарского языка. 538 Архаизмы и инновации в диалектной системе… во сохраняется в современных севернотоскских говорах (область Корчи, Поградца, краина Девол) и в Чамерии [ADGJSH 2007: 166; Gjinari, Shkurtaj 2000: 125]. Сохранение безударного ё в срединном заударном слоге характерно для говоров Гьирокастры и Чамерии [Gjinari 1988: 50]. В начальном предударном открытом слоге безударное ё сохраняется — хотя и факультативно — в современных севернотоскских говорах: lkúr ‘кожа’ [ADGJSH 2007: 157], но vlla ‘брат’, fmija ‘ребенок’ [Gjinari, Shkurtaj 2000: 126]. В говорах албаноязычных поселений Италии и Греции безударное ё в этой позиции сохраняется в большинстве случаев: gzím (лит. алб. gëzim) ‘радость’, lkúr ‘кожа’, но kputs (këpúcë) ‘туфля’ [ADGJSH 2007: 160]. Отмечено, что в некоторых гегских и тоскских говорах предударное ё в начальном слоге регулярно переходит в i, если находится в соседстве со среднеязычными и заднеязычными согласными: гег. njizét (лит. алб. njëzet) ‘двадцать’, gjilpân (gjilpër) ‘игла’, тоск. (Мюзеке, Берат, Малакастра) gjilpér ‘игла’, ginjén (gënjen) ‘обманывает’ и т. д. [Gjinari, Shkurtaj 2000: 125]. По данным ДААЯ, этот переход наблюдается в гегских говорах на территории Македонии и Косово, а также в некоторых говорах южногегской диалектной зоны (Эльбасан, Либражд): likú:r ‘кожа’ [ADGJSH 2007: 157, 160]. Аналогичное изменение характерино для албанского говора с. Мандрица, где безударное ё хорошо сохраняется во всех позициях, кроме предударной: gjimój (лит. алб. gjëmoj) ‘грохочу’, lishój (lëshoj) ‘отпускаю’ [Domi, Shutëriqi 1965: 105]. Переход ë > i в аналогичных фонетических условиях имеет место и в говоре албанцев Украины: likúrë ‘кожа’, g’ilperë ‘игла’, n’izet ‘двадцать’. В целом, ослабление вокализма неударных слогов, приводящее к редукции ё на конце слова, а также в открытых начальных слогах (mollë > moll, vëlla > vlla) характерно для большей части гегского диалектного ареала и в меньшей степени — для северозападных районов Тоскерии. В тоскском это явление представляет собой довольно позднюю инновацию, которая отличает, прежде всего, говоры, непосредственно примыкающие к гегской области (Берат, Мюзеке, Малакастра) [Десницкая 1968: 271]. В говоре с. Мандрица в Болгарии и говоре албанцев Украины редукция ё в указанных позициях является скорее результатом внутреннего 539 М. С. Морозова развития, протекавшего независимо от аналогичных процессов внутри основного албаноязычного ареала. Ударное ё отчетливо произносится как типично тоскский гласный среднего ряда среднего подъема информантами из села Жовтневое и некоторыми носителями говора из села Девнинское. Севернотоскская инновация — продвижение ё вперед и его приближение к открытому е [Десницкая 1968: 267] — является достаточно поздней и в говоре албанцев Украины, происхождение которого принято связывать именно с севернотоскской диалектной зоной, не отражается. В речи информантов из сел Георгиевка и Гаммовка тоскское ударное ё реализуется как гласный более высокого подъема î, перцептивно совпадающий с русским ы: kîngë (лит. алб. këngë) ‘песня’, llîndër (dhëndër) ‘зять, жених’, zî (zë) ‘хватаю’ и т. д. (см. также [Каминская 2012]). Как показывают диалектные материалы первой половины ХХ в., гласный среднего ряда среднего подъема под ударением произносился близко к литературному ё всеми албаноязычными жителями четырех перечисленных сел: δεndεr [Державин 1948: 25], dhëndër [Islami 1955: 180], δεmbε ‘зубы’ [Котова 1956: 259]. Однако в материалах второй половины ХХ в., как и в полевых материалах автора, отражающих современное состояние говора, отмечен вариант произношения, который «приближен к русскому ы или румынскому î»: rîndë (лит. алб. rëndë) ‘тяжелый’ [Voronina et al. 1996: 27]. Следовательно, появление произносительного варианта î следует связывать с серединой ХХ века, т. е. с началом более тесных контактов с пришлым русскоязычным населением. 6) В говоре албанцев Украины хорошо сохраняется лабиализованный гласный переднего ряда y: s’y ‘глаз’, d’y ‘два’. Это подтверждает связь данного говора с севернотоскской областью, где этот гласный не подвергся достаточно раннему процессу делабиализации, который, по предположению Ш. Демирая, произошел в ляберийских и чамерийских говорах в XIV–XVI вв. и стал причиной отсутствия данной фонемы также в фонологических системах албанских говоров Италии и Греции, связанных по своему происхождению с южнотоскским ареалом [Demiraj 1996: 66]. Однако реализация гласного y в речи на говоре обнаруживает интересные инновационные особенности, вероятно, отчасти обусловленные болгарским и /или русским влиянием. 540 Архаизмы и инновации в диалектной системе… Н. В. Котова отмечает, что гласный у в говоре возможен только внутри и в конце слова [Котова 1956: 258]. В этой позиции у вызывает смягчение предшествующих согласных и во многих случаях перцептивно практически не отличается от u после мягких согласных, характерного для русского или болгарского языка, в фонологической системе которых нет фонемы у: t’u // t’y < ty ‘ты’, s’u // s’y < sy ‘глаз’. В начале слова и после гласных y в албанском говоре Украины подвергается йотации и переходит в u: jullë (лит. алб. yll) ‘звезда’, aju (ai, диал. ay) ‘он’, jut (yt) ‘твой’8. Вышесказанное не относится, однако, к поздним заимствованиям тюркского (очевидно, гагаузского) происхождения в говоре албанцев Украины, в которых у произносится достаточно регулярно: yndyr ‘жир’, kymbet ‘печь’. Похожую ситуацию отражают материалы Н. С. Державина, собранные им в албанских селах Украины в 10–20-е гг. ХХ века: julε ‘звезда’, aju ‘он’, d’ülε (лит. алб. dyllë) ‘воск’, k’ümbet ‘печь’ [Державин 1948: 14, 15, 73]. Ср. также с говором Мандрицы, где внутри и в конце слова на месте у произносится йотированный u: jut < yt ‘твой’, tju < ty ‘ты’, djumbëzjetë < dymbëdhjetë ‘двенадцать’ [Domi, Shutëriqi 1965: 105]. 7) Для говора албанцев Украины характерна йотация гласных переднего ряда в начале слова: jembër (< emër) ‘имя’, jerë (< erë) ‘ветер’, jernë (< erdhnë) ‘(они) прибыли’, jim’i (< im) ‘мой’, jishna (< isha) ‘(я) был(а)’. Что интересно, йотация гласного переднего ряда e в начале слова характерна также для говора Мандрицы: jerë ‘ветер’, jernë ‘(они) прибыли’, jenkas ‘нарочно’, jelp ‘ячмень’ [Domi, Shutëriqi 1965: 107]. Данное явление вряд ли можно объяснить болгарским (а в случае говора Украины — также и русским) влиянием. Следует обратить внимание на то, что возникновение протетического j — хотя и не вполне регулярное — характерно для 8 Данный пример цит. по [Демко 1975: 64]. В настоящее время данная форма номинатива ед. ч. местоимения мужского рода, совпадающая с общеалбанской, полностью замещена в говоре формой jindë ‘твой’. Последняя, скорее всего, образована от соответствующей формы ж р. jinda ‘твоя’, которая аналогична варианту местоимения ж. р., отмеченному только в одном пункте ДААЯ — в с. Чипан краины Девол: jnde (лит. алб. jote) ‘твоя’ [ADGJSH 2007: 300]. 541 М. С. Морозова некоторых тоскских говоров, в частности для говора Девола: jimi ‘мой’, jyti ‘твой’ [Xhaçka 1958: 200]. Вероятно, данное явление, которое спорадически проявляется в говорах «материковой» части тоскского ареала, приобрело регулярный характер в островных говорах Болгарии и Украины. Ср. также с протезой в сандхиальной позиции между гласными для устранения зияния: i jati ‘его отец’, e jëma ‘его мать’ [Çabej 1976: 144]. Кроме того, тенденция к развитию протетических согласных в целом характерна для говора албанцев Украины. Так, в качестве протезы к начальному согласному могут присоединяться носовые сонанты: u mplakmë (лит. алб. u plakëm) ‘(мы) состарились’, nxhon (çoj) ‘веду, гоню’, ndendur (dendur) ‘густой’. Аналогичные примеры дает говор краины Девол: mburim (лит. алб. burim) ‘источник’, mplakem ‘старею’ [Xhaçka 1958: 200]. 8) Монофтонгизация старых дифтонгов ua, ye, ie: ua > u: grua > gru ‘женщина’, dua > du ‘хочу’, muaj > muj ‘месяц’, duar > dur ‘руки’; ye > y: krye > kr’y // kr’u ‘голова’, pyes > p’ys // p’us ‘спрашиваю’, dyert > dyrtë ‘двери’; ie (> je) > i: diell > dîllë ‘солнце’, miell > m’ill ‘мука’, mbjell > mb’ill ‘сажаю, сею’. Данное явление представляет собой инновацию говора албанцев Украины, отличающую его от других тоскских говоров, в которых дифтонги, как правило, сохраняются9. Для восходящих дифтонгов характерна позиционная вариантность ударения, ликвидация которой по-разному происходила в различных тоскских говорах. Например, по материалам словаря Т. Каваллиоти, отражающим особенности говора краины Воскопои — Вискукя в конце XVIII — начале XIX вв., дифтонги ua, ye имели ударение на первом элементе, дифтонг ie — на втором: μóατ (múaj) ‘месяц’, πιύς (pýes) ‘спрашиваю’, μιέλ (miéll) ‘мука’. В материалах М. Лика засвидетельствовано ударение на первом элементе всех перечисленных дифтонгов, 9 Монофтонгизация дифтонгов является инновацией среднегегской и южногегской диалектных зон; еще в период турецкого владычества эта инновация проникла из центральных областей гегской диалектной зоны в косовско-метохийский говор [Десницкая 1968: 135, 163]. 542 Архаизмы и инновации в диалектной системе… включая ie (тип произношения, характерный скорее для Вискукя, чем для Воскопои): míel (míell) ‘мука’ [Десницкая 1968: 319]. Для современного говора краины Девол, как указывает А. В. Десницкая, характерна фиксация ударения на втором элементе независимо от позиции, которая представляет собой достаточно позднюю инновацию [Там же: 325]. Однако по данным ДААЯ говор Девола сохраняет вариантность ударения в дифтонгах в зависимости от характера и положения слога [ADGJSH 2007: 168–177]. Интересный материал для изучения проблемы монофтонгизации дифтонгов в говоре албанцев Украины дают наблюдения Н. С. Державина. В черновиках неопубликованной монографии Н. С. Державина по говору и культуре албанцев Украины приводятся немногочисленные примеры слов, содержащих долгие гласные с «восходящей» и «нисходящей» долготой. В большинстве случаев долгие гласные фиксируются на месте тоскских дифтонгов ua, ye, ie и сочетания je: — «ū — заднеязычный высокий, долгий: а) с восходящей долготой: dūrtε (duùrtε) мн. ч. от dòra рука; kūltε (kuùltε) мн. ч. от kal’ лошадь; б) с нисходящей долготой: dūl (duùl) вдовец; un pūθ целую; un rūn стерегу» [Державин 1948: 11]. — «ī — переднеязычный высокий, долгий; отмеченные случаи с нисходящей долготой: br’īn’i рог; d’ī нар. вчера; un d’īk я жгу; d’īlε солнце; d’īmb(ε)r зима; d’īn род, сорт; un z’īn варю, кипячу; un l’īθ вяжу, связываю; m’ī, мн. ч. m’īn’i мышь; un r’īθ теку; ùjtε r’ī вода течет; r’īn’i (r’ìjn’i) корень; un t’īr пряду; un vīn прихожу, приближаюсь; vīt (vìjt) годы, много лет; случаев ī с восходящей долготой не отмечено» [Там же: 13]. — «ǖ — переднеязычный лабиализованный высокий, долгий: kr’ǖtε голова, морда; kr’ǖ(j)tεn вин. п. ед. ч.; долгота нисходящая» [Там же: 15]. Тенденция к монофтонгизации дифтонгов отмечена также в говоре Мандрицы: ie > je (mbjell ‘сажаю, сею’, djella ‘солнце’) // ie > e (tetzet ‘восемнадцать’); ye > jo (pjot < pyet ‘спрашиваю’) // ye > y, u (kruven < kryen ‘голову’) [Domi, Shuteriqi 1965: 104]. Судя по всему, в обоих говорах это явление представляет собой результат внутреннего развития диасистемы, существующей 543 М. С. Морозова в отрыве от основного албаноязычного ареала и не подверженной непосредственному влиянию возникающих в нем инноваций. 9) Для говора албанцев Украины характерно оглушение звонких согласных на конце слова (vent (лит. алб. vend) ‘место’, i math (i madh) ‘большой’, i lik (i lig) ‘злой’). Как известно, эта черта характерна для русского языка, оказавшего сильное воздействие на исследуемый албанский говор. Однако высока вероятность того, что данная особенность отличает говор албанцев Украины начиная с более ранних этапов его существования, поскольку оглушение звонких согласных на конце слова характерно для всех тоскских диалектов и для большинства говоров арберешей Италии и Греции, имеющих тоскское происхождение [ADGJSH 2007: 112]. 10) В говоре албанцев Украины сохраняется согласный h, который обнаруживает тенденцию к утрате в значительной части говоров, относящихся к современному тоскскому диалектному ареалу. Например, в архаичном чамерийском говоре отмечено сохранение h в начальной позиции и отпадение конечного h: hap ‘открываю’, sho (< shoh) ‘вижу’ [Десницкая 1968: 367]. Для севернотоскской диалектной зоны характерна полная утрата h во всех позициях или его сохранение только в начале слова [ADGJSH 2007: 89]. Эти инновации — судя по всему, достаточно поздние — не нашли отражения в говоре албанцев Украины, который, однако, не лишен иных особенностей, связанных с внутренней эволюцией и влиянием иноязычного окружения: — для говора Приазовья характерна замена глухого заднеязычного щелевого h его звонким вариантом γ в начале и внутри слова (в интервокальной позиции): hajvan > γajvan ‘скот’, ha > γa ‘ем’, kohë > koγë ‘погода’. Употребление γ вместо h фиксируется начиная с середины ХХ века [Котова 1956: 273; Voronina et al. 1996: 34] и с течением времени приобретает все более регулярный характер. Очевидно, данная инновация в говоре могла возникнуть в тот период, когда стали более тесными контакты албанцев с русскими и украинцами. — в говоре албанцев Украины отмечен переход h > f. В рамках основного албаноязычного ареала «изменение -h > -f, например, shof (< shoh), имеет значительное распространение на территории Гегерии, за исключением лишь более северных ее районов» 544 Архаизмы и инновации в диалектной системе… [Десницкая 1968: 165], а также характеризует говор краины Мюзеке, куда данное явление проникло из гегской диалектной области [Там же: 299]. Аналогичный переход в середине слова перед t (ftohtë > ftoft ‘холодный’) зафиксирован составителями ДААЯ в говорах Большой Мальсии, Тропои, Дукаджина, Косово и Метохии, но в среднегегских и южногегских говорах не отмечен [ADGJSH 2007: 124]. М. Доми и Дим. Шутерики приводят пример изменения h > f в говоре Мандрицы: toftë (< ftohtë) ‘холодный’ [Domi, Shuteriqi 1965: 107]. В говоре албанцев Украины данное явление ограничено случаями, когда h стоит в середине слова перед t: ftoftë (лит. алб. ftohtë) ‘холодный’, ngroftë (ngrohtë) ‘теплый’ (см. также [Voronina et al. 1996: 34])10. — инновацией говора албанцев Украины является переход начального f > h (а затем в γ — в говоре Приазовья): fort > hort > γort ‘сильно, очень’, furrë > hurë > γurë ‘печь’. Единичные примеры подобного перехода отмечены в говоре Мандрицы: fustan > hustan ‘платье’ [Domi, Shutëriqi 1965: 107]. 11) Сохранение интердентальных спирантов dh и th в говоре албанцев Украины. Глухой th хорошо сохраняется во всех четырех албанских селах: them ‘говорю’, thikë ‘нож’. В речи представителей молодого поколения возможна его замена на s (s’ikë ‘нож’); в Приазовье информанты из других сел склонны приписывать эту особенность произношения жителям села Девнинское (впрочем, в полевых материалах, собранных в Девнинском, подтверждений данной точки зрения не обнаружено). Звонкий интердентальный dh в некоторых случаях переходит в смычный d (> t, с последующим оглушением): i bardhë > i bardë ‘белый’, i verdhë > i verdë ‘желтый’, ardhka > (ardka) > artka ‘он(а), оказывается, прибыл(а)’. Подобная нестабильность интердентального dh характерна и для говора Мандрицы, однако там она проявляется в более сильной степени. Интердентальные практически исчезли в этом говоре под влиянием болгарского; вместо звонкого dh произносится d или z (dardë ‘груша’, bardë // barzë ‘белый’, zënder ‘зять, жених’, zjet ‘десять’ [Domi, Shutëriqi 1965: 106]), а глухой th 10 Ср. переход h > f только перед t в речи жителей дер. Семан в краине Мюзеке: i ftoft ‘холодный’, i ngroft ‘теплый’, i left ‘легкий’ [Десницкая 1968: 165]. 545 М. С. Морозова переходит в s: sua ‘ноготь’, djasë ‘сыр’, sikë ‘нож’. В единичных случаях th сохраняется: thom ‘говорю’, arthka ‘он(а), оказывается, прибыл(а)’ [Gjinari, Shkurtaj 2000; Sokolova 1983]. Инновацией, которая коснулась только говора сел Георгиевка и Гаммовка (в редких случаях фиксируется в с. Девнинское; не отмечена в с. Жовтневое), является регулярная замена интердентального спиранта dh латеральным сонантом ll: udhë > ullë ‘дорога’, dhjetë > llîtë ‘десять’. В пределах основного албаноязычного ареала смешение dh и ll в связи с сильной степенью их веляризации характерно для многих северногегских говоров [Десницкая 1968: 84, 94 и т. д.]. По данным ДААЯ, регулярный переход dh > ll характеризует северо-западные гегские диалекты албанского языка, расположенные по обе стороны черногорско-албанской границы [ADGJSH 2007: 93]. Однако в говоре украинских албанцев (точнее, в идиомах двух из четырех албанских сел Украины) данное явление, скорее всего, не связано с аналогичными тенденциями развития гегских говоров и является результатом внутренней эволюции. По сведениям Н. С. Державина, С. Ислями и др., dh прежде регулярно произносилось во всех селах. В более поздних работах есть примеры замены dh на ll: lle < dhe ‘земля’, lljetë < dhjetë ‘десять’ [Voronina et al. 1996: 34]. Вероятно, нестабильность интердентальных спирантов в речи носителей албанского говора в с. Георгиевка и Гаммовка отчасти обусловлена влиянием русского языка, ставшего результатом более интенсивных, чем в Жовтневом, контактов с русскоязычным населением в 30-е гг. ХХ века и в последующие десятилетия. 3. Морфологические особенности говора албанцев Украины и албанская диалектная карта Морфология говора албанцев Украины в общих чертах соответствует севернотоскскому диалектному типу. Наряду с многочисленными инновациями, говор демонстрирует некоторые архаичные особенности, которые характерны не только (и не столько) для северной Тоскерии, но и для других албанских диалектных областей. 1) В говоре албанцев Украины сохраняется небольшое количество имен существительных среднего рода — названий веществ и 546 Архаизмы и инновации в диалектной системе… частей тела: uj|ë, -të ‘вода’, m’ish, -të ‘мясо’, mjaltë, -t ‘мед’, kr’u, -të ‘голова’. Параллельно определенной форме номинатива ед. ч. среднего рода на -të употребляются формы на -i, образованные по мужскому роду: m’ishi ‘мясо’, uji ‘вода’, d’alp-i ‘масло’. К среднему роду относятся также существительные, образованные путем субстантивации артиклевых прилагательных и причастий: të m’irë, -t ‘добро’, të jertë, -t ‘темнота’, të trembur, -të ‘испуг’, të loftë, -t ‘усталость’, të zîrë,-t ‘еда’. Отметим, что существительные этого типа принадлежат к среднему роду в подавляющем большинстве албанских говоров [ADGJSH 2007: 216]. Что касается группы существительных — названий веществ, тенденция к их переходу в мужской и — реже — женский род находит свое отражение (в виде смешения форм) в староалбанских текстах и в современном диалектном материале. Согласно данным ДААЯ, именно северовосточнотоскская диалектная область характеризуется полным переходом существительных этого типа в категорию мужского (реже — женского) рода, в то время как в других частях албаноязычного ареала продолжают спорадически употребляться формы среднего рода [ADGJSH 2007: 215]. Переселенческие албанские говоры демонстрируют неодинаковую степень сохранности среднего рода. Так, в говоре Мандрицы все имена существительные — названия веществ относятся к женскому роду: uja ‘вода’, gjalpa ‘масло’, dulla ‘воск’ и т. д. [Domi, Shutëriqi 1965: 108]. В говорах албаноязычных поселений Италии и Греции средний род, напротив, хорошо сохраняется вплоть до настоящего времени [ADGJSH 2007: 209–215]. Говор албанцев Украины, скорее всего, отражает общеалбанскую тенденцию к неустойчивости среднего рода, возникшую еще в дописьменный период. Влияние языков, с которыми говор находился и продолжает находиться в контакте (русский, болгарский, гагаузский), на распределение существительных по родам маловероятно11. 11 Есть единичные примеры изменения рода, которые, вероятно, обусловлены аналогией с родовой принадлежностью соответствующих существительных русского языка: lle, -ja ‘земля’ (в совр. алб. мужского рода: dhe, -u), i math zborë ‘большой снег’ (с согласованием по мужскому роду; при этом в совр. алб. dëbor|ë, -a ‘снег’ женского рода). 547 М. С. Морозова 2) Падежная система говора албанцев Украины характеризуется следующими особенностями: — существительные мужского рода сохраняют старое окончание аккузатива ед. ч. -në, непосредственно присоединяемое к основе. В современном говоре это окончание в аккузативе ед. ч. присоединяют существительные с основой на -l, -ll, -r, а также на ударный гласный: djal-në (лит. алб. djalin) ‘мальчика’, vlla-në (vëllain) ‘брата’. Аналогичное окончание в аккузативе ед. ч. получают заимствованные лексемы, в том числе наиболее поздние заимствования из русского языка, если их основа относится к одному из указанных типов: traktar-në ‘трактор’. Для существительных мужского рода с основой на шумные ранее были характерны дублетные формы аккузатива на -në // -in (-un): bisht-në // bisht-in ‘хвост’, ulk-në // ulk-un ‘волка’ [Voronina et al. 1996: 52]. В настоящее время в употреблении остались только формы на -in (-un): bisht-in, ulk-un. Как и в общеалбанском, эти формы возникли по аналогии с другими падежными формами, где в состав падежного окончания входит постпозитивный артикль -i (-u) [Demiraj 1986: 375]. Формы аккузатива ед. ч. существительных мужского рода с окончанием -në сохраняются в говоре Мандрицы: kalnë ‘коня’, tjufeknë ‘ружье’ [Domi, Shutëriqi 1965: 108]. На территории основного албаноязычного ареала наиболее консервативными в плане сохранения этой черты являются говоры македонско-албанского пограничья (Западная Македония, краина Гора) и шире — северной Тоскерии, где отмечены следующие формы аккузатива ед. ч. существительных мужского рода: mikn ‘друга’, zogn ‘птицу’, krahn ‘плечо’, maln ‘гору’ и т. п. [ADGJSH 2007: 258–260]. — говор сохраняет формы местного падежа (локатива), употребляемых с предлогом n’i (лит. алб. në) ‘в’, ma (me) ‘c’. Употребление локатива во всех известных староалбанских памятниках (в том числе арберешских) указывают на то, что 4–5 столетий назад эта форма присутствовала в большинстве албанских диалектов [Demiraj 1986: 377]. В настоящее время наличие локатива характерно только для севернотоскской диалектной зоны и южногегских говоров, расположенных в междуречье Мата и Вьосы [Gjinari 1988; ADGJSH 2007: 263]. В самой северной и южной частях албаноязычного ареала локатив не употребляется; отсут548 Архаизмы и инновации в диалектной системе… ствует он и в периферийных говорах (говоры албаноязычных поселений Италии, говор с. Мандрица в Болгарии). В этих диалектах, как и в стандартном албанском формы местного падежа замещаются формами аккузатива. Синонимическое употребление локатива и аккузатива характерно также для современного говора албанцев Украины: n’i ulicët ‘на улице’ (локатив), но n’i odën ‘в кладовой’ (аккузатив). 3) В ряду архаических особенностей местоименной системы интерес представляет сохранение в говоре указательных местоимений среднего рода këta, ata: çi të naraçitë ata o t’bëhet. a di ti këta? ‘что наречет, то и сделается. Знаешь ты это?’ [Voronina et al. 1996: 75]. Следует упомянуть также форму личного местоимения 3-го лица ед. ч. м. р. aju ‘он’ (ср. также aju ‘он’ в говоре Мандрицы [Domi, Shutëriqi 1965: 109]). Эта форма, очевидно, аналогична старой местоименной форме ay ‘он’, которая сохраняется в севернотоскских говорах [ADGJSH 2007: 273]. В целом местоименная система говора албанцев Украины обнаруживает тенденцию к замещению одних падежных форм другими, а также к нейтрализации противопоставления некоторых местоимений по роду. Так, в речи на говоре форма датива личных местоимений 1, 2-го лица мн. ч. регулярно употребляется вместо номинатива и аккузатива: ta nevo (< tek ne) ‘к нам’, zallaγit s’i nevo ‘говорит как мы’, ma juve (< me ju) ‘с вами’. Ш. Демирай, анализируя материал староалбанских памятников, отмечает, что «у Буди редко встречается форма датива neve <…>; он регулярно употребляет në, в то время как Бузук нередко употребляет форму датива neve также в функции аккузатива» [Demiraj 1986: 452]; «у Буди в дативе регулярно употребляется форма без -ve (ju), а Бузук нередко употребляет форму датива juve также в функции аккузатива» [Там же: 455]. В настоящее время употребление датива в функции аккузатива и номинатива характерно для современной албанской разговорной речи [Buchcholz, Fielder 1987: 281] и для ряда албанских говоров [Юллы, Соболев 2002: 81, ADGJSH 2007: 275–276], в том числе говора албанцев Украины. Особенностью, которую следует считать скорее собственной инновацией говора, является замещение местоимений мужского рода местоимениями, которые в общеалбанском принадлежат 549 М. С. Морозова к женскому роду. Так, в речи албанцев из села Каракурт противопоставление по роду личных местоимений 3-го лица мн. ч. (м. р. ata, ж. р. ato ‘они’) нейтрализовано в пользу местоимения женского рода. Аналогичным образом во всех четырех албанских селах Украины нейтрализовано противопоставление по роду указательных местоимений këta (м. р.), këto (ж. р.) ‘эти’. Вероятно, это связано с влиянием русского языка, в котором отсутствует дифференциация соответствующих личных местоимений 3-го лица мн. ч. и указательных местоимений во мн. ч. по роду. 4) Глагольная система говора албанцев Украины представляет собой весьма неоднородный конгломерат многочисленных инноваций и архаичных черт (подробнее см. [Морозова 2012]). Наиболее примечательны следующие особенности: — глаголы с основой на -n имеют окончание -n во всех трех лицах ед. ч. презенса индикатива: pënon ‘работаю, -ешь, -ет’ (ср. лит. алб. punoj, punon, punon), dërgon ‘отправляю, -ешь, -ет’ (лит. алб. dërgoj, dërgon, dërgon). Возможно, окончание -n в 1-ом лице ед. ч. является результатом депалатализации среднеязычного носового сонанта nj [Сытов 1975: 138–139]. Окончание 1-го лица ед. ч. презенса -nj, возникшее в албанском языке в результате слияния конечного n глагольной основы с начальным полугласным древнего окончания *-iō [Demiraj 1986: 684], сохраняется в тоскских говорах основного албаноязычного ареала, а также в говорах албаноязычных поселений Италии и Греции [Десницкая 1968: 271; ADGJSH 2007: 334]. Однако данная особенность говора албанцев Украины может быть интерпретирована и как инновация, связанная с процессом «аналогического выравнивания», в результате которого форма 1-го лица ед. ч. совпала с формой 2–3-го лица ед. ч. презенса [Zhugra, Sharapova 1998: 136]. Вероятной предпосылкой подобного «аналогического выравнивания» является совпадение всех форм ед. ч. презенса у глаголов, относящихся к словоизменительным классам с основой на согласный и с основой на гласный: mbyll ‘закрываю, -ешь, -ет’, γa ‘ем, ешь, ест’. Ср. также с говором с. Мандрица, в котором окончания 1-го и 3-го лица ед. ч. презенса совпали (un / ai shkron ‘пишу, -ет’, dëften ‘рассказываю, -ет’), а во 2-ом лице ед. ч. употребляется окончание -sh (punosh ‘работаешь’, bësh ‘делаешь’). 550 Архаизмы и инновации в диалектной системе… Некоторые исследователи объясняют эту особенность албанского говора Мандрицы длительным контактом с болгарским языком [Domi, Shutëriqi 1965: 111]. Для глаголов с основой на -n в говоре характерно сохранение старого суффикса -n в формах презенса и имперфекта индикатива, а также в презенсе конъюнктива: kёndo-n-ëm ‘поем’, kёndo-n-në ‘поют’, kёndo-nа ‘пел(а)’, të kёndo-n-ësh ‘чтобы ты пел(а)’. — в описываемом говоре в 1-м и 3-м лице мн. ч. презенса глаголов с основой на согласный сохраняются окончания -ëm < -ëmë и -ën < -ënë: γapëm (лит. алб. hapim) ‘открываем’, γapën (hapin) ‘открывают’; dalëm (dalim) ‘выходим’, dalën (лит. алб. dalin) ‘открываем’. Для большинства говоров основного албаноязычного ареала характерны общеалбанские формы: hapim, dalim и т. д. По данным ДААЯ, старые окончания сохраняются в чамерийском говоре, в говорах некоторых албаноязычных поселений Италии, а также в северо-восточных гегских говорах [ADGJSH 2007: 330]. А. В. Десницкая отмечает, что сохранение старых окончаний характерно для говоров южнотоскской диалектной зоны и говора краины Девол [Десницкая 1968: 327]. — основа аориста большинства глаголов на -n образуется с помощью старого основообразующего суффикса -t- / -jt-, который в современном албанском языке является значительно менее продуктивным, чем в говоре албанцев Украины: pëno-jt-a ‘я работал(а)’, vd’e-t-a ‘я нашел, -ла’. Скорее всего, формы, образуемые по этой модели, возникли до депалатализации конечного -nj глаголов этого типа, и, весьма вероятно, их становление происходило в период бытования говора на территории Албании [Жугра, Шарапова 1990: 138]. Расширение использования модели с суффиксом -t- / -jt- для образования аориста глаголов на -n характерно для современных говоров области Корчи и Вискукя [Десницкая 1968: 276]. Для глаголов с основой на согласный характерно отсутствие окончания в аористе 3-го лица ед. ч.: mbet (лит. алб. mbeti) ‘он(а) остался, -ась’, dull (doli) ‘он(а) вышел, -ла’, pot’ ‘он(а) испек(ла)’, mur ‘он(а) взял(а)’. Аналогичную особенность обнаруживают центральные и северо-восточные гегские говоры, а также говоры албаноязычных поселений Италии [ADGJSH 2007: 366]. 551 М. С. Морозова Интересной особенностью говора является распространение сигматического типа образования аориста на парадигму страдательного залога: u lasha ‘я помылся, -ась’, u martushi ‘он женился // она вышла замуж’. Как отмечает А. В. Десницкая, эта черта (как инновация) характеризует современные говоры северозападной Тоскерии (Мюзеке, Берат), южнотоскской зоны (Загори), говор краины Опар [Десницкая 1968: 277, 315, 350]. — в говоре отсутствует окончание -te // -nte 3-го лица ед. ч. имперфекта, которое является для албанского языка относительно новым [Demiraj 1986: 688]. Формы 3-го лица ед. ч. имперфекта в говоре присоединяют окончание -ni //-në: zallaγitni ‘он(а) говорил(а)’, pënonë ‘он(а) работал(а)’. Ср. с окончанием -(n)ij // -(n)ej в некоторых наиболее консервативных говорах арберешей Италии: veshkej / veshej, veshnik / veshij [ADGJSH 2007: 348]. Вспомогательные глаголы kam ‘имею’, jam ‘есмь’ в говоре албанцев Украины в 3-м лице ед. ч. имперфекта не имеют окончания: ish, k’ish // t’ish (ср. ishte, kishte в современном литературном языке). В староалбанских памятниках подобные формы преобладают; Ш. Демирай указывает, что новая форма с окончанием -te употребляется у П. Буди наряду с гораздо более частотными формами без окончания [Demiraj 1986: 688]. В современном албанском языке архаичные формы без окончания сохраняются в говорах албаноязычных поселений Италии и в чамерийском говоре. Кроме того, они отмечены в восточногегском наряду с общеалбанскими формами на -te [ADGJSH 2007: 341]. — инновационным образованием в говоре албанцев Украины является частица будущего времени ot, которая чаще всего произносится носителями говора как at или ad (если стоит перед звонким согласным, кроме носовых): na at shtonёm ‘мы посмотрим’, unё ad la ‘я вымою’, na at martonëm ‘мы поженимся’. Конечный согласный частицы может элиминироваться: unё o vdet ‘я умру’. Подобная инновация характеризует также говор с. Мандрица: o t’vejsh dë klisha, aj o t’të haj [Domi, Shutëriqi 1965: 114]. Вероятно, частица будущего времени в этих говорах представляет собой результат слияния общеалбанского футурального элемента do, восходящего к глаголу желания dua ‘хочу’, и частицы конъюнктива të: do të laj ‘я вымою’. 552 Архаизмы и инновации в диалектной системе… 4. Заключение Развитие говора албанцев Украины обнаруживает несколько основных особенностей, характерных для островных говоров в целом и обусловленных изоляцией от основного албаноязычного ареала (см. [Десницкая 1968: 370]). Во-первых, говор достаточно архаичен в своей основе, и вплоть до настоящего времени сохраняет ряд фонетико-фонологических и морфологических черт, соответствующих староалбанскому состоянию. Аналогичные черты отражены в языке старых письменных памятников и (в различных комбинациях) в современных говорах албанского языка. Анализ карт Диалектологического атласа албанского языка и диалектологических описаний показывает, что наибольшее количество архаизмов сохраняется в периферийных и, в особенности, островных говорах, которые не подвержены (или менее подвержены) инновационным тенденциям, охватывающим основную часть албаноязычного ареала. Во-вторых, сопоставление говора албанцев Украины с другими говорами албанского языка обнаруживает общие для сопоставляемых идиомов инновации, которые являются результатом абсолютно независимых друг от друга и зачастую неодновременных эволюционных процессов (например, монофтонгизация дифтонгов в говоре албанцев Украины и в гегских говорах). Интерес представляет выявление механизмов возникновения подобных инноваций в территориально удаленных друг от друга говорах, относящихся к разным диалектным типам. Наконец, особенностью говора албанцев Украины является развитие инноваций, обусловленных влиянием языков и диалектов, с которыми говор находится в контакте. Как показывает анализ языкового материала, эти инновации охватывают все уровни языка: фонетический, морфологический, а также синтаксический и лексический уровни, которые не рассматривались в настоящей статье. В целом можно заключить, что как для инноваций, так и для реликтовых черт в говоре албанцев Украины характерна разноплановость и хронологическая неоднородность. Учет этих факторов при описании данной диалектной системы позволит создать 553 М. С. Морозова Архаизмы и инновации в диалектной системе… полное представление об ее эволюции в иноязычном окружении и вычленить те явления, которые релевантны для изучения характера и хронологии диалектных различий в албанском языке. Литература ADGJSH 2007 — J. Gjinari, B. Beci, Gj. Shkurtaj, Xh. Gosturani, A. Dodi, M. Totoni. Atlasi dialektologjik i gjuhës shqipe. V. I. Universita degli studi di Napoli l’Orientale, Akademia e shkencave e Shqipërisë, 2007. Buchholz, Fiedler 1987 — Buchholz O., Fiedler W. Albanische Grammatik. Leipzig: Verlag Enzyklopädie, 1987. Voronina et al. 1996 — I. Voronina, M. Domosileckaja, L. Sharapova. E folmja e shqiptarëve të Ukrainës. Shkup, 1996. Gjinari 1988 — J. Gjinari. Dialektologjia Shqiptare. Tiranë, 1988. Gjinari, Shkurtaj 2000 — J. Gjinari, Gj. Shkurtaj. Dialektologjia. Ribotim. Tiranë: Shtëpia botuese e librit universitar, 2000. Demiraj 1986 — Sh. Demiraj. Gramatikë historike e gjuhës shqipe. Tiranë, 1986. Demiraj 1996 — Sh. Demiraj. Fonologjia historike e gjuhës shqipe. Tiranë, 1996. Демко 1975 — Демко Л. Я. Некоторые особенности эволюции албанского говора в иноязычном окружении // Общее и романо-германское языкознание. Минск, 1975. С. 40–62. Державин 1948 — Н. С. Державин. Материалы к работе «Албанцыарнауты на Приазовье Украинской ССР». ПФА. 411 л. 1948 г. Ф. 827, оп. 1, №688. Державин 1948а — Державин Н. С. Албанцы-арнауты на Приазовье Украинской ССР // Советская этнография 2. 1948. С. 156–170. Десницкая 1968 — Десницкая А. В. Албанский язык и его диалекты. Л.: Наука, 1968. Domi, Shutëriqi 1965 — Domi M., Shutëriqi Dh. Një vështrim mbi të folmen shqipe të Mandricës // Studime Filologjike 2. 1965. F. 103–120. Xhaçka 1958 — Xhaçka V. Një shikim mbi të folmen e krahinës së Devollit // Buletini i Universitetit Shtetëror të Tiranës. Seria e shkencave shoqërore 2, 1958. F. 196–209. Жугра 1978 — Жугра А. В. Типы маргинальных говоров албанского языка // Проблемы ареальных контактов и социолингвистики. Л.: Наука, 1978. С. 95–100. Жугра, Шарапова 1998 — Жугра А. В., Шарапова Л. В. Говор албанцев Украины // Кузьменко Ю. К. (отв. ред.) Этнолингвистические иссле- 554 дования. Взаимодействие языков и диалектов. СПб: Изд. ИЛИ РАН, 1998. С. 117–151. Islami 1955 — Islami S. Material gjuhësor nga kolonitë shqiptare të Ukrainës // Buletin për shkencat shoqërore 2. 1955. F. 163–181. Каминская 2012 — Каминская Л. Н. К вопросу о фонологической системе албанского говора села Георгиевка (Приазовье) // Домосилецкая М. В., Жугра А. В., Морозова М. С., Русаков А. Ю. (ред.). Современная албанистика: достижения и перспективы. Сборник статей. СПб: Нестор-История, 2012. С. 161–170. Котова 1956 — Котова Н. В. Материалы по албанской диалектологии (албанские говоры Украины) // Бернштейн С. Б. (ред.). Ученые записки Института славяноведения 13. М.: Изд. АН СССР, 1956. С. 254–287. Морозова 2012 — Морозова М. С. Глагольная система говора албанцев Украины // Домосилецкая М. В., Жугра А. В., Морозова М. С., Русаков А. Ю. (ред.). Современная албанистика: достижения и перспективы. Сборник статей. СПб: Нестор-История, 2012. С. 252–274. Новик 2011 — Новик А. А. Самосознание албанцев Украины: исторический, лингвистический и экстралингвистический контексты // Этнографическое обозрение 5, 2011. С. 75–90. Руднева 2012 — Руднева Е. А. система терминов родства в албанском говоре села Георгиевка // Домосилецкая М. В., Жугра А. В., Морозова М. С., Русаков А. Ю. (ред.). Современная албанистика: достижения и перспективы. Сборник статей. СПб: Нестор-История, 2012. С. 352–362. Русаков, Соболев 2008 — Русаков А.Ю., Соболев А.Н. Субстанциальнофункциональная теория балканского языкового союза и славянские языки. Доклад. XIV Международный съезд славистов (Охрид, Македония, 10–16 сентября 2008 г.). СПб.: Наука, 2008. Saraçi 2011 — Saraçi A. E folmja e Devollit (Sprovë etnosociolingvistike). Në kërkim të gradës “doktor”. Tiranë, 2011. Sokolova 1983 — B. Sokolova. Die albanische Mundart von Mandritsa. Berlin, 1983. Сытов 1975 — Сытов А. П. Глагольные инновации и архаизмы в говоре албаноязычных поселений Украины // Николаева Т. М. (отв. ред.) Лингвистические исследования. Вопросы строя индоевропейских языков. Ч. 1. М.: Наука, 1975. С. 136–150. Çabej 1955 — E. Çabej. Gjon Buzuku // Buletin për shkencat shoqërore 2. Tiranë: Instituti i shkencave, 1955. F. 71–100. Çabej 1960 — Çabej E. Hyrje në historinë e gjuhës shqipe. Fonetika historike e shqipes. Tiranë: Universiteti i Tiranës, 1960. 555 Экспликативный синтаксис как информационная база… М. С. Морозова А. Киклевич, М. Корытковская Çabej 1976 — Çabej E. Studime gjuhësore III. Prishtinë: Rilindja, 1976. Шарапова 1990 — Шарапова Л. В. Албаноязычные поселения Болгарии и Украины // Десницкая А. В. (отв. ред.). Основы балканского языкознания. Языки балканского региона. Ч. 1: Новогреческий, албанский, романские языки. Л.: Наука, 1990. С. 114–125. Широков 1962 — Широков О. С. Происхождение бессарабских албанцев (опыт глоттохронологии) // Научные доклады высшей школы. Филологические науки 4. 1962. С. 26–36. Юллы, Соболев 2002 — Юллы Дж., Соболев А. Н. Албанский тоскский говор с. Лешня (краина Скрапар). Синтаксис. Лексика. Этнолингвистика. Тексты. Marburg: Biblion Verlag, 2002. Ярановъ 1932 — Ярановъ Д. Преселническо движение на българи от Македония и Албания къмъ източнит български земи презъ XV до XIX въкъ // Македонски прегледъ VII, кн. 2 и 3. София, 1932. С. 63–118. Александр Киклевич Uniwersytet Warmińsko-Mazurski, Ольштын Малгожата Корытковская Instytut Slawistyki PAN, Warszawa ЭКСПЛИКАТИВНЫЙ СИНТАКСИС КАК ИНФОРМАЦИОННАЯ БАЗА ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКОГО ОПИСАНИЯ ГЛАГОЛОВ (на материале польского и русского языков) Введение В данной статье рассматриваются возможности использования синтаксической информации, в частности, информации о сочетаемостных свойствах глагольных лексем, для усовершенствования практики лексикографического описания слов, а именно — для реструктуризации словарных статей таким образом, чтобы семантические свойства лексических единиц, а также их представление, упорядочение в словарной статье соответствовали их синтаксическим (дистрибутивным) характеристикам. Хотя исследования в русле функциональной лингвистики, которая ставит акцент на взаимодействие синтаксиса, семантики и прагматики1, активно проводятся, начиная с 60-х годов прошлого столетия2, лексикографическая практика культивирует традиционные, а подчас совершенно устаревшие методы представления лингвистической информации, остается, по большому счету, индифферентной по отноше1 Взаимодействие лексического и грамматического уровней языка Ю. Д. Апресян рассматривает как важнейший элемент его интегративного описания (1986: 57). 2 При этом в рамках данного направления существуют разные, не всегда взаимодействующие научные теории, например, «смысл — текст» И. А. Мельчука, функциональная грамматика С. Дика, функциональная грамматика А. В. Бондарко, функциональный синтаксис С. Куно, функциональный прагматизм (лингво-семиотическая теория дискурса) О. Лещака и др. 556 557 Содержание Сведения об авторах Ридецкая Юлия Сергеевна — научный сотрудник ИЛИ РАН, jvekhova@ya.ru. Семенов Петр Александрович — доктор филологических наук, доцент кафедры филологии Балтийского института иностранных языков и межкультурного сотрудничества, 2331638@mail.ru. Снегова Елена Петровна — младший научный сотрудник ИЛИ РАН, lp_snegova@rambler.ru. Соколов Александр Иванович — кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков Санкт-Петербургского государственного технологического института (технический университет), albanev@ yandex.ru. Старовойтова Ольга Альбертовна — кандидат филологических наук, доцент, старший научный сотрудник Института лингвистических исследований РАН, ostarovo@rambler.ru. Штеффенс Дорис — доктор филологических наук, руководитель проекта «Лексические инновации» в Институте немецкого языка (Мангейм, Германия), steffens@ids-mannheim.de. Эзериня Светлана Аркадьевна — кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института лингвистических исследований РАН, sezerspb@yandex.ru. Содержание СОДЕРЖАНИЕ ВОПРОСЫ ИСТОРИЧЕСКОЙ ЛЕКСИКОЛОГИИ И ЛЕКСИКОГРАФИИ XVII–XIX вв. К 50-летию Картотеки «Словаря русского языка XVIII века» Малышева И. А. Картотека «Словаря русского языка XVIII века» (к 50-летию ее создания) ........................................................................9 Материалы по истории создания Картотеки «Словаря русского языка XVIII века» (Заявление Г. П. Блока) .........................................................................29 Докладная Ю. С. Сорокина 1960 г. ............................................................31 Письмо Ю. С. Сорокина академику В. В. Виноградову 1962 г. ....................................................................32 Лингвистические источники в группе по изучению лексики XVIII века (справка 1966 г.) ...........................43 Докладная Ю. С. Сорокина 1973 г. ............................................................49 Сорокин Ю. С. О картотеке словаря ...........................................................50 Из «Инструкции по выборке лексических материалов для картотеки Словаря русского языка XVIII века» ..........................59 Биржакова Е. Э. Принципы систематизации материалов картотеки Словаря языка XVIII в. ......................................................77 Из статьи Петровой З. М. Картотека Словаря русского языка XVIII в. История, настоящее, будущее Из статьи Биржаковой Е. Э., Петровой З. М. Картотека словаря XVIII века ..............................................................84 Петрова З. М. «Картотека “Cловаря русского языка XVIII века”. История, настоящее, будущее» ............................................................87 Образцы карточек.........................................................................................95 Труды группы «Словаря русского языка XVIII века», посвященные Картотеке, источникам Словаря и создателям Картотеки и Словаря ...................................................98 Астахина Л. Ю. К вопросу о достоверности источников по истории русской лексики ..............................................................102 709 Содержание Содержание Галиуллин К. Р. «Словарь Академии Российской» в фонде лингвографических источников XVIII — первой половины XIX века ................................................................ 110 Козулина Н. А. Новое в употреблении слов астрология, астролог, астрологический и их дериватов (по материалам прессы конца ХХ — начала ХХI в.) ......................295 Костючук Л. Я. Местные архивы и местные памятники — в помощь познания русского языка XVIII века................................120 Левашов Е. А. О хронологических границах словарей неологизмов .....309 Маринова Е. В. Варьирование рода новых иноязычных слов и проблема нормы ...............................................................................315 Нечаева И. В. Языковые изменения и принципы орфографического нормирования (на материале иноязычных неологизмов) ...............325 Рацибурская Л. В. Cоциокультурные аспекты современных деривационных процессов .................................................................337 Снегова Е. П. Новые инографические единицы в словарях современного русского языка .........................................356 Штеффенс Д., Никитина О. А. От словаря неологизмов немецкого языка к немецко-русскому словарю неологизмов .........371 Ридецкая Ю. С. Указатель литературы по лексическим инновациям (2001–2010 гг.) ...............................................................395 Соколов А. И. Новая химическая номенклатура в русских переводах конца XVIII века (на материале двух переводов учебника Йозефа Франца Жакена).....................................................................132 Малышев А. А. «Примечания» к «Санкт-Петербургским ведомостям» как источник Картотеки «Словаря русского языка XVIII века» ..............................................159 Семенов П. А. О некоторых принципах стилистической интерпретации славянизмов в «Словаре Академии Российской» и «Словаре русского языка XVIII века» (влияние материала на стилистические оценки) ................................................................171 Приёмышева М. Н. Некоторые особенности функционирования количественных числительных в русском языке XVIII века (по материалам картотеки «Словаря русского языка XVIII в.») ....189 Калиновская В. Н., Старовойтова О. А., Эзериня С. А. Картотеки «Словаря русского языка XIX века»: истоки, состояние и проблемы формирования ................................ 199 Дягилева И. Б. Новая иноязычная лексика в газете «Северная пчела» (30–40-е гг. XIX в.) .............................................. 205 Старовойтова О. А. Освоение слов с корнем acclimatв русском языке XIX века...................................................................218 НОВЫЕ СЛОВА И СЛОВАРИ НОВЫХ СЛОВ VARIA Морозова М. С. Архаизмы и инновации в диалектной системена примере говора албанцев Украины.................................533 Киклевич А., Корытковская М. Экспликативный синтаксис как информационная база лексикографического описания глаголов (на материале польского и русского языков) ....................557 Козловская Н.В. Лингвистические термины в «Философии имени» С.Н. Булгакова: внутренняя речь, внутреннее слово, внутренний язык .................................................................................593 James R. Russell. Armenian secret and invented languages and argots ......602 Буцева Т. Н., Карева О. М. Предисловие ................................................. 239 Буцева Т. Н. «Новые слова и значения. Словарь-справочник по материалам прессы и литературы 90-х годов ХХ века»: из опыта составления и редактирования .......................................... 242 Аннотации и ключевые слова ...................................................................682 Сведения об авторах ..................................................................................706 Буцева Т. Н., Карева О. М.. О создании электронной базы данных новых иноязычных заимствований в славянских языках ............... 263 Зеленин А. В. Аффиксоиды и проблемы их лексикографирования .......273 Кожевников А. Ю. Из опыта работы с сетевыми базами данных (на материале слов с префиксоидом полу…) ...................................285 710 711