Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2022. Вып. 109. С. 65–83 DOI: 10.15382/sturII2022109.65-83 Барабанова Мария Андреевна, канд. ист. наук, ассистент кафедры истории России XIX — ХХ вв. исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова Россия, г. Москва mariapankina92@ya.ru https://orcid.org/0000-0002-6439-4489 ТЕРРОР КАК ТАКТИКА В ГОДЫ КРИЗИСА «НАРОДНОЙ ВОЛИ»: * УБИЙСТВО ГЕНЕРАЛА В. С. СТРЕЛЬНИКОВА М. А. БАРАБАНОВА Аннотация: Революционная организация «Народная воля» использовала террор как метод дезорганизации власти. Его объектами кроме императора становились наиболее одиозные государственные деятели, среди которых был генералпрокурор Киевского военно-окружного суда В. С. Стрельников. Искренне ненавидя революционную молодежь, прокурор производил повальные обыски и аресты, запугивая смертной казнью, добивался желаемых показаний. А подтасовка и преувеличение фактов в ходе следствия позволяли ему на суде требовать самого жесткого приговора для подсудимых. Не одни революционеры оставили воспоминания о прокуроре Стрельникове. Негативно высказывались о его действиях и его коллега, руководитель Киевского губернского жандармского управления В. Д. Новицкий, и его знакомый, либеральный профессор права Ф. А. Кистяковский, что дает основание доверять свидетельствам революционеров. Идея устроить покушение на В. С. Стрельникова принадлежала народоволке Вере Фигнер. Она собрала сведения о жизни и повседневных маршрутах прокурора, затем в Одессу приехал один из исполнителей — Степан Халтурин, второго же пришлось ждать около двух месяцев, им стал Николай Желваков. План покушения разрабатывался Халтуриным, который проявлял явный авторитаризм при этом, не желая слушать аргументов против. Исполнителя сразу после покушения должны были увезти на пролетке, ожидавшей на соседней улице. 18 марта 1882 г. днем Желваков застрелил прокурора на Приморском бульваре. Привлеченная звуками выстрела толпа задержала обоих. Желваков на следствии вел себя стойко, объяснив лишь мотивы своего поступка, Халтурин же пытался отчасти оправдать себя, а накануне казни дал и вовсе полуоткровенные показания, вероятно, пытаясь отсрочить исполнение смертного приговора. Этот, хотя успешный, но плохо организованный террористический акт отразил состояние «Народной воли» через год после цареубийства. Ключевые слова: В. С. Стрельников, «Народная воля», Степан Халтурин, Николай Желваков, терроризм. © Барабанова М. А., 2022. Исследование выполнено при поддержке Междисциплинарной научно-образовательной школы Московского университета «Сохранение мирового культурно-исторического наследия». * 65 Исследования Образовавшаяся в 1879 г. «Народная воля» своей главной задачей ставила свержение самодержавия в России и передачу власти демократически избранному Учредительному собранию. Предполагались передача собственности на землю крестьянским общинам, постоянное народное представительство, широкое местное самоуправление, введение демократических свобод. Самодержавие должно было быть свергнуто путем восстания под руководством «Народной воли» в крупных городах. Для его подготовки предполагалось завоевать симпатии и доверие разных слоев общества. А накануне восстания необходимо было провести целую серию терактов против наиболее одиозных государственных деятелей. Это должно было не только дезорганизовать власть, но и доказать обществу, что бороться с правительством — реально1. Ненависть к некоторым высоким государственным чиновникам двигала революционными народниками и раньше. Так, в 1878 г. Вера Засулич стреляла в петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова, Валериан Осинский покушался на прокурора Киевской судебной палаты М. М. Котляревского, Григорий Попко заколол кинжалом начальника Киевского губернского жандармского управления Г. Э. Гейкинга, Сергей Кравчинский убил главу III Отделения Н. В. Мезенцова, в 1879 г. Григорий Гольденберг застрелил харьковского генерал-губернатора князя Д. Н. Кропоткина, а Леон Мирский стрелял в нового начальника III Отделения А. Р. Дрентельна. Затем эта тенденция прерывается полосой терактов против императора как «главного столпа реакции»2. Смерть Александра II представлялась сигналом для бурного общественного подъема в стране, запуганное же террором правительство, по мысли революционеров, должно было согласиться на уступки. Однако ожидания революционеров ни 1 марта 1881 г., ни в более позднее время не оправдались. С марта 1881 г. традиционно отсчитывается новый, кризисный, как его определяют исследователи, период в истории организации. При этом сами революционеры в своем официальном органе не демонстрируют каких-либо кризисных ощущений. В № 8-9 газеты «Народная воля» от 5 февраля 1882 г. радикалы помещают статью со словами: «Как и прежде, мы будем дезорганизовывать правительственную силу везде, где это окажется нужным»3. Одновременно, несмотря на внешнюю непоколебимость партии, за прошедший с 1 марта год ряды ее заметно поредели. Из 28 основоположников «Народной воли» на свободе оставалось только шесть человек: Вера Фигнер, Анна Корба, Мария Ошанина, Михаил Грачевский, Савелий Златопольский и Лев Тихомиров. Остро не хватало людей и средств4. Повальные послемартовские аресты буквально вытеснили ИК из Петербурга, его членам пришлось переселиться в Москву. В этой обстановке принимается решение о новом террористическом предприятии. Целью народовольцев стал генерал-прокурор Киевского военно-окружного суда Василий Степанович Стрельников. См.: Литература социально-революционной партии «Народной воли». [Б.м.], 1905. С. 163–165, 868–869. 2 Там же. С. 168. 3 Там же. С. 495. 4 См., напр.: Тихомиров Л. А. Тени прошлого. М., 2000. С. 288–289; Фигнер В. Н. Запечатленный труд. М., 1964. Т. 1. С. 302–306. 1 66 М. А. Барабанова. Террор как тактика в годы кризиса «Народной воли»... Этот сюжет практически не затрагивался исследователями. В работах, как освещающих этот период существования «Народной воли»5, так и посвященных исполнителям — Степану Халтурину и Николаю Желвакову6, — покушение описывалось в целом отрывочно, некритично и зачастую на основании только опубликованных материалов. А самому военному прокурору Стрельникову как очевидному врагу революционеров и их стремлений почти совсем не уделялось внимания. О ранней биографии Стрельникова практически ничего неизвестно. Народоволка Фанни Морейнис оставила такой портрет прокурора: «Высокий, худой, очень прямой (точно аршин проглотил) с пергаментным лицом, широкий рот с очень тонкими губами, серенькие бачки около ушей, серые, торчащие бобриком волосы, черные, пронизывающие, колючие глаза»7. Стрельников руководил дознаниями по политическим делам и выступал на киевских процессах (процессы Валериана Осинского, Михаила Попова, «киевских бунтарей» и др.)8, закончившихся казнями. Известный профессор права и либерал Ф. А. Кистяковский оставил немало дневниковых заметок о Стрельникове за период с 1876 по 1882 г., по которым можно не только проследить подробности работы военного прокурора, но и эволюцию отношения самого Кистяковского к нему. Так, если в 1876 г. он называет Стрельникова человеком «с известными достоинствами, дельным и опытным юристом»9, то уже в 1879 г., по мере того как Стрельников сделал себе имя на политических процессах, Кистяковский пишет о нем совершенно по-иному: «…большой охотник до смертных казней, чиновник до мозгов костей. <…> он оказался самой средней руки часовой, пошловатеньким общественным деятелем да и малообразованным юристом. Язык хорошо повешен, как и подобает прокурору»10. Конечно, Кистяковского трудно заподозрить в симпатии к революционерам и их методам. Судя по дневнику, в Стрельникове его возмущали в первую очередь непрофессионализм и излишняя жестокость. Так, на процессе по делу террористов Валериана Осинского, Иннокентия Волошенко, Людвига Бранднера и др. Стрельников «позволял себе неприличные выходки», «произносил просто брань», «брался обличать социализм. Таскал выдержки из посторонних процессов, из разных запрещенных изданий», словом, вел себя недостойно11. 5 Богучарский [Яковлев] В. Я. Из истории политической борьбы в 70–80-х годах XIX века. Партия «Народной Воли»: Ее происхождение, судьбы и гибель. М., 1912; Волк С. С. Народная воля. СПб., 1966; Левицкий В. [Цедербаум В. О.] Партия «Народная воля». Возникновение. Борьба. Гибель. М.; Л., 1928; Троицкий Н. А. Безумство храбрых: Русские революционеры и карательная политика царизма. 1866–1882 гг. М., 1978. 6 Желвакова И. А. Он успел стать только героем // Факел. 1990: историко-революционный альманах. М., 1990. С. 94–110; Полевой Ю. З. Степан Халтурин. М., 1979; Сергеев В. Пропагандист с динамитом: Правда и миф о Степане Халтурине. Киров, 2005; Сидоров Н. А. Степан Николаевич Халтурин. М., 1931; Соболев В. А. Степан Халтурин. Киров, 1973; Стеклов Ю. М. Степан Халтурин (1856–1882). Вятка, 1923. 7 Деятели СССР и революционного движения России. М., 1989. С. 165, стб. 301. 8 Троицкий Н. А. Указ. соч. С. 189. 9 Кiстякiвский О. Ф. Щоденник (1874–1885). Киiв, 1994. Т. 1. С. 115. 10 Там же. С. 510. 11 Там же. 67 Исследования Жестокость Стрельникова проявилась в требовании смертного приговора всем сколько-нибудь причастным к революционному движению. Именно он настаивал на смертном приговоре И. Розовскому и М. Лозинскому, которые были виновны лишь в хранении нелегальной литературы12. Наконец, весьма показательны материалы дневника Кистяковского в отношении Дмитрия Лизогуба, казненного только за принадлежность к революционному сообществу13: «Стрельников соглашался со мною, что Лизогуб не заслуживал смертной казни»14. Поражал Кистяковского и взгляд военного прокурора на революционеров. Стрельников доказывал, что все они «мазурики (т. е. плуты. — М. Б.), что в них ничего политического нет, что это просто люди, жившие и живущие на счет чужого кармана, воры, мошенники, подделыватели ложных документов»15. Сам Кистяковский делал из этих слов один вывод о прокуроре: он либо подл, либо слишком глуп и наивен, что «не в состоянии разглядеть природы явлений»16. Однако жестокость прокурора, очевидно, казалась разумной в Петербурге, так как после 1 марта 1881 г. карьера Стрельникова устремилась вверх. По распоряжению министра внутренних дел графа Н. П. Игнатьева для Стрельникова была разработана особая инструкция, которая возлагала на него производство дознаний по делам о государственных преступлениях и деятельности тайных социально-революционных сообществ в областях, подчиненных Киевскому, Подольскому, Волынскому и временному Одесскому генерал-губернаторам, при этом все жандармские управления обязаны были оказывать ему содействие. Кроме того, Стрельников получал право расширять свою власть и на другие местности России. В подчинение Стрельникову попадали все представители губернских жандармских управлений и чины общей полиции. Целью всей работы на этой должности провозглашалось не только искоренение крамольного движения, но и установление его причин17. Методы работы Стрельникова нашли отражение в многочисленном мемуарном наследии революционеров. Но насколько мы можем доверять этим источникам? Ведь представители власти для любого революционера враги, все это не может не найти соответствующего отражения в источниках. Очевидно, нужны свидетельства лиц «менее заинтересованных». Так, кроме уже приведенных характеристик профессора Кистяковского, существует секретное донесение начальника Киевского губернского жандармского управления полковника В. Д. Новицкого, которое он составил вскоре после гибели прокурора. Новицкий пишет о методах работы Стрельникова, которые и представляет главной причиной его убийства. «Арестанту Геккеру на допросе генерал Стрельников сказал, что за неоткровенность в его показаниях, он уничтожит не только его, Геккера, но и его семейство, Геккер по возвращении в тюрьму, громогласно об этом говорил заТроицкий Н. А. Указ. соч. С. 195. Там же. 14 Кiстякiвский О. Ф. Указ. соч. С. 511. 15 Там же. С. 510. 16 Там же. 17 Седой [Дрей М. И.]. Из архивных раскопок. Миссия Стрельникова // Каторга и ссылка. 1924. № 2. С. 58–60. 12 13 68 М. А. Барабанова. Террор как тактика в годы кризиса «Народной воли»... ключенным, добавив, что… какая бы участь его не постигла, он никогда не простит генералу Стрельникову, что он трогает его семейство, ни в чем не повинное. Находящийся в распоряжении генерала Стрельникова товарищ его, Лелеко, говорил… что генерал Стрельников с пеною во рту производил допрос, в резкой и обидчивой форме <...> При допросе Владимира Бычкова, генерал Стрельников, выругав его, добавил: “Вы все, сукины сыны, я вас повешу”; Бычков, упав на стул, спустя некоторое время сказал, что после этого он просит его более не допрашивать <…> Арестант Пирошенко заявлял, что генерал Стрельников, схватив его за горло, сдавив, при чем добавлял, что он получит от него веревку»18. Эти сведения дополняются целой россыпью народовольческих мемуаров и других материалов. В найденной в январе 1882 г. во время прогулки политических арестантов Киевского тюремного замка записке Бычкова с призывом к товарищам устроить беспорядки прокурор и его методы работы характеризуются так: «Полусумасшедший, помешанный на “клубах”, “планах”, “попытках” Стрельн[иков] распоряжается нашей судьбой, как ему угодно; и даже протестовать не смей — а то обещается избить, и эту угрозу говорит прямо, не стесняясь, а либерал товарищ прокурора Кучуков только ухмыляется да добавляет, что, де, наш солдат к “нежному обхождению не приучен”… А вот все эти обвинения, которые он тычет, что они значат при руководстве “законами” — ведь здесь все слова, — без доказательств, без фактов»19. Упомянутая Фанни Морейнис вспоминала: «Стрельников дал нам свидание в своем присутствии, но предупредил дядю, что если он меня не убедит во всем признаться, то меня повесят. Дядя плакал, умолял сказать всю правду, а Стрельников колол меня своим пронизывающим взглядом. Это было мучительное свидание»20. Прокурор картинно изображал, как «[Василий] Иванов будет на виселице высовывать язык и хрипеть! При этом Стрельников сам высовывал язык и хрипел!! Бывали случаи, когда при таком драматическом искусстве генерала дамы, родственницы заключенных, падали в обморок <…> [он приказывал] воздвигать эшафот перед окном камеры Иванова!»21. Подобное поведение прокурор позволял себе и на заседаниях суда. Владимир Дебогорий-Мокриевич вспоминал, что Стрельников «с особой ненавистью относился к Осинскому и на суде, требуя для него смертной казни, дошел до того, что, обхватив пальцами свою шею, воскликнул: “Вот чего заслуживает господин Осинский!”»22. Вера Фигнер писала в воспоминаниях: «Захваченным предъявлялись самые тяжкие обвинения, <…> другим объявлялось напрямик, что их не выпустят из тюрьмы, пока они не покажут того-то, или не подтвердят придуманного. Когда арестованные отказывались давать показания, то гневу Стрельникова не было пределов, он положительно кричал на них и заявлял: “На коленях потом будете просить, чтоб я позволил дать показания — и я не позволю!”»23. ГА РФ. Ф. 102. Оп. 78. Д. 783. Л. 5, 5 об., 8 об. Там же. Оп. 180. 7 ДП. 1883. Д. 37. Т. 1. Л. 80 об. 20 Деятели СССР и революционного движения России.С. 165, стб. 302. 21 Спандони А. Страница из воспоминаний // Былое. 1906. № 5. С. 26. 22 [Дебогорий-Мокриевич В. К.] Воспоминания Вл. Дебогория-Мокриевича. СПб., 1906. С. 406. 23 ГА РФ. Ф.102. Оп. 181. 7 ДП. 1884. Д. 747 ч. 4. Л. 130. 18 19 69 Исследования Тот же Новицкий рассказывает о фактах жестокости Стрельникова не только на допросе, но и при содержании подследственного в тюрьме. Желая прекратить переговоры между арестантами соседних камер через оконные проемы, Стрельников приказал прибить к окнам железные щиты. Разумеется, в камерах воцарилась темнота, а цель достигнута не была: разговор, благодаря отражению звука, сделался еще более громким. Сам Новицкий справедливо оценивал эту меру как инквизиционную24. Столь же инквизиционный случай находим в письме, написанном упоминавшимся Бычковым из тюрьмы: «…объявляют [Леониду] Жебуневу, что его могут выпустить на поруки, что нужен залог в тысячу рублей, что пусть он достанет и будет свободен… тот конечно принялся хлопотать, шлет письма, телеграммы, сам находится в лихорадочно-возбужденном состоянии в ожидании свободы — совершенно надеется быть выпущенным, так как объявлено категорически, деньги будут достаны… словом, находится в самом ужасном состоянии, ожидая, что вот-вот выйдут и скажут: свобода… Ответа нет как нет <…> он похудел, пожелтел, растерян неделю — но приезжает мать на свидание, говорит, что она была у прокурора, везла ему залог, но тот ответил, что никто Жебуневу о поруках, о залоге не говорил, что это он сам выдумал <...>, словом, он его не выпустит»25. Полковник Новицкий, зная о подобных фактах, в своем донесении рекомендовал как можно скорее завершить начатое Стрельниковым следственное дело административными ссылками, опасаясь, «что на суде многие, многие арестанты заявят такие факты обращения с ними, которые могут быть невыгодны и нежелательны в смысле предания их хотя некоторой гласности»26. Итак, при производстве дознания Стрельников использовал метод унижения и запугивания подследственного, что должно было заставить последнего быть максимально откровенным. Кистяковский отмечал в дневнике, что прокурор «собирал показания разнообразных наговорщиков и лжесвидетелей. К таким наговорщикам принадлежал несчастный Богословский, который с веревкой на шее показывал все, что Стрельникову было угодно»27. Работал ли этот метод? Из приведенных отрывков воспоминаний видно, что стойкие радикалы на допросе у Стрельникова вели себя мужественно, но, конечно, находились и такие, как, например, Иван Саранчов. По всей видимости, запуганный Стрельниковым, он дал достаточно обширные показания, оговорив многих товарищей28. По словам Михаила Дрея, прокурор «умел действовать только нажимом, а там, где нажим не помогал, он был совершенно бессилен что-нибудь сделать»29. Следует добавить, что все-таки о бессилии Стрельникова говорить не приходится. Если не помогало запугивание, то прокурор переходил к подтасовке фактов удобным ему образом, не стесняясь никакой ложью30. Так, на процессе 1883 г. в Одессе (уже после убийства Стрельникова) свидетели «категорически заявляли ГА РФ. Ф. 102. Оп. 78. 3 ДП. 1882. Д. 983. Л. 1–2 об., 7. Там же. Ф. Р 5881. Оп. 1. Д. 250. Л. 73–73 об. 26 Там же. Ф. 102. Оп. 78. 3 ДП. 1882. Д. 983. Л. 9. 27 Кiстякiвский О. Ф. Щоденник (1874–1885). Киiв, 1995. Т. 2. С. 297. 28 РГВИА. Ф. 1351. Оп. 1. Д. 5601. 29 Деятели СССР и революционного движения России. С. 85, стб. 141. 30 Там же. С. 241, стб. 454. 24 25 70 М. А. Барабанова. Террор как тактика в годы кризиса «Народной воли»... судьям, что они вовсе не показывали того, что записано от их имени в протоколах допроса. А те факты, о которых они говорили Стрельникову, по их мнению, извращены и выставлены в ложной окраске: – Хотя показания и подписаны нами, но это происходило против нашей воли, — объясняли свидетели. — Нас генерал держал в тюрьме, грозил каторгой, виселицей и таким образом заставлял подписывать то, что он, по своему усмотрению, заносил в протокол»31. «Квартирная хозяйка одного рабочего якобы показала на допросе, что каждую субботу у ее квартиранта собирались революционеры и обсуждали, как разрушить существующий государственный строй. На суде же эта свидетельница, старая полуграмотная женщина, только глазами хлопала, слушая прочитанное ее прежнее показание. Она даже не могла понять тех выражений, которые вписал в показание своей рукой Стрельников. – Ничего этого я, господа милосердные судьи, не понимаю. Генерал писал, писал, затем велел подписать, я и подписала»32. Таким образом, еще одним приемом работы прокурора было извращение фактов, их преувеличение. Словом, Стрельников делал все, чтобы привлечь к суду как можно больше радикалов и требовать для них как можно более серьезный приговор. Особым поведением Стрельников отличался и в ходе судебных заседаний. Дебогорий-Мокриевич оставил такую характерную заметку об обвинительной речи прокурора: «…он выпил очень много воды, так как кричал до сипоты в горле»33. Михаил Попов вспоминал, как на процессе его защитник Бельский начал свою речь такими словами: «Я в своей речи буду касаться только юридической стороны дела, что же касается политических взглядов клиента, то это все дело предоставляю г. Попову <…> Стрельников срывается со своего места и набрасывается на защитника со словами: “А вы что, предварительно беседовали с подсудимым Поповым о его политических взглядах, — что же вы не сообщаете суду, что они вам понравились?”»34. Очевидно, что при таких подходах защита должна была трепетать перед грозным прокурором. На этот факт указывал и Дебогорий-Мокриевич: когда перед судом ему с товарищами сообщили, что пригласить петербургских адвокатов они не могут, а должны пользоваться услугами исключительно «местных, прикомандированных к киевскому военноокружному суду, то есть лиц, если не подчиненных, то, во всяком случае, зависимых от нашего обвинителя, Стрельникова», то все они были вынуждены вовсе отказаться от защиты35. Ф. А. Кистяковский писал в дневнике прямо: «Слуцкий — председатель военно-окружного суда <…> спешит из низких расчетов службы удовлетворить кровожадным инстинктам Стрельникова, у которого он в полном послушании»36. Надин П. Стрельниковский процесс 1883 года в Одессе // Былое. 1906. № 4. С. 92. Там же. 33 [Дебогорий-Мокриевич В. К.] Указ. соч. С. 395. 34 Попов М. Р. Записки землевольца. М., 1933. С. 303. 35 [Дебогорий-Мокриевич В. К.] Указ. соч. С. 393. 36 Кiстякiвский О. Ф. Щоденник (1874–1885). Т. 2. С. 87. 31 32 71 Исследования Современный исследователь А. В. Мамонов в своей рецензии сомневается в таком взгляде на Стрельникова, ведь «приговоры выносил все же не прокурор, а суд, после чего они утверждались генерал-губернатором»37. С формальноюридической точки зрения это так. Но приведенные материалы показывают, что Стрельников имел достаточно серьезное влияние на суд. К тому же сам по себе факт продвижения Стрельникова с его подходами по карьерной лестнице, превращение его в 1881 г. в фактически диктатора по политическим делам Юга России, уже говорил о том, какая линия поведения с революционерами желательна власти. Раз власть приветствовала всевозможные натяжки и жесткости в приговорах по делам, которые Стрельников вел прежде, значит, этот подход приветствуется и в новых условиях, после 1 марта 1881 г. Таким образом, Стрельников предстает человеком, искренне преданным самодержавной власти, не останавливающимся ни перед чем, чтобы «убить наповал всю эту партию»38. Прокурор применял запугивания, унижения, прямой подлог и все свое влияние на суд, чтобы присудить обвиняемых к возможно более жесткому приговору. Так Стрельников снискал себе ненависть не только своих прямых противников — революционеров. Его критиковали за жестокость и люди с более умеренной политической позицией, даже внутри органов политического сыска у Стрельникова имелась вполне определенная негативная репутация. Сама идея совершить покушение на Стрельникова возникает у Фигнер, когда она, спасаясь от массовых арестов весны 1881 г., уезжает из Петербурга на юг. В октябре39 1881 г., приехав в Москву, она «передала Комитету общий говор и жалобы на Стрельникова и со стороны обвиняемых, и со стороны их родных. <…> своими действиями Стрельников дискредитировал престиж партии, смешивая социалистов с грязью, выставляя их как шайку уголовных преступников»40. Так революционерка поставила вопрос о покушении на прокурора. Сама организация покушения на Стрельникова была вполне типичной для революционеров: слежка для установления обычных маршрутов, а затем убийство теми средствами, которые окажутся удобными в конкретных условиях. Фигнер вернулась в Одессу, именно здесь было решено совершить убийство, в отличие от Киева, здесь было легко собрать все сведения об образе жизни прокурора41. Элементарные правила конспирации не позволили бы революционерке выслеживать прокурора в одиночку, должна была быть хоть небольшая группа членов местной народовольческой организации, помогавшая ей. Известно, что среди них были Михаил Дрей и Василий Георгиевский42. Фигнер вспоминала, что уехала в Одессу в декабре и уже через две недели собрала все нужные данные. Оставалось дождаться исполнителей. 31-го числа приехал только один из них — Степан Халтурин. 37 Мамонов А. В. Мемуары профессора пореформенного времени // Российская история. 2017. № 5. С. 205. 38 Слова Стрельникова в передаче Кистяковского (Кiстякiвский О. Ф. Указ. соч. Т. 1. С. 510). 39 Фигнер уточняет в показаниях: ГА РФ. Ф. 102. Оп. 181. 7 ДП. 1884. Д. 747 ч. 4. Л. 130. 40 Фигнер В. Н. Указ. соч. С. 322–323. 41 Там же. С. 323. 42 ОР ИМЛИ. Ф. 28. О. 3. Д. 468. Л. 15. 72 М. А. Барабанова. Террор как тактика в годы кризиса «Народной воли»... После устроенного им взрыва в Зимнем дворце 5 февраля 1880 г. Халтурин был введен в Исполнительный комитет. В послепервомартовский период Халтурин полагал, что партии необходимо продолжать террористическую борьбу, в которой он и желал участвовать43. Потому он сам вызвался быть исполнителем покушения на Стрельникова44. Впрочем, ИК потребовал, чтобы революционер не принимал личного участия в теракте, «лишь способствуя его совершению»45. Фигнер вспоминала: «Я передала ему для проверки все <…> место жительства, часы и условия приема посетителей, время и место обеда, часы прогулки и посещения казармы № 5, куда он ездил для допросов, некоторые улицы, по которым он ходил, дома, в которых он бывал»46. Было решено совершить убийство во время послеобеденной прогулки Стрельникова около пяти часов вечера, стрелять в упор и бежать с места преступления в специально приобретенном экипаже. Время шло, однако второй исполнитель никак не являлся, Стрельников успел уехать в Киев, а обратно в Одессу он приехал только в середине февраля. Видимо, это ожидание угнетало Халтурина. Фигнер вспоминала, что он часто выходил из себя от нетерпения и несколько раз даже порывался ехать в Киев и убить генерала там47. Любопытные штрихи к настроению Халтурина в это время находим в показаниях рабочего, с которым он виделся тогда в Одессе (нарушая элементарные правила конспирации, к слову): народоволец пребывал в подавленном состоянии, «говорил, что ему тяжело, что его гнетет жизнь, что иногда он готов пустить себе пулю в лоб»48. Похожее свидетельство приводил в воспоминаниях Яков Стефанович: в конце 1881 г. «он чувствовал себя угнетенно; больной (у него по всем признакам была чахотка), он не хотел, однако, ехать отдохнуть за границу, к чему я всячески старался его склонить. Он соглашался сделать это лишь после убийства Стрельникова, если ему посчастливится при этом не погибнуть»49. Достоверных сведений о причинах такого состояния духа Халтурина нет, но по косвенным данным можно предполагать, что народоволец чувствовал смятение после 1 марта, когда не произошло народного восстания, ведь это поставило под сомнение то, ради чего рисковали жизнью, годами жили на нелегальном положении не только он сам, но и его товарищи. Вероятно, приводившееся выше свидетельство о том, что Халтурин настаивал на продолжении партией террористической деятельности, можно истолковать как стремление в некотором роде взять реванш, доказать действенность террористического метода. Первоначально напарником Халтурина должен был стать студент Георгий Гребенчо, он условился обо всем с Халтуриным, но по пути на юг был аресто43 Волков Н. [Майнов И. И.] Народовольческая пропаганда среди московских рабочих в 1881 году // Былое. 1906. № 2. С. 181–182. 44 ГА РФ. Ф. 533. Оп. 1. Д. 1386. Л. 38. 45 Там же. Л. 38–39. 46 Фигнер В. Н. Указ. соч. С. 324. 47 Там же. 48 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 179. 7 ДП. 1882. Д. 191б. Л. 55 об. 49 Стефанович Я. Дневник карийца. СПб., 1906. С. 75–76. 73 Исследования ван50. Любопытно, что товарищ Халтурина по рабочей организации Иван Майнов вспоминал, что и его направляли в Одессу, но делу помешал арест51. Вот только случилось это 9 августа, когда, видимо, еще не было принято решение о теракте. Вероятно, мемуарист ошибается. Анна Корба же писала, что еще осенью с Халтуриным познакомили Николая Желвакова, давно желавшего участвовать именно в теракте. Они понравились друг другу52. Любопытно, что Желваков был товарищем Гребенчо и даже жил с ним на одной квартире53. Итак, предполагаемого напарника Халтурина арестовывают, поэтому второй исполнитель — Желваков — оказывается в Одессе только 15 (или 16) марта, буквально за несколько дней до покушения. Корба вспоминала, как познакомилась с Желваковым: «Первые его слова были: “3-го апреля я был на Семеновском плацу; я видел казнь первомартовцев от начала и до конца”. “Зачем вы трепали свои нервы,” — сказала я <…> “Это было не напрасно <…> ничего другого в тот момент я не мог сделать <…> Тогда же на площади я дал себе самому клятву умереть, как они умерли, совершив террористический акт, который послужит к подрыву самодержавия”»54. Такое настроение Желвакова обнаруживает и его «Дневник озлоблен[ного] человека», опубликованный С. Н. Валком. Содержащий всего пять записей, он раскрывает настроение его автора в дни перед покушением. Историк И. А. Желвакова, двоюродная внучка революционера, писала: «…в нем обнаженная открытость человека, страстно любящего жизнь и уже приуготовившего себя к гибели»55. В «Дневнике…» Желваков писал: «Я не верю в духовный мир, не зависящий от материи, я не верю в цель существования человека и в то же время мне не хочется кончить свою жизнь так, бесполезно! Мне хочется умереть на пользу этих муравьев-людей, на пользу этого муравейника, который я подчас презираю…56». Эта запись датирована 14 марта. В таком настроении, по всей видимости, Желваков пойдет на теракт. В некрологе неизвестного автора, также опубликованном Валком, содержатся сведения о том, что при подготовке теракта «Желваков выказал много сообразительности и организаторский талант. Главную роль он не уступал никому и настоял на своем. Он отвергал необходимость в экипаже и говорил, что даже легче спастись без него, но мнение Халтурина, столь же упорного, как и земляк его57, одержало верх»58. Учитывая то, как поздно Желваков приехал в Одессу, приходится Загорский К. Я. В 1881–1882 гг. (Воспоминания) // Каторга и ссылка. 1931. № 3. С. 167. Деятели СССР и революционного движения России. С. 135, стб. 241. 52 Прибылева-Корба А. П. «Народная воля». Воспоминания о 1870 — 1880-х гг. М., 1926. С. 86. 53 Загорский К. Я. Указ. соч. С. 172. 54 Прибылева-Корба А. П. Указ. соч. С. 84. 55 Желвакова И. А. Он успел стать только героем // Факел. 1990: историко-революционный альманах. М., 1990. С. 107. 56 Валк С. Неизданный некролог Н. А. Желвакова // Каторга и ссылка. 1929. № 12. С. 179. 57 И Халтурин, и Желваков были уроженцами г. Вятки (ныне Киров). 58 Там же. С. 177. 50 51 74 М. А. Барабанова. Террор как тактика в годы кризиса «Народной воли»... усомниться, что он успел в полной мере поучаствовать в непосредственной разработке плана покушения. 16 марта Халтурин, при посредстве случайно встреченного им59 маклера Ивана Барбашева, купил у крестьянина Василия Салантьева лошадь серой масти за 215 руб.60, а на следующий день им же были приобретены дрожки у крестьянина Федосия Баранова61. Один из свидетелей показывал, что в эти дни с Халтуриным был еще господин «небольшого роста, черноватый, с маленькой бородкой»62. Это был Михаил Клименко. Он был помощником в организации покушения. Однако следствию долго не удавалось разыскать его. Народоволец был арестован только в ночь с 4 на 5 июня 1882 г.63 И спустя почти месяц, 30 июня, становится известно, что приметы Клименко очень схожи «с приметами скрывшегося из Одессы третьего участника убийства генерала Стрельникова»64. Свидетели подтвердили, что именно его они видели с Халтуриным при покупке ими лошади65. Только 28 сентября, спустя еще три месяца, «заговорил» сам Клименко: по приезде в Одессу он познакомился с Еленой Ивановной (партийный псевдоним Фигнер), которая свела его с Халтуриным. Именно он поставил Клименко в известность о готовящемся теракте66. 18 марта, около четырех часов пополудни генерал-майор Стрельников вышел на Николаевский бульвар прогуляться. На крайней боковой аллее он сел на скамейку, обращенную к морю. В шестом часу вечера на бульваре раздался выстрел — генерал-майор был убит Николаем Желваковым выстрелом из револьвера в затылок67 с расстояния не более трех шагов68. Дальнейшие события произошли, по всей вероятности, не более, чем за 10 минут. Убийца бросился бежать вниз по насыпи к приморской улице, к нему навстречу в пролетке спешил Халтурин. Когда Желваков поравнялся с пролеткой и вскочил в нее, сесть хорошенько ему не удалось — только полулежа. В этот момент, привлеченный выстрелом и криками толпы «Держи! Лови!», шедший мимо Ерофей Коврига успел схватить Желвакова за левую руку, стащить с пролетки и связать ему руки ремнем69. Убийца не сопротивлялся. Причины его такого поведения, как представляется, можно видеть в самом настроении Желвакова, описанном выше. Халтурин же, видя, что товарищу уже не помочь, попытался спастись: он проскакал еще несколько метров, а затем соскочил с пролетки и бросился бежать. Упав вскоре от изнурения, Халтурин попытался вырваться из окружавшей РГВИА. Ф. 1844. Оп. 1. Д. 6. Л. 29 об. Там же. Л. 27. 61 Там же. Л. 24. 62 Там же. Л. 28–28 об. 63 ГА РФ. Ф. 112. Оп. 1. Д. 528. Л. 164. 64 Там же. Л. 182 об. 65 Там же. Л. 236. 66 Там же. Л. 258 об. 67 РГВИА. Ф. 1844. Оп. 1. Д. 6. Л. 34. 68 Там же. Л. 31. 69 Там же. Л. 25–25 об. 59 60 75 Исследования его толпы, чтобы заставить ее расступиться, произвел несколько выстрелов из револьвера (причем был ранен один рабочий)70, но в то же мгновение его сильно ударили по руке и повалили на землю71. Все было кончено. Клименко позднее показывал, что «присутствовал при совершении казни (Стрельникова. — М. Б. ) и затем при задержании Халтурина и Желвакова. Пробыл в Одессе еще после того несколько дней, но, сообразив, что участие мое, — писал он, — в покупке лошади могло обнаружиться и, кроме того, зная, что после этого дела пойдут усиленные аресты и надзор полиции за всеми, а я жил по подложному паспорту, я счел нужным уехать»72. Материалы следствия позволяют установить и время его отъезда — 21 марта73. Поставленный в известность о случившемся император Александр III начертал на докладе: «Очень и очень сожалею о Стрельникове, это незаменимая потеря»74 и повелел судить схваченных убийц военным судом и повесить «без всяких отговорок»75.Сегодня имеется очень мало подробностей этого сюжета, видимо, потому, что из-за приказа Александра III следствие было произведено в крайне сжатые сроки. На страницах местных газет «Одесский вестник», «Одесский листок», «Ведомости одесского городского общественного управления» содержатся как многочисленные домыслы, не подтверждающиеся материалами следствия, так и любопытные штрихи о теракте. Например, в одном месте есть данные, что Желваков стрелял по толпе, что отчаянно защищался кинжалом, а генерал умер не сразу — только после перенесения в гостиницу (напомню, что выстрел был произведен в голову)76. Имеется указание, что будто за 20 минут до убийства террористы катались по бульвару в пролетке на очень большой скорости, чем привлекли внимание гулявшей там публики, а городовой даже сделал им предупреждение77. Это представляется сомнительным, ведь излишнее внимание могло просто помешать исполнению убийства. Еще одна деталь: после похорон Стрельникова его вдова попросила показать ей фотографии убийц, а затем указала на одного из них со словами: «Вот этот, вероятно, убил моего мужа». Этого юношу она часто видела в Киеве, постоянно расхаживавшим вблизи дома генерала78. Кого именно вдова генерала видела, Желвакова или Халтурина, в заметке не указано. По данным источников, ни один из них не занимался слежкой за генералом. Вероятно, вдова Стрельникова перепутала. Арестованные назвались Николаем Сергеевичем Косогорским и Константином Ивановичем Степановым (Желваков и Халтурин соответственно). Халтурин показывал, что не имел намерения ранить или убить кого-то — он стрелял в землю, но из-за особенностей системы устройства револьвера пуля пошла выше (РГВИА. Ф. 1844. Оп. 1. Д. 6. Л. 30.). 71 Там же. Л. 22–22 об. 72 ГА РФ. Ф. 112. Оп. 1. Д. 528. Л. 259. 73 Там же. Оп. 1. Д. 531. Л. 1235. 74 Там же. Ф. 102. Оп. 179. 7 ДП. 1882 г. Д. 191б. Л. 20–20 об. 75 Там же. Л. 9. 76 Одесский вестник. 1882. 19 (31) марта. № 62; Одесский листок. 1882. 19 (31) марта. № 62. 77 Там же. 21 марта (2 апр.). № 64. 78 Там же. 23 марта (4 апр.). № 65. 70 76 М. А. Барабанова. Террор как тактика в годы кризиса «Народной воли»... В своих показаниях от 19 марта Желваков откровенно признавал себя убийцей Стрельникова, но оговаривался, что виновным себя не считает, так как Стрельников был врагом партии, программу которой Желваков всецело разделял и к осуществлению целей которой стремился. Лично он убитого не знал, «но наслышался об ожесточенном преследовании им членов партии, которые попадали к нему для производства о них дознаний и суда, и это ожесточило в свою очередь и меня», — показывал Желваков79. Более никаких сведений о себе и о ком бы то ни было еще он не дал. Халтурин же в своих показаниях признал, что сочувствует исполнению приговора Исполнительного комитета и что не считает себя виноватым в убийстве Стрельникова, ведь он был причиной смертной казни и ссылки многих лиц. При этом он добавил: непосредственным убийцей он все же не является и вообще его участие в этом предприятии было случайным80. (Стоит напомнить, что Халтурин вообще тяготел к террористической борьбе и считал, что к ней организация должна прикладывать все силы81.) Он показывал, что Исполнительным комитетом ему было поручено создать рабочую организацию на юге, но в этом деле он натолкнулся на непреодолимое препятствие в лице Стрельникова, почему и просил комитет перевести его в другое место. Но комитет, якобы «года два с половиной тому назад» решивший устроить покушение на Стрельникова, поручил это дело ему82. Таким образом, Халтурин, сравнительно с Желваковым, пытался выгородить себя, снизить степень своей вовлеченности в дела партии и конкретно в покушение. Поведение это в целом кажется логичным: если Желвакову невозможно было откреститься от убийства, то Халтурин, как, видимо, ему казалось, имел, пусть призрачную, возможность смягчения приговора. В. Сергеев в недавней работе о Степане Халтурине ввел в оборот (правда, не прокомментировав) ранее не использовавшееся исследователями83 показание Халтурина от 22 марта, которое революционер дал уже после оглашения смертного приговора (вероятно, незадолго до казни)84. Среди прочего, Халтурин показывает, что в 1879 г. примкнул к «Черному переделу» и почти до конца 1881 г. занимался исключительно пропагандой85, а после развала «Черного передела» он чуть ли не вынужденно примкнул к «Народной воле». Все это, конечно, было неправдой. В. Сергеев совершенно справедливо пишет, что в глазах следствия это делало его непричастным к другим терактам народовольцев86. РГВИА. Ф. 1844. Оп. 1. Д. 6. Л. 31–31 об. Там же. Л. 29. 81 Фигнер В. Н. Указ. соч. С. 317. 82 РГВИА. Ф. 1844. Оп. 1. Д. 6. Л. 29–29 об. 83 Особо укажу на небольшую публикацию материалов следствия по этому делу, в том числе первых показаний обвиняемых, где об этом показании Халтурина даже не упоминается: Рубач А. М. Убийство ген. Стрельникова и казнь Халтурина и Желвакова // Летопись революции. 1924. № 2. С. 185–191. В словаре «Деятели революционного движения в России» об этом показании также не упоминается (ГА РФ. Ф. 533. Оп. 1. Д. 1386. Л. 41). 84 Сергеев В. Указ. соч. С. 135. 85 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 179. 7 ДП. 1882. Д. 191б. Л. 40. 86 Сергеев В. Указ. соч. 79 80 77 Исследования Далее Халтурин называет массу имен людей, с которыми имел или будто бы имел какие-либо отношения внутри организации. В основном это явно псевдонимы, но среди них есть и настоящие имена, например, был назван Моисей Попов (хотя он уже был арестован, информация о важности его фигуры могла ему навредить87), а также Вера Фигнер (Филиппова), не только партийный псевдоним которой — Елена Ивановна — он называет, но и которую признает в предъявленной ему фотографии (рассказывает следствию он и то, что ее деятельность распространялась на офицерство и студенчество, о чем полиция тогда еще не знала88). В 1923 г. Вера Фигнер в письме к П. Е. Щеголеву, по всей видимости, приславшему ей копию этого показания Халтурина, попыталась установить настоящие имена лиц, упоминаемых им. Так, под именем Николай Сергеевич (или он же Иван Петрович) Фигнер угадывает Михаила Клименко89 — Халтурин в показании дает портрет молодого человека небольшого роста, лет 26, шатена с небольшой бородой, который иногда надевал пенсне, а в 1874 г. был сослан в Сибирь и шел в одной партии с Юрковским90. Именно под влиянием этого Николая Сергеевича Халтурин будто бы вступил в «Народную волю», и именно он поручил ему следить за генералом Стрельниковым. В еврее с черной бородой Фигнер узнает Соломона Когана (он же Семенов), руководителя студенческой группы91. В человеке, объезжавшем юг России и пробывшем в Одессе несколько дней, она видит Михаила Грачевского92 («зачем Халтурин приплел его — непостижимо», — сокрушается революционерка93). Отрицает Фигнер и то, что познакомила Халтурина с Иваном Павловичем (Василием Георгиевским, одним из руководителей рабочей группы в Одессе): «После моего отъезда Халтурин мог знакомиться с этими и с др[угими] лицами, но при мне, на основании элементарных правил конспирации, лица по делам террористическим не должны были иметь сношений решительно ни с кем, непосредственно не связанным с данным террорис[тическим] актом»94. Мысль Халтурина, будто он приехал в Одессу по делам рабочей организации, Фигнер также опровергает: он приехал исключительно по стрельниковскому делу95. Информация о давно готовящемся партией покушении на жизнь графа Н. П. Игнатьева96 также не подтверждается ни одним источником. С подобными же вопросами к Фигнер в 1923 г. обращался и Н. С. Тютчев. Судя по содержанию письма, он посылал ей и остальные показания Халтурина97. ОР ИМЛИ. Ф. 28. Оп. 3. Д. 468. Л. 16 об. — 17. Там же. 89 Там же. Л. 17 об. 90 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 179. 7 ДП. 1882. Д. 191б. Л. 40 об. 91 ОР ИМЛИ. Ф. 28. Оп. 3. Д. 468. Л. 16. 92 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 179. 7 ДП. 1882. Д. 191б. Л. 43 об. 93 ОР ИМЛИ. Ф. 28. Оп. 3. Д. 468. Л. 16 об. 94 Там же. Л. 15. 95 Там же. 96 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 179. 7 ДП. 1882. Д. 191б. Л. 43 об. 97 ОР ИМЛИ. Ф. 28. Оп. 3. Д. 572. Л. 1 об. 87 88 78 М. А. Барабанова. Террор как тактика в годы кризиса «Народной воли»... В ответном письме революционерка, по сути, пересказывает Тютчеву содержание своего письма Щеголеву. Итак, после ареста и особенно после оглашения приговора Степан Халтурин вел себя не очень твердо: с одной стороны, он явно «набивает себе цену», демонстрирует следствию, что много знает и может оказаться полезным свидетелем, с другой — он не безрассудно выдает всех и вся, он не называет своего истинного положения в партии как члена Исполнительного комитета, не говорит и о своем прямом участии в покушении на Александра II в 1880 г. (в таком случае он точно не получил бы никакого смягчения приговора), наконец, не пишет прошений о помиловании, подобно Николаю Рысакову. А данные им показания вряд ли могли быть полезны в провинции, так как ставили больше вопросов, чем давали ответов. В письме Щеголеву Фигнер рассуждает о возможных причинах такого поведения Халтурина и предлагает следующее решение: «Или он хотел оглушить себя, делать хоть что-нибудь, чтобы не думать о предстоящем?»98 И с явной болью добавляет: «…это слишком жестоко думать о человеке, кот[орый] уже не может сказать своего слова»99. В письме Тютчеву она развивает свою мысль: «Должно быть, он был крайне потерян и неудачей, и приговором…»100. Халтурина и Желвакова повесили 22 марта во дворе одесской тюрьмы101 в пятом часу утра102. Соломон Коган передавал такие подробности о казни революционеров: Желваков «быстро взошел по ступенькам эшафота и пересчитал их: — “14, о как высоко!”, — сказал он. Сам надел петлю на шею и повис. Чахоточного больного Халтурина должны были поддерживать»103. Подобное поведение обоих революционеров объяснимо: Желваков, исходя из его дневниковых записей, приведенных выше, изначально понимал, что будет казнен как непосредственный убийца; Халтурин, вследствие его надежды на смягчение, к смерти оказался не готов. Фигнер, узнав детали поведения Халтурина во время казни, высказалась следующим образом: «Правда, он был болезненного сложения, худощавый, но совсем не такой больной, ч[то]б[ы] это оправдывало его физич[еское] состояние. Да против этого говорит и роль кучера, взятая им на себя»104. Коган в своей статье добавлял, что процедура казни проводилась не профессиональным палачом, а «добровольцем» из тюрьмы из-за спешки105. Корреспондент «Одесского листка» передавал, что казнь совершал осужденный в каторжные работы за убийство своего квартиранта арестант Боровицкий106. По словам Когана, этот палач долго возился с Халтуриным и затягивал петлю, что заставило Халтурина долго промучаться, прежде чем быть окончательно задушенным107. ОР ИМЛИ. Ф. 28. Оп. 3. Д. 468. Л. 18–18 об. Там же. 100 ОР ИМЛИ. Ф. 28. Оп. 3. Д. 572. Л. 1 об. 101 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 179. 7 ДП. 1882. Д. 191б. Л. 21. 102 Одесский листок. 1882. 23 марта (3 апр.). № 65. 103 [Коган С. М.] Из Одессы // На родине. 1883. № 3. С. 59. 104 ОР ИМЛИ. Ф. 28. Оп. 3. Д. 572. Л. 2. 105 [Коган С. М.] Из Одессы. С. 58. 106 Одесский листок. 1882. 23 марта (3 апр.). № 65. 107 [Коган С. М.] Из Одессы. С. 59. 98 99 79 Исследования Фанни Морейнис, тогда находящаяся в заключении в этой же тюрьме, вспоминала: «Халтурин и Желваков… были казнены на маленьком уединенном дворике, куда выходило окошечко моей башни. Виселицы были поставлены в стороне от моего окошечка, но вечером накануне казни я услышала, как пилят дерево и стучат топорами. Я спросила у часового, что это рубят. “Сегодня задавят преступников”, — ответил часовой. Всю ночь я кружилась по камере. Изнемогая от усталости и ужаса, я прилегла и заснула, но вскоре проснулась от звука барабанного боя… [он] означал приготовление к казни. На дворе рассветало. Какой ужасный рассвет! На мое счастье виселиц не видно было»108. На следующий день, 23 марта, арестованный рабочий Николай Биткин неожиданно дал показание, где с уверенностью указывал, что недавно казненный Степанов является тем самым лицом, «которое под именем Батышкова произвело взрыв в Зимнем дворце, в этом я убедился при личных с ним свиданиях, так как он не отрицал справедливости моего предположения, но о подробностях своего участия и своих сообщниках ничего не говорил»109. А уже 26 марта в донесении В. К. Плеве сообщалось, что при сличении фотографий не осталось никаких сомнений в том, что это одно и то же лицо110. Что стало причиной признательных показаний Биткина? Ответ на этот вопрос имеется в воспоминаниях П. Надина, передавшего слова Биткина: «Я знал, что мое открытие будет ударом для них. Знай они, что это Халтурин, они не скоро бы повесили его, а замучили бы»111. Спустя месяц следствию стало известно и настоящее имя Косогорского. После публикации в «Правительственном вестнике» об убийстве в Одессе генерал-майора Стрельникова, где было указано имя убийцы и его приметы, коллежский асессор Алексей Иванович Желваков сообщил вятскому полицмейстеру, что приметы указанного убийцы сходны с приметами его сына, а предъявленная ему фотография Косогорского убедила отца в правильности этой несчастной догадки112. Один из последних терактов народовольцев производит двойственное впечатление: с одной стороны, для партии он несомненно успешный — Стрельников был убит, с другой стороны, он поражает какой-то непродуманностью и поспешностью, несмотря на то что теракт тщательно готовился. По всей видимости, именно Халтурин был автором плана покушения; план этот как две капли воды походил на убийство Сергеем Кравчинским шефа жандармов генерала Н. В. Мезенцова в 1878 г. Но тогда, хотя подготовка к покушению длилась не более полумесяца, в нем участвовали шесть человек: три сигнальщика и три непосредственных участника (С. Кравчинский, А. Баранников и Адр. Михайлов). Кроме того, само покушение произошло приблизительно в 8.15 часов утра на Деятели СССР и революционного движения России. С. 165–166, стб. 302–303. ГА РФ. Ф. 102. Оп. 179. 7 ДП. 1882. Д. 191б. Л. 55. 110 Там же. Л. 53. Впрочем, имеются сведения, что в Петребурге уже было известно, что Степанов — это Халтурин. Его опознал по фотографии арестованный народоволец Яков Стефанович (см.: Лурье Л. Я., Рогинский А. Б. Неопубликованное письмо Я. В. Стефановича Л. Г. Дейчу // Ученые записки Тартуского гсоударственного университета. 1875. Вып. 369. 1875. С. 175). 111 Надин П. Стрельниковский процесс 1883 г. в Одессе // Былое. 1906. № 4. С. 89. 112 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 78. 3 ДП. 1882. Д. 423. Л. 1 об. –2. 108 109 80 М. А. Барабанова. Террор как тактика в годы кризиса «Народной воли»... углу Михайловской площади и Итальянской улицы в Петербурге — на открытом пространстве и в такое время дня, когда народу было еще немного113. Покушение же на Стрельникова произошло в середине дня в людном месте, а такой план бегства — в пролетке по приморской улице, — по сути, создал для революционеров ловушку, лишил их возможности маневрирования. Кроме того, более удачным оружием мог бы оказаться кинжал (кстати, использованный Кравчинским): шум выстрела привлек внимание не только гулявшей по бульвару публики, но и людей на ближайших улицах. Долгое бегство убийцы до пролетки под крики толпы еще более снизило шансы к спасению для народовольцев. Любопытно, что Клименко как одессит отверг этот план как негодный114, однако к его мнению Халтурин не прислушался. И Фигнер в своих показаниях говорила: «Я рекомендовала Халтурину поставить лошадь на бульвар близ городской думы или дворца генерал-губернатора <…> я до сих пор убеждена, что они имели бы все шансы на спасение, если бы последовали этому совету»115. Вообще настроение и поведение Халтурина при подготовке покушения и в короткое время следствия вызывает ощущение какого-то надрыва: острое желание как можно скорее исполнить задуманное привело к непроработанности деталей плана покушения и в конечном счете — к аресту исполнителей. Поражает и спешка: лошадь и повозка были приобретены буквально накануне покушения, а непосредственный исполнитель оказался в Одессе буквально за пару дней. Не до конца понятна и роль Клименко в организации покушения. Вероятно, все приготовления, касающиеся аренды пролетки и покупки лошади, должен был сделать именно он без посторонней помощи, так можно было бы запутать следствие. Но возможно, что и здесь Халтурин, вопреки правилам конспирации, настоял на своем. Приходится признать правоту Стефановича, назвавшего революционера «жертвой собственной славы»116: исполнитель столь громкого покушения на императора теперь пребывал в тяжелом моральном и физическом состоянии и взял на себя ношу не по силам. Таким образом, все предприятие отразило положение, в котором находилась «Народная воля» уже спустя год после 1 марта: еще не безвременье — многие члены Исполнительного комитета на свободе, — но уже ясно видна нехватка подходящих людей. Это ведет к тому, что второго исполнителя центр никак не может найти, и в итоге количество организаторов приходится признать недостаточным. Стоит отметить и явно авторитарную черту, проявившуюся в поведении Халтурина, не желавшего прислушаться к разумным рекомендациям товарищей. Все это, а также поспешность и невнимательность в приготовлениях неизбежно заставляют взглянуть на один из последних народовольческих терактов как на стремление заявить о себе, продемонстрировать, что партия все еще жива и не складывает оружия. Народовольцы продолжают использование прежней террористической тактики, еще не осознавая, как серьезно изменилось внутреннее положение организации после 1 марта. Деятели СССР и революционного движения в России. Указ. соч. С. 151, стб. 273–274. ГА РФ. Ф. 112. Оп. 1. Д. 528. Л. 258 об. 115 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 181. 7 ДП. 1884. Д. 747 ч. 4. Л. 133. 116 Стефанович Я. Указ. соч. С. 75. 113 114 81 Исследования Список литературы Богучарский [Яковлев] В. Я. Из истории политической борьбы в 70–80-х годах XIX века. Партия «Народной Воли»: Ее происхождение, судьбы и гибель. М., 1912. Волк С. С. Народная воля. СПб., 1966. Желвакова И. А. Он успел стать только героем // Факел. 1990: историко-революционный альманах. М., 1990. Левицкий В. [Цедербаум В. О.] Партия «Народная воля». Возникновение. Борьба. Гибель. М.; Л., 1928. Мамонов А. В. Мемуары профессора пореформенного времени // Российская история. 2017. № 5. Полевой Ю. З. Степан Халтурин. М., 1979. Рубач А. М. Убийство ген. Стрельникова и казнь Халтурина и Желвакова // Летопись революции. 1924. № 2. Сергеев В. Пропагандист с динамитом: Правда и миф о Степане Халтурине. Киров, 2005. Сидоров Н. А. Степан Николаевич Халтурин. М., 1931. Соболев В. А. Степан Халтурин. 1856–1882. Киров, 1973. Стеклов Ю. М. Степан Халтурин. 1856–1882. Вятка, 1923. Троицкий Н. А. Безумство храбрых. Русские революционеры и карательная политика царизма. 1866–1882 гг. М., 1978. Maria Barabanova, Candidate of Sciences in History, Teaching Assistant, Faculty of History, Lomonosov Moscow State University Moscow, Russia mariapankina92@ya.ru https://orcid.org/0000-0002-6439-4489 Vestnik Pravoslavnogo SviatoTikhonovskogo gumanitarnogo universiteta. Seriia II: Istoriia. Istoriia Russkoi Pravoslavnoi Tserkvi. 2022. Vol. 109. P. 65–83 DOI: 10.15382/sturII2022109.65-83 TERROR AS A TACTICS DURING THE CRISIS OF “NARODNAYA VOLYA”: ASSASSINATION OF GENERAL V. S. STREL′NIKOV 117 M. BARABANOVA Abstract: The revolutionary organisation Narodnaya Volya used terrorism as a method of disorganisation of state authorities. Apart from the emperor, the objects of terrorism were the most prominent state figures, among them General Vasiliy Strel′nikov, who was prosecutor at the military district court of Kiev. He loathed revolutionary youth and conducted massive searches and arrests. Strel′nikov intimidated them by death penalty, which made them give the testimonies he was interested in. Forging and manipulating facts allowed him to propose the most severe verdicts. Not only revolutionaries left * This research has been supported by the Interdisciplinary Scientific and Educational School of Moscow University «Preservation of the World Cultural and Historical Heritage». 82 М. А. Барабанова. Террор как тактика в годы кризиса «Народной воли»... memoirs about him. Negative remarks were also made by his colleague V. D. Novitsky, director of Kiev police department, and the liberal professor of law Fyodor Kistyakovsky. These remarks allow one to consider the revolutionaries’ memoirs trustworthy. It was the member of Narodnaya Volya Vera Figner who proposed the idea of assassinating Strelnikov. She collected data about everyday life and routes of the prosecutor; then one of the murderers, Stepan Khalturin arrived in Odessa. The second murderer arrived later, after two months, this was Nikolay Zhelvakov. The assassination plan was designed by Khalturin, who was authoritarian and did not want to listen to opposing opinions. The assassin was supposed to be taken away in a horse cab that had to wait in the neighbouring street. On 18 March 1882 Zhelvakov shot down the prosecutor in Primorsky Boulevard. Attracted by the sounds of shooting, the crowd got hold of the assassins. Zhelvakov behaved hardy during the trial and only explained his own motives, whereas Khalturin tried to excuse himself and before the execution gave halfsincere testimonies, probably trying to postpone the execution. This terrorism act was successful for the terrorists, but badly organised; it demonstrated the condition that the Narodnaya Volya was in after the year when Tsar was assassinated. Keywords: Vasiliy Strel′nikov, Narodnaya Volya, Stepan Khalturin, Nikolay Zhelvakov, terrorism. References Levitskii V. [Tsederbaum V.] (1928) Partiia “Narodnaia volia”. Vozniknovenie. Bor′ba. Gibel′. Moscow; Leningrad (in Russian). Mamonov A. (2017) “Memuary professora poreformennogo vremeni”. Rossiiskaia istoriia, 2017, no. 5 (in Russian). Polevoi Iu. (1979) Stepan Khalturin. Moscow (in Russian). Rubach A. (1924) “Ubiistvo gen. Strel′nikova i kazn′ Khalturina i Zhelvakova”. Letopis’ revoliutsii, 1924, no. 2 (in Russian). Sergeev V. (2005) Propagandist s dinamitom: Pravda i mif o Stepane Khalturine. Kirov (in Russian). Sidorov N. (1931) Stepan Nikolaevich Khalturin. Moscow (in Russian). Sobolev V. (1973) Stepan Khalturin. 1856–1882. Kirov (in Russian). Steklov Iu. (1923) Stepan Khalturin. 1856–1882. Vyatka (in Russian). Troitskii N. (1978) Bezumstvo khrabrykh. Russkie revoliutsionery i karatel’naia politika tsarizma. 1866–1882 gg. Moscow (in Russian). Volk S. (1966) Narodnaia volia. St. Petersburg (in Russian). Zhelvakova I. (1990) “On uspel stat’ tol’ko geroem”. Fakel. 1990: istoriko-revoliutsionnyi al’manakh. Moscow (in Russian). Статья поступила в редакцию 06.03.2022 The article was submitted 06.03.2022